Новая военная тревога (на этот раз, правда, на юге, на киевском направлении, что выглядит несколько странно и нелогично, – согласно наблюдениям А.И. Филюшкина, центр военной активности Русского государства на литовском направлении со времен Ивана III все время смещался к северо-западу[525]) прозвучала спустя несколько лет, в начале 30-х гг. Тогда Василий III завязал сношения с крымским ханом Саадет-Гиреем I и молдавским воеводой Петром Рарешем, у которых были свои счеты с Сигизмундом I, видимо рассчитывая вовлечь их в анти-литовскую коалицию[526]. Но реализовать свой замысел Василию III не довелось – как мы уже писали выше, осенью 1533 г. он внезапно занемог и вскоре скончался, а в последовавшей после его скоропостижной смерти политической неразберихе и борьбе за власть между боярскими кланами Москве было уже не до новой войны с Литвой. А вот в Вильно, пристально наблюдая за событиями, происходящими в русской столице, узнав о том, что Василий III умер, немало тому возрадовались, а еще больше там возрадовались, узнав о начавшихся политических неурядицах в Москве и о готовности московских бояр поставить друг друга на ножи (о чем мы писали в предыдущих главах). Малолетний Иван IV явно не справлялся со своими обязанностями верховного арбитра в хитроумных придворных интригах, и московский государственный корабль, оставшийся без руля и ветрил в бурном море, начало швырять из стороны в сторону. Литовская правящая верхушка не могла пропустить такой уникальный шанс взять реванш за многолетние унижения и разом вернуть утраченные в прежние десятилетия земли. Как результат, в августе 1534 г. Вильно развязывает новую войну, пятую по cчету в длинной череде русскопольско-литовских военных конфликтов, которая получила позднее название Стародубской и продлится до 1537 г.
Война началась с вторжения литовского войска на Северщину в конце августа 1534 г. По своему обыкновению, литовская военная машина чрезвычайно долго собиралась в поход, и пока ее ржавые, плохо пригнанные друг к другу колеса начали вращаться, в Москве успели принять необходимые меры и усилить группировку войск на наиболее угрожаемых направлениях – смоленском и северо-западном. Юго-западное направление оказалось прикрыто хуже, чем и воспользовался неприятель. Опустошив Северщину и взяв небольшой городок Радогощ, литовское воинство с полоном вернулось восвояси. Другая литовская рать подступила было к Смоленску, но была отражена. Считая, что задача выполнена, успех достигнут и устрашенная Москва, ослабевшая из-за внутренних распрей, вот-вот явится просить мира, король Сигизмунд I приказал своему гетману Ю. Радзивиллу распустить войско по домам, оставив лишь несколько тысяч ратников для гарнизонов в приграничных крепостях и городках.
Увы, расчеты на то, что московские бояре, потрясенные успешным литовским набегом на Северскую землю, запросят мира, оказались несбыточными. В Москве и не собирались мириться, и очень скоро Вильно представился случай убедиться в этом. Сперва, по сообщению псковского летописца «великого князя воеводы, псковскои наместник Дмитреа Воронцов, да лоуцкои намесник Иван Палецкой и иные воеводы с новгородцкою силою и псковскою ходиша под Полоцко и под Витебско и плениша землю Литовскоую на 300 верст»[527]. Судя по тому, что известия об этом походе есть только в Псковских летописях и никак не отражены в официальном летописании и разрядных книгах, видимо, есть основания согласиться с мнением М.М. Крома, писавшего об этом набеге как инициативе местных наместников и воевод (не стоит забывать об особом, полуавтономном статусе Новгорода и Пскова в составе Русского государства – В. П.)[528]. Осенью того же года и «союзник» Москвы «царевич» Ислам-Гирей, почувствовавший возможность поправить свои дела, совершил успешный набег на Подолию и Волынь, уведя в Крым множество пленных.
Эти походы стали своего рода прологом к большому зимнему походу 1534/35 г. В ответ на литовское вторжение во владения московского великого князя на Северщине и Смоленщине в сентябре 1534 г. Боярская дума приговорила, а ребенок – великий князь указал отправить большую русскую рать в ответный поход на Литву зимой. 28 ноября 1534 г. малолетний государь лично отпустил своих воевод, князей М.В. Горбатого и Н.В. Оболенского со товарищи (среди которых был и 1-й воеводы Передового полка конюший князя Иван Овчина) «на начинающего брань на Литовъского короля, деръзающего на благочестие великие дръжавы православного государя». Другая рать отправилась воевать Литовскую землю с Новгорода и Пскова, а третья – из Стародуба. Несмотря на суровые погодные условия, на «снеги и мразы велики»[529], государевы рати, не встречая сопротивления, свирепствовали во владениях Сигизмунда I до самого конца зимы 1535 г.
Война сама по себе дело жестокое и кровавое, а в те времена и подавно, так что русские и татарские воины безжалостно пустошили владения Сигизмунда, сполна (и даже с лихвой) расплачиваясь с литовцами за разорение Северщины несколькими месяцами раньше. «Сътвориша зла много, пожгоша и секоша человеки мужи и жены и детей, а иных в полон поведоша безчислено», – писал русский книжник, и, выражая удовлетворение от успехов великокняжеских ратей, добавлял к этому: «наполнися земля вся Руская полону литовского»[530]. Под удар соединенной псковско-новгородской рати под водительством князя Б.И. Горбатого, вторгшейся в Литву с севера, со стороны Опочки, попал Полоцк и его окрестности. «Новгородскые воеводы воевали Полътеск, Витепъск, Бряславль, Осеновец, Сенну, Латыгошу и иные городы», – писал другой русский летописец[531]. Соединившись под Молодечно со смоленской ратью, которая к тому времени прошлась огнем и мечом по окрестностям Дубровны, Орши, Друческа, Борисова, Бобыничей, Боровичей и ряда других городков, воеводы смоленской и псковско-новгородской ратей дотла разорили села и деревни под этим городом и двинулись дальше на запад, подступив к самому Вильно (согласно летописи, они не дошли до литовской столицы всего лишь 15 верст – так что литовские паны рады могли наблюдать с виленских валов дым и огни пожарищ на восходе). От Вильно воеводы повернули на северо-запад и огненным валом прокатились по владениям Сигизмунда, дойдя до «немецкого рубежа», «у городов посад жгли, и волости и села королевы и панские жгли, а людеи пленили безчисленно множество, а животину секли и многих людей побили»[532].
Роспуск рати на зимние квартиры сыграл с Сигизмундом и его советниками злую шутку – противостоять русским было некому, так что летописец опять же с удовлетворением констатировал, что «Господь наш Исус Христос и пречистая Мати Его такову помощь помазаннику своему (Ивану Васильевичу. – В. П.) и его матери (Елене Глинской. – В. П.), воем их победу дарова, в чюждей стране без страхованья и без противлениа толико множество воевали, Божиим милосердием сохранено бысть великого государя и его матери воиньство цело и здраво», которое «с великою корыстию и со многим пленом» вернулось в Опочку 1 марта 1535 г. Не менее успешно и не встречая сопротивления действовала и северская рать, разорившая окрестности Речицы, Слуцка, Рогачова, Бобруйска, Турова, Мозыря и других городов и волостей[533].
Масштабный зимний поход государевых ратей, превзошедший по всем параметрам осеннее вторжение литовского войска во владения Ивана Васильевича, наглядно показал Сигизмунду и панам рады, что Москва намерена воевать всерьез и все расчеты на скорую победу тщетны. Распри распрями, но война с наследственным врагом Литвой – дело почти что святое, тут бояре были единодушны (те, кто был против, бежали в Литву накануне). Размах же предпринятого русскими похода и колоссальные разрушения и опустошения, которые он принес с собой, подчеркнули всю несоразмерность военного потенциала двух держав – в отличие от литовской, русская военная машина сработала без сучка и задоринки, осуществив мобилизацию и сосредоточение ратей в сложный осенний период, ну а затем воеводы и ратные люди сделали то, что они умели. Сигизмунд же и паны рады убедились, что сил Великого княжества Литовского явно недостаточно, чтобы успешно противостоять русской военной мощи, и в Вильно решено было искать помощи и поддержки людьми, деньгами и оружием в Польше.
Состоявшийся глубокой осенью 1534 г. коронный сейм в Петркуве с пониманием отнесся к просьбам литовских послов и решил помочь Великому княжеству Литовскому людьми и деньгами на наем наемников. Одновременно литовская дипломатия развила бурную активность по расколу союза Москвы и Ислам-Гирея. В Москве также деятельно готовились к продолжению войны, внимательно наблюдая за тем, как ведутся военные приготовления в Литве и не упуская из виду развитие ситуации в Крыму.
Литовцы, как всегда, собирались в поход долго, так что Москва, как это уже не раз бывало до этого, опередила их. 20 июня из Москвы в Смоленск Иван IV и его мать отпустили князя В.В. Шуйского со товарищи, а другая рать должна была выступить из Новгорода. Войско под началом князя Шуйского вторглось в литовские земли и осадило город Мстиславль. По сообщению составителя Постниковского летописца, государевы воеводы «воевали литовские городы во Мстиславле и в Дубровне, и в Орше, и в ыных городех остроги поймали и посады сожгли. А из Смоленска с нарядом был Дмитрей Данилов подо Мстиславлем. И многие села выжгли и полону много привели»[534].
Пока Василий Шуйский разорял окрестности осажденного Мстиславля, а затем опустошал литовские земли в ок