– созыв Земского собора;
– административные реформы с учреждением новых приказов;
– издание нового Судебника Ивана IV;
– военная реформа и учреждение стрелецкого войска;
– основание Макарьевской ярмарки на Волге;
– Стоглавый собор русской церкви;
– присоединение Чувашии и Башкирии;
– установление политических и торговых связей с Англией и набор специалистов для Руси там;
– московское строительство, в частности – строительство Покровского собора (храма Василия Блаженного);
– признание сибирским ханом вассальной зависимости от Москвы;
– поход на Астрахань и присоединение Астраханского ханства;
– основание новых городов…
Это – только основные события и свершения первых десяти лет, прошедших со дня венчания Ивана IV на царство. Ивана – вначале юного, затем – молодого, а позднее – зрелого, возмужавшего. В 1557 году это был не пытливый мальчик, а умудрённый муж, многое успевший и ещё большее замысливший. Во всём значительном, что происходило в России, был и его вклад. Он был естественным сосредоточием огромной государственной и общественной работы на уже необъятных российских просторах, и все крупные проекты его царствования были связаны или с его инициативой, или получали деятельное его одобрение и поддержку.
Страна расширилась, окрепла и возмужала вместе с ним, она всё острее ощущала свою силу и сознавала, что во главе её стоит действительно сильный и грозный государь. Но России, которая, по точной оценке Герцена, «в… злосчастное время (монгольского ига. – С.К.), длившееся около двух столетий, дала обогнать себя Европе», жизненно было необходимо соединение новой силы с европейским знанием.
И вот Иван – уже могучий государь, так рассчитывавший в начале своего государственного пути на успех миссии Шлитте, узнаёт, что просвещённая Европа не просто ставит препоны на пути европейских специалистов в Россию, но гноит их в тюрьмах и даже казнит их всего лишь за желание поработать на Россию ради её приобщения к свету знаний и умений, обретённых Европой не в последнюю очередь благодаря тому, что её от Батыева погрома прикрыла Россия.
В 1565 году, когда Россия уже вела Ливонскую войну, великий итальянский живописец Тициан (ум. 1576) написал «Аллегорию времени, управляемого разумом» с латинской надписью, гласившей: «Опираясь на прошлое, настоящее поступает благоразумно, чтобы не навредить будущему». Неблагодарная же Европа, опираясь на то прошлое, в котором жертва России обеспечила Европе просвещённое настоящее, самым подлым и неблагоразумным образом пыталась навредить будущему России.
Что должен был думать и чувствовать русский царь, узнав об этом от оборванного и постаревшего Шлитте? Можно ли было иметь более точное образное выражение ситуации, чем обряженный в лохмотья его давний посланец за просвещением в Европу?
Позднее стипендиатам Российской академии художеств предлагались различные темы для их живописных полотен… Например, Иван Акимов (1754–1814) получил большую золотую медаль за картину «Великий князь Святослав, целующий мать и детей своих по возвращении с Дуная в Киев»… Тимофей Васильев (1783–1838) был удостоен малой золотой медали за картину «Юпитер наказует жителей одного селения, кроме Филемона и Бавкиды», а Илларион Прянишников (1840–1894) за картину «Калики перехожие, поющие песнь о Лазаре» получил звание классного художника 1-й степени… Николай Лаверецкий (1837–1907) в 1860 году получил большую золотую медаль и тогда же звание классного художника 1-й степени за рельеф «Возвращение Регула из Рима в Карфаген»…
И никому из членов Совета Академии художеств не пришло в голову дать ученикам в качестве конкурсной темы что-то вроде: «Ганс Шлитте перед Иоанном Грозным по возвращении из Любека в Москву в 1557 году». Ей-богу, драматизма в этом возвращении было побольше, чем в возвращении Регула из Рима в Карфаген! Да и пользы для русской публики, знакомящейся с академическим полотном на такую тему, было бы тоже больше.
Возвращаясь же к «делу Шлитте», спросим ещё раз – что должен был думать и чувствовать русский царь по этому поводу? Как человек, Иван не мог не быть возмущён и даже – прийти в ярость. Как государь, как компетентный глава государства, сознающий ответственность за него, он был обязан принять только одно решение. Устойчивые цивилизационные связи с Европой Россия может иметь лишь через Ливонию, по Балтике. Однако Ливонский орден и ливонская элита напрочь отсекают эти связи, не брезгуя даже использовать топор палача, и при существующем положении вещей ливонский канал связи с Европой, не зависящий от чьих-то прихотей, антипатий или враждебности, невозможен.
Что оставалось делать России и Ивану Грозному? Оставалось одно – сделать Северную Ливонию русской, выйдя на побережье Балтики на северо-западе и на естественный рубеж Северной Двины на западе.
С момента принятия такого решения всё остальное царствование Ивана IV прошло в вооружённой борьбе за великое цивилизационное будущее России. Европейская интервенция во главе со Стефаном Баторием определила временное поражение России в её балтийском деле. Инициатор этого дела – царь Иван, умер, и теперь решать возникающие проблемы Русского государства и русского народа предстояло преемникам Ивана IV Васильевича и самому русскому народу.
ПослесловиеНаследие Ивана: через испытания русской Смуты к триумфам Петра Великого
Толковый литератор, описывающий тот или иной период истории, разбирается в нём не хуже, а то и лучше профессионального историка. Был точен в своих исторических описаниях и английский романист Вальтер Скотт. Рассматривая в романе «Квентин Дорвард» эпоху Людовика XI – французского короля-объединителя, Скотт писал о второй половине XV столетия во Франции:
«…могущественные вассалы (Людовика XI. – С.К.)… стали так пренебрежительно относиться к своим обязанностям, что при малейшем поводе готовы были восстать против своего сюзерена… Следуя примеру главнейших вассалов, каждый мелкий ленник старался отстоять свою независимость настолько, насколько это ему позволяли расстояние от королевского двора, размеры его владений и неприступность его замков и укреплений. Все эти мелкие деспоты, не считаясь с законом… зверски угнетали своих подданных и расправлялись с ними с чудовищной жестокостью. В одной Оверни насчитывалось в то время более трёхсот таких независимых дворян, для которых кровосмешение, грабёж и насилие были самым обычным делом…
…Наряду со всеми ужасами и несчастьями, вызванными бедственным положением государства, среди мелкопоместных дворян царили безумное мотовство и роскошь, которыми они щеголяли в подражание крупным феодалам, выжимая последние соки из обнищавшего, разорённого народа»…
Право же, у нас на Руси до такого не доходило – если иметь в виду крайности. Хотя кое в чём уже тогда, в XV веке, сходство европейских элит с русской элитой имелось – сходство в деле пренебрежения общегосударственными интересами. Эпохе Людовика XI в России соответствует царствование Ивана III Великого; французский король и московский великий князь на престолах оказались практически одновременно – 38-летний Людовик в 1461 году, а 22-летний Иван – в 1462 году. И государственные задачи у них оказались во многом сходными – обуздание своих владетельных элит.
По необходимости Людовик XI был весьма жёсток, будучи системным аналогом нашего Ивана IV Грозного, за что и был оболган французской элитой не меньше, чем у нас Иван Грозный… Элитарные мемуаристы тех лет изображали Людовика «всемирным пауком», «мстительным тираном», правившим в интересах «грубых и злобных горожан» и стремившимся «истребить благородные дома Франции». Такое нам знакомо и по элитарным оценкам Ивана IV Грозного… Впрочем, звания «тирана» часто «удостаивают» и Ивана III, и Петра I. И это – обычная судьба крупного лидера, идущего против своеволия и разрушительного образа мыслей и действий элиты, даже если он действует во имя укрепления исторического положения элитарных слоёв в обществе, как это делали тот же Людовик XI во Франции или Грозный и Пётр в России.
При всём том усилия Ивана IV Васильевича Грозного и усилия народных масс в его царствование оказались в целом величественными и успешными. Они были не просто плодотворными, но и создавали России прочную базу дальнейшего развития. Постивановская Русь уже не могла не развиваться по восходящей – после успешного прохождения точки бифуркации в эпоху Ивана Грозного. Потенциал бифуркации накапливается постепенно – когда в течение веков, как это происходило внутри «монгольской» Руси, когда в течение десятков лет – как это было с Русью Василия III и начальным периодом царствования его сына Ивана IV Васильевича… Во второй половине XVI века такой потенциал на Руси в очередной раз накопился и должен был привести к точке бифуркации и кризису, который мог разрешиться или в отрицательную – «боярскую», сторону, или в положительную, «государскую».
Эпоха Ивана Грозного разрешила кризис положительно и этим определила путь России более чем на век. Отныне России могли грозить только врéменные спады, поскольку важнейшая точка бифуркации была пройдена Россией в эпоху Ивана Грозного в исторически верном и перспективном направлении – в сторону централизованного государства. Под знаком этого факта и жила постивановская Россия. И имеет смысл вернуться к этому факту ещё раз.
Иван Грозный рано осознал свои исторические задачи. Конечно, сам он именно так на дело смотрел вряд ли, тогда и понятия такого – «исторические задачи», не существовало. Но Иван желал быть сильным самостоятельным государем во главе сильного самостоятельного государства.
Как он мог этого добиться?
Алгоритм был достаточно очевиден – если уметь видеть, а Иван умел. Причём не он ведь один смотрел на актуальные проблемы и задачи Руси верно – одиночка даже на троне никогда ничего не сделает. У Грозного были и единомышленники, и соратники, хотя мало кто из них смог удержаться на высоте задач так, как это смог сам царь.