В конце 1564 года Грозный удалился в Александрову слободу и там объявил, что отрекается от престола, гневаясь на духовенство, бояр, детей боярских и приказных людей. Это был сильный и точный ход, и вряд ли это был личный ход Грозного. Скорее можно предполагать, что всё было обдумано, взвешено и заранее обговорено с той частью руководящей светской и церковной элиты, которая была на стороне царя.
3 января 1565 года в Москву были привезены две грамоты. В грамоте, адресованной митрополиту Афанасию (вскоре он, сославшись на болезнь, удалится в Чудов монастырь и уступит кафедру Филиппу), были «писаны измены боярские, и воеводские, и всяких приказных людей», которые обвинялись в том, что они «его государьства людем многие убытки делали и казны его государьские тощили (истощали. – С.К.), а прибытков его казне… не прибавливали».
Царь обвинял бояр в том, что они раздавали государственные земли по дружбе и родству, собирали себе «великие богатства», но не хотели «радети» «о государе и его государьстве и о всем православном християнстве», а вместо того, чтобы защищать страну «от крымского и от литовского и от немец», стали удаляться от службы. Церковных же иерархов Иван обвинял в потакании боярам и заявлял, что «не хотя (не желая. – С.К.) их многих изменных дел терпети, оставил свое государьство…»
Почему-то историки, описывая эту ситуацию, не подчёркивают вполне очевидную вещь: Иван не мог выдвигать голословные обвинения… Неконкретные обвинения повисали бы в воздухе, а если бы царь возводил на верных слуг Отечества напраслину, то его «выстрел» оказался бы холостым и даже мог сработать против него. А на Москве все сразу всполошились, стали обсуждать ситуацию и тут же снарядили в Александрову слободу депутацию. Значит, знала кошка, чьё сало съела?
Тем более что вторая грамота была адресована «к гостем же и к купцом и ко всему православному крестианству града Москвы». То есть Иван обращался не только к иерархам и феодалам, но и к торговым «верхам» в лице наиболее влиятельной их части – «гостей», и к посадским людям. И вот им-то царь сообщал, чтобы они «себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет». Это был особенно блестящий и беспроигрышный ход! Причём Иван особо велел «перед гостьми и перед всеми людми… прочести» его грамоту думным дьякам Путилу Михайлову и Андрею Васильеву. Возлагая персональную ответственность за доведение грамоты до всех москвичей на конкретных лиц, царь обеспечивал гарантию того, что его повеление будет исполнено.
Царские послания обсуждали, конечно, не на вече, но обсуждали активно, причём как боярство, так и купцы просили, чтобы он «государьства своего не оставлял». Но если феодалы лишь признавали, что царь волен «в животе (жизни. – С.К.) и смерти» «государьских лиходеев», то купечество заняло активную позицию, и не только просило, чтобы Иван их «на розхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял», но и заявляло, что они сами готовы истребить этих «лиходеев» («а хто будет государьских лиходеев и изменников, и они сами за тех не стоят и сами тех потребят»).
Делегатами к царю было решено послать архиепископа новгородского Пимена и архимандрита Чудова монастыря Левкия. К ним присоединились и другие. 5 января 1565 года в Александрову слободу прибыла депутация Боярской думы и церковных иерархов, сообщившая о согласии на предоставление царю чрезвычайных полномочий. В итоге в начале января 1565 года было объявлено об учреждении «особного» двора с особой территорией, казной, органами управления и особым войском.
Возникала совершенно новая государственная ситуация. Причём в свете вышеприведённых данных причины введения «опричнины» и её социальная база выглядят вовсе не так, как это представляли и представляют либералы уже не один век. Под «опричниной» они предлагают понимать режим террора, однако в действительности это была назревшая в обществе система внутригосударственных мер, использующих новый, эффективный по тем временам, государственный аппарат, готовый и способный работать на государя, то есть – на государство.
В «опричнину» были взяты наиболее важные в стратегическом отношении регионы и торговые города: в центре страны – Можайск, Вязьма, Суздаль, Ростов; на севере – земли по Северной Двине, Великий Устюг, Вологда, Каргополь, Сольвычегодск; на юге – Козельск, Перемышль, Медынь, Белёв… Позднее в опричнину были взяты Кострома, Галич, Старица, часть Новгорода Великого, Обонежская и Бежецкая пятины и другие территории. По сути, в «земщине» остались малоразвитые окраины.
Москва, а затем и Новгород вошли в опричнину отдельными районами – в опричнину были взяты посады, то есть зоны ремесла. Княжата и боярская знать с «опричной» территории выселялись в земщину, а их владения передавались опричным дворянам.
Иными словами, направленность нововведения была явно антибоярской и усиливала служилый и посадский элемент на Руси. Сталин совершенно верно определял опричное войско как «королевское», государское войско, и опричные войска – их численность была постепенно доведена с 1 тысячи человек до 5…6 тысяч, стали наиболее надёжной и боеспособной частью регулярной русской армии. Факт, говорящий сам за себя.
Юридически две части государства были разделены, но это была чисто формальная, предпринятая для развязывания рук Ивану мера. Так, уже после введения опричнины был созван Земский собор 1566 года, и это было, естественно, общерусское собрание. Из 374 членов этого Собора 205 были дворянами, и эти депутаты совместно с купеческими депутатами проголосовали за продолжение Ливонской войны.
Особо же, говоря о режиме опричнины, следует остановиться на, так сказать, казусе предпринимателей Строгановых. Случай Строгановых и саму опричнину освещает новым светом, и о государственной натуре царя Ивана позволяет судить более верно и объёмно.
Более того! Именно то, как выстраивались отношения царя и Строгановых, не оставляет камня на камне от фальсифицированного облика Ивана как тирана, не терпевшего ничьей власти, кроме собственной. Строгановым царь Иван предоставлял огромную реальную власть, потому что был абсолютно уверен в том, что Строгановы будут использовать данную им власть для усиления власти царя, то есть для усиления мощи и потенциала всего государства.
Мы это сейчас увидим…
Глава 7«Опричная» империя Строгановых – уральский форпост царя Ивана
Режим «опричнины» раскалывал государство и общество, но это был раскол по линии прогресса и регресса. Причём в опричнину был взят прогресс, а регресс держал сторону «Земщины». В частности, именно в опричнине вызревали предкапиталистические отношения, поскольку торгово-промышленным кругам подрыв боярщины был выгоден.
Академик Покровский в своих реконструкциях русской истории нередко перегибал палку, всё объясняя лишь экономическими причинами, но остальные историки (даже советские) так часто не придавали и не придают им (экономическим причинам) должного значения, что игнорировать подходы Покровского не стоит – включение их в исторический анализ помогает выявлению подлинной картины событий. И роль излюбленного Покровским торгового капитала в эпоху Ивана Грозного была, судя по всему, весьма велика. Недаром Грозный взял в опричнину земли купцов Строгановых по их же просьбе.
Взаимоотношения купцов Строгановых и царя Ивана IV – малоизвестная, но очень значительная страница нашей истории. Основателем купеческой династии солепромышленников был Лука Спиридонович Строганов – новгородский гость и предприимчивый человек. Около 1498 года он поселился в тогда лишь возникающем селении Усолье («у соли») при соляных промыслах (в конце XVI века оно стало называться Соль-Вычегодская, для отличения от других соляных месторождений – Соли-Галичской и Соли-Камской).
Особо же развернулся внук Луки, сын его единственного сына Фёдора Аникей (Аника) Строганов. В 1515 году он учредил на реке Вычегда соляные варницы и первым стал торговать на берегах реки Обь. 9 апреля 1519 года Строгановы получили первую грамоту на соляные промыслы, «дикие леса и Соль Кочаловскую в вечное владение». А со второй половины XVI века, то есть уже в эпоху Ивана Грозного, они распространяют свои владения и на Пермь Великую.
Аника Строганов и его сыновья Яков, Григорий и Семён были энергичны, оборотисты, безжалостны к местному инородческому населению, которое нещадно эксплуатировали, наживая огромное богатство на меновой торговле: туземцам разный мелочный товар, от туземцев – драгоценные меха, продаваемые затем за рубеж. Но в то же время Строгановы реализовывали в отдалённых регионах России, говоря языком современным, перспективнейший и успешный мегапроект. В 1557 году престарелый Аника Строганов приехал к царю Ивану с планами экономического и государственного освоения Урала и Сибири. Через год – 4 апреля 1558 года, царь пожаловал старшего сына Аники Григория Строганова на 20 лет льготным владением с лесными, рыбными и охотничьими угодьями «на том пустом месте ниже Великой Перми за 88 вёрст вниз по обе стороны по Каме до Чусовой реки» на условиях постройки крепостей на Каме: «И аз царь и Великий князь Иван Васильевич всея Руси Григорья Аникеева сына Строганова пожаловал, велел есмя ему на том пустом месте… городок поставити, где бы место было крепко и усторожливо, и на городе пушки и пищали учинити, и пушкарей и пищальников и воротников велел ему устроити собою для бережения от Нагайских людей и от иных орд…»
В 1560 году возник городок Пыскор, в 1564 году – Орёл-Городок. 2 февраля 1564 года – ещё при жизни Аники Фёдоровича, была дана и вторая жалованная грамота, расширяющая границы земель Строгановых. Всего по грамотам 1558 и 1564 года было пожаловано – во временное владение – 3 415 840 десятин. Но, как известно, нет ничего более долговечного, чем временные сооружения. Впоследствии земельные права Строгановых каждый раз подтверждались новым государем. А в Соборном уложении 1649 года Алексея Михайловича права Строгановых были даже оговорены в особой статье (ст. 94, глава Х).