Сталин тогда заметил: «Я тоже немножко знаком с историей… У вас неправильно показана опричнина. Опричнина – это королевское войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои знамёна и уходить с войны, – образовалась регулярная армия, прогрессивная армия. Царь у вас получился нерешительный, похожий на Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам принимает решения…»
Но бог бы уж с ним, с неточным, выдранным из контекста, цитированием. Однако далее Парнов заявляет: «Казалось бы, царствованию Ивана IV история давно вынесла однозначный вердикт. Показательно, что реабилитация его началась именно в эпоху «Большого террора». Параллельно с процессами в Колонном зале шла коренная переписка истории… На социальный заказ, как положено, откликнулись присяжные борзописцы… Тот же Алексей Толстой… разразился драматической дилогией, лживой по содержанию и беспомощной по форме…»
И вот здесь требуются пояснения…
Открытые процессы в Колонном зале проходили в 1937–1938 годах. Валентин же Костылев впервые возвысил публично свой голос в защиту истины в отношении царя Ивана 19 марта 1941 года. Причём – без чьих-либо указаний. Первая часть дилогии Алексея Толстого «Иван Грозный» впервые была опубликована в издательстве «Искусство» в 1942 году на правах рукописи тиражом в 200 экземпляров. Работа Сергея Эйзенштейна над фильмом «Иван Грозный» началась в конце войны, и первая серия была готова в 1945 году. Причём то, что Эйзенштейн не выполнял «заказ» Сталина, ясно уже из того, что беседа последнего с режиссёром и исполнителем главной роли состоялась не до съёмок, а после съёмок второй серии. Так при чём здесь «Большой террор» 1930-х годов и «процессы в Колонном зале»?
У автора «Властителей и магов» Еремея Парнова вполне «говорящее» отчество – «Иудович».
Ну, как тут не заметить: Бог шельму метит».
А вот другой современный пример облыжной клеветы на царя Ивана… Либеральный литературовед Дмитрий Лихачёв (1906–1999) – скончавшаяся в возрасте за девяносто лет «жертва сталинской опричнины», в 1986 году утверждал, что «рядом с Грозным не могло быть других взглядов», что «в его царствование никто не смел высказывать иных суждений…» Это утверждение не выдерживает никакой критики уже с позиций логики – там, где все безгласны и все согласны, некого и незачем репрессировать. Но Лихачёв, будучи рафинированным «интеллигентом», далёким от практики управления, не был прав и по существу – в мощном и простирающемся на огромные расстояния государстве «безгласия» просто не может быть.
Если государственный аппарат и различные социальные слои, включая торгово-промышленные и аграрные, не имеют права на деловую инициативу, то такое государство неизбежно и быстро деградирует. А Русь времён Ивана Грозного постоянно развивалась и расширялась, ведя на огромных территориях как масштабные военные действия – оборонительные и освободительные, так и впечатляющую хозяйственную деятельность. Например, в России Ивана Грозного возникли десятки новых городов и рубежных крепостей… Он что – каждый город и каждую крепость закладывал и обустраивал лично? Решение о постройке новой крепости или города без санкции царя принято быть, конечно, не могло. Но это же естественно. Саму же крепость в условиях «безгласия» не поставить, тем более в те кратчайшие сроки, в которые это делалось.
В системе государственных и военных должностей, сформировавшейся в России Ивана Грозного, важное место занимала должность «головы». На служебной лестнице «го́ловы» стояли ниже воевод и подчинялись, кто – воеводам, кто – по принадлежности тем или иным приказам: Пушкарскому, Стрелецкому или Разрядному. На должности «голов» назначались, как правило, дворяне, хотя бывали и исключения.
Стрелецкий голова командовал 500 стрельцами; пушкарский голова – городской артиллерией; осадный голова ведал подготовкой города к возможной осаде; засечный голова – охраной и содержанием в исправности засечных черт; станичный или сторожевой голова командовал пограничными отрядами на южной границе, казачий – городовыми казаками…
Были «го́ловы» – администраторы: соляный голова руководил казённой добычей соли; житничные головы вели государевы житницы; объезжий голова исполнял полицейские функции; письменный – канцелярские… Впрочем, в те динамичные и бурные времена канцелярист мог быстро превратиться в первопроходца. Так, сибирская «столица» XVI века – Тобольск, была основана в 1587 году письменным головой Данилом Чулковым.
Таможенные и кабацкие «головы» избирались на год из «добрых», то есть зажиточных, людей посадским миром.
Была бы способна функционировать эта система, если бы она опиралась не на реальности жизни, не на инициативу и здравый смысл исполнителей, а на суровый царский взгляд, который не мог досягнуть из Александровой слободы даже до Суздаля даже в самую лучшую подзорную трубу? Причём клевещущие на Ивана IV Васильевича академики РАН не могут не знать о масштабной, коренной реформе местного самоуправления, предпринятой в царствование Ивана Грозного при его деятельном участии.
Не более уместна и ирония академика-историка С. Б. Веселовского (1876–1952), язвившего в 40-е годы ХХ века по поводу «реабилитации личности и государственной деятельности Ивана IV», что, мол, получается, что «историки самых разнообразных направлений… 200 лет только и делали, что заблуждались и искажали прошлое своей родины»… Веселовский, имея в виду прозаика Валентина Костылева, возмущался тем, что историков «наставлять на путь истины… взялись писатели…»
Но, во-первых, далеко не все историки, начиная с Михайлы Ломоносова и продолжая Евгением Беловым, оценивали личность и государственную деятельность Грозного исключительно негативно – как до, так и после 1917 года. Сам же Веселовский в статье, написанной в 1944–1945 годах, но увидевшей свет лишь в «слякотном» «хрущёвском» 1963 году, признавал, что попытки апологии Грозного неоднократно делались в исторической науке и раньше – что полностью соответствовало действительности.
Во-вторых, умные писатели порой способны мыслить более логично и исторично, чем историки-формалисты.
В-третьих же, да – многие историки и заблуждались, и искажали, и искажают до сих пор…
Вот только заблуждаются сейчас реже, искажая прошлое своей родины вполне сознательно.
Почему Запад и российские либералы по сей день так ненавидят Грозного и клевещут на него? Да понятно почему – ему, как и Петру, и Ленину, и Сталину, не могут простить сильной России, не согласной с навязываемой ей политической гегемонией Запада. Грозный принял Русь, раздираемую княжескими смутами, и оставил её – после всех своих репрессий – в преддверии новых смут. Но оставил её в три раза большей, чем принял.
Да и базу на будущее заложил не гнилую!
События конца XVI – начала XVII веков на Руси определяют как «Смуту», «Смутное время». Однако Смутное время стало результатом не правления Грозного и его репрессий, а, скорее, результатом того, что Грозный – как крупнейший родовитый феодал, Рюрикович, не был последователен до конца и не уничтожил десяток-другой-третий наиболее древних боярских феодальных родов, что называется, «под корень».
Грозному досталось нелёгкое время… Как уж расписывают «свидетели» типа Герберштейна подозрительность и недоверие к иностранцам не только русского царя – который на деле сажал прибывшего с добром англичанина Ченслера за свой стол, но и подозрительность вообще русских людей. А ведь эпоха Ивана Грозного – это эпоха почти непрерывных внешних войн, причём войн как раз с тем миром, откуда приезжали на Русь все эти герберштейны. Так как к ним надо было относиться? Особенно – после того, как они, возвратившись домой, распространяли о Руси и русском царе всякие гнусности?
В сути же своей эпоха Ивана – это не казни кучки, а борьба народа за будущее России, борьба для кого осознанная, для кого – инстинктивная… Но все усилия – и сознательные, и просто житейские, сливались в одно полноводное историческое течение, где антиивановские заговоры и оппозиции виделись островками посреди мощной реки. Эти «островки» не были способны остановить «реку» русской истории, а лишь убыстряли течение, осложняя его при этом водоворотами.
Из монографии в монографию кочует один и тот же ряд из десятков имён князей, бояр и дворян, казнённых в эпоху Ивана Грозного… Но ведь на Руси тогда жили, служили Руси и русскому царю сотни только тех, кто составлял широкое окружение непосредственно Ивана и не был репрессирован, а деятельно работал!
Дворянский род Карповых – ветвь князей Фомино-Березуйских, ещё до Ивана утративших княжеский титул, давал России бояр, воевод, стряпчих, оружничих, окольничих… Верно служили царю Ивану дмитровский дворецкий воевода Долмат Карпов и его сыновья-воеводы Иван и Михаил Долматовичи, окольничий и воевода Иван Фёдорович Карпов-Меньшой – как и Долмат, сын образованнейшего Фёдора Ивановича Карпова, видного дипломата Василия III…
Род князей Татевых – ветвь удельных князей стародубских, пресёкся уже после Ивана IV – в XVII веке. Но до этого Татевы неплохо послужили России, в том числе – и при Иване IV. Братья Андрей и Пётр Ивановичи Татевы, Борис Петрович Татев, путивльский наместник Фёдор Татев – младший брат Андрея и Петра Татевых, все они были военачальниками и администраторами Ивана Грозного, отражали крымские набеги, воевали в Ливонии, ни к кому не перебегали, в заговорах не участвовали и не попали ни в Синодик опальных, ни в монографические списки опальных русских имён…
Царь Иван приказал составить список 1000 лучших фамилий государства, и после разделения Руси на «Земщину» и «Опричнину» многие из этой тысячи подверглись опалам и казням. Но даже из этой тысячи в опалу попали далеко не все – если не было за что казнить. При этом под рукой находившихся под рукой Ивана дворян Татевых, Карповых, Трубецких жила и работала десятимиллионная Русь. И она жила отнюдь не растительной жизнью – быть деяте