Занявший после гибели Улу-Мухаммеда престол Казанского ханства Махмутек продолжил «воевати Руския земли» (14, 326). Осенью 1447 года он совершил набег на Владимир. Возможно, это нападение было попыткой помочь Дмитрию Шемяке в его борьбе с Василием Темным.
Летом 1449 и 1455 года какие-то татары, происхождение которых летописец не указывает, нападали на юго-восточные рубежи Руси. Возможно, это были отряды из Казани. С казанскими татарами воевал весной 1461 года Василий Темный.
Помимо казанских татар, на земли Московского княжества нападали тогда и другие «поганые»: крымские татары хана Хаджи-Гирея (основателя династии Гиреев в Крыму), волжские татары Сейид-Ахмета, Махмуд-хана и Ахмед-хана, наконец, какие-то бродячие орды непонятного происхождения. Однако казанцы оказались наиболее опасными. Их собственные владения находились на расстоянии около 120 верст (двух-трех дней пути конного войска!) от Нижнего Новгорода. Для вторжения в русские земли с востока им не нужно было преодолевать каких-либо серьезных преград. (Набеги татар с юга обычно наталкивались на хорошо укрепленные оборонительные рубежи по Оке.) Здесь они быстро проникали в густонаселенные Владимирские или Суздальско-Нижегородские земели, откуда уводили множество пленных. Казань, как и Крым, процветала во многом за счет работорговли. Русскими пленниками были переполнены местные базары. По выражению автора «Казанской истории», «от злого древа, реку же, от Златыя Орды, злая ветвь произыде — Казань»… Столица ханства «кровию рускою беспрестани кипяше» (14, 326).
Не имея достаточно сил для разгрома Казанского ханства, Иван III решил достичь своей цели иным способом. Еще Василий Темный оказал гостеприимство сыну Улу-Мухаммеда «царевичу» Касиму (Кайсыму, Касыму), который был изгнан своим братом Махмутеком. Преемником Махмутека на казанском троне стал его сын Ибрагим (Обреим). Между тем некоторые казанские вельможи предпочитали иметь своим ханом не Ибрагима, а Касима. Летом 1467 года Касим получил от своих доброхотов весть о том, что стоит ему появиться под стенами Казани, как город откроет ему ворота. Однако для осуществления этого предприятия Касиму требовалась помощь московского правительства. Поразмыслив, Иван III решил поддержать замысел Касима.
В понедельник 14 сентября 1467 года, на праздник Воздвижения Креста Господня, московское войско выступило в поход на Казань. Старшими воеводами были назначены князь Иван Васильевич Стрига Оболенский и князь Данила Дмитриевич Холмский (38, 148). Первый из них был лучшим воеводой Василия Темного. Его назначение на столь высокую должность никого не удивило. Но вот второй, князь Холмский, младший отпрыск тверского княжеского дома, был тогда своего рода «темной лошадкой». Кто мог знать, что вскоре он станет лучшим воеводой Ивана III? Впрочем, по крайней мере один человек об этом уже догадывался.
Великий князь хорошо разбирался в людях и умел отличать тех, кто нес в себе тот или иной талант. Подобно другим выдающимся деятелям русской истории — Петру Великому, Екатерине II, Александру II — Иван III с юности окружил престол яркими личностями, составлявшими цвет своего времени. Однако риск сгореть в лучах великокняжеской славы был для соратников Ивана III не в пример сильнее…
Сам великий князь Иван осенью 1467 года дошел с войском до Владимира и там остановился. Отсюда удобнее всего было руководить разбросанными на огромных пространствах силами «восточного фронта» (30, 186).
Таких больших походов Северо-Восточная Русь не видела давно. Помимо собственно московских сил, на Казань пошли полки удельных братьев Ивана III и татары Касима. Часть войска отправилась в путь на судах вниз по Клязьме, Оке и Волге. Поначалу все шло хорошо. «Царевич» Касим уже предвкушал скорое восшествие на казанский трон. Однако когда конная рать подошла к переправе через Волгу близ устья Свияги, неподалеку от Казани, на другом берегу ее уже ждало огромное войско казанского хана Ибрагима. Русские летописи объясняют дело так, что приглашение Касима изначально было ловушкой, приготовленной казанцами для доверчивого «царевича»-изгнанника и его московских покровителей (31, 279). Однако это было лишь неловкое оправдание.
Из сбивчивых отчетов летописей можно понять, что московская рать, ставшая на устье Свияги, так и не смогла осуществить переправу на левый берег Волги, где находилась Казань. Подвела «судовая рать», застрявшая где-то выше по течению. Не отчаиваясь, московские воеводы пустились на хитрость. Они решили выманить татар на правый берег и там уничтожить, а затем на их же кораблях переправиться на левый берег. Эта затея была близка к успеху. Татары погрузились на суда и, переплыв Волгу, стали высаживаться на берег. Здесь их уже ждала московская засада. Однако все дело испортил один из московских витязей, «некто Аидар, постелник великаго князя, Григорьив сын Карпова» (37, 91). Не выдержав напряженного ожидания, он раньше времени выскочил из засады и кинулся на татар. Те поняли, что попали в западню. Мгновенно вернувшись на свои корабли, они отплыли обратно за Волгу (38, 148).
Русская «судовая рать» так и не подошла к Казани. Между тем ударили ранние морозы. Московское войско в своем свияжском лагере могло стать добычей голода и холода. Понимая это, воеводы повернули полки назад и постарались без потерь вывести их обратно в русские земли. Сделать это было уже нелегко. «Истомен же бе путь им, понеже бо осень студена и дождева, а корму нача неставати (недоставать. — Н. £.), яко мнози крестьяне (христиане. — Н. Б.) в постныа дни (Филиппов пост с 15 ноября по 25 декабря. — Н. Б.) мясо ели, а кони их с голоду мерли, яко мнози от них и доспехи метали…» (27, 278). Изнемогавшие ратники побросали тяжелое снаряжение, «но сами вси здрави приидоша» (31, 279). Примечательно, что великий князь не счел воевод виновными в бесславном завершении похода. В тех обстоятельствах, в которых они оказались, Оболенский и Холмский сделали все что могли.
Теперь выводы следовало сделать «верховному главнокомандующему» — самому Ивану III. Осенняя кампания 1467 года показала, что прямой удар всеми силами на Казань был заманчивой, но пока еще несбыточной мечтой. Осознав это, князь Иван со своими воеводами разработал более реалистичную и плодотворную стратегию казанской войны: сочетание упругой обороны с опустошительными рейдами на вражескую территорию. В сущности, это была та же самая схема, которой пользовались казанцы в борьбе с Москвой.
Ожидая ответных ударов татар, Иван III зимой 1467/68 года распорядился приготовить к обороне Муром, Нижний Новгород, Кострому и Галич. Жители окрестных селений сбегались под защиту крепостных стен.
Принятые меры оказались очень своевременными. Едва русские воины ушли из своего свияжского лагеря, хан Ибрагим отправил рать вверх по Волге для внезапного нападения на Костромские земли. Это была месть за московский поход. Однако на сей раз русские оказались проворнее татар. Когда казанцы добрались до Галича — главной цели своего рейда, все окрестное население уже укрылось за крепостными стенами. Взять сильную крепость штурмом грабителям не удалось. «Галичане же выходя из града и бишася с ними крепко» (30, 187). Вскоре татары отошли, «мало нечто полону взяша» (20, 118). Впрочем, этот оптимизм официального московского летописца не разделял другой, ростовский владычный летописец, сообщивший, что под Галичем татары «полону много вземше» (30, 187).
Во время набега на Галич (да и в ходе неудачного похода на Казань) на стороне татар, по-видимому, действовала «черемиса». Их-то и решили наказать в первую очередь. Удар был нанесен из Галича, куда для этого подтянули лучшую боевую силу — «двор великого князя». Руководить набегом Иван III поручил князю Семену Романовичу. Этот молодой и честолюбивый воевода, происходивший из ярославского княжеского дома, сделал все, чтобы выполнить приказ великого князя.
Войско князя Семена Романовича выступило из Галича 6 декабря 1467 года, «на Николин день». «И поидоша лесы без пути, а зима была вельми студена» (20, 118). Разумеется, идти зимой по бездорожью, сквозь глухие леса, можно было только на лыжах. Исход этого тяжелейшего похода летописец изображает в кратких, но словно пропитанных кровью строках: «Тоя же зимы, генваря 6, на Крещение Господне, рать великого князя прииде в землю Черемисскую, и много зла учиниша земли той: людей изсекоша, а иных в плен по-ведоша, а иных изожгоша; а кони их и всякую животину, чего нелзе с собою имати, то все изсекоша; а что было живота их, то все взяша; и повоеваша всю землю ту, а досталь (достаточно. — Н. Б.) пожгоша, а до Казани за один день не доходили и, возвратившеся, приидоша к великому князю вси поздорову» (20, 118–119).
Итак, поход на черемису удался. Лесные жители были частично перебиты или пленены, частично запуганы. Их бедные деревушки опустошены и преданы огню. Но положение этих людей и впрямь можно назвать отчаянным. С одной стороны им грозили казанские татары, с другой — московские воеводы. И те и другие были беспощадны. Поддержав одного из противников, черемиса тут же оказывалась под ударом другого. Остаться в стороне от московско-казанского противоборства было невозможно…
Одновременно с «черемисским» рейдом князя Семена Романовича Иван III отправил муромцев и нижегородцев опустошать земли Казанского ханства вдоль Волги. Методика исполнения задания была, конечно, та же, что и в первом походе.
Сам великий князь, как и во время неудачного осеннего похода на Казань, в конце зимы 1467/68 года стал с крупными силами во Владимире. Отсюда в случае необходимости он мог быстро перебросить войска и на юго-восток, к Мурому, и на север, к Костроме. Сама же владимирская позиция закрывала татарам путь на Москву. Во Владимире с Иваном находились его братья Юрий и Борис, его сын Иван (которому в эту зиму исполнилось десять лет), а также сын Михаила Андреевича Верейского Василий Удалой. В Москве Иван оставил своих братьев Андрея Большого (ему шел тогда двадцать второй год) и Андрея Меньшого (ему было полных пятнадцать лет).