Иван III Великий. Как Московское княжество превратилось в Россию — страница 39 из 61

А в мае 1475 года с моря показался бесчисленный флот. Начал высаживать возле Кафы громадную армию, 70 тысяч человек под командованием визиря Ахмет-паши. Он обложил город и с моря, и с суши. Выставил батареи пушек. Шесть дней грохотала артиллерия, ядра ломали стены, поражали защитников. Местное правительство поджало хвосты, и Кафа сдалась. Но Ахмет-паша обвинил: – почему сразу не открыли ворота, мутили воду на войну? 300 человек, всю генуэзскую знать, велел казнить. От города потребовал выплатить колоссальную сумму денег, а его воины вовсю грабили.

Жители разбегались кто в княжество Феодоро, кто в татарское ханство. Однако Ахмет-паше было без разницы, кому принадлежат те или иные владения. Он явился завоевать весь Крым. Разослал подчинённых брать другие итальянские города – Солдайю (Судак), Лусте (Алушту), Гурзуф, Чембало (Балаклаву), Каламиту (Инкерман), Тану (Азов). А там уже слышали, что случилось в Кафе. Сражаться не смели, покорялись. В Крымском ханстве ещё собственные смуты не улеглись, татары враждовали между собой. Часть из них перешла на сторону турок, других легко разбили.

Только Мангуп стойко отбивался. Там собрались самые упорные бойцы из генуэзских городов, Менгли-Гирей с отрядом. Крепость стояла на горе, считалась неприступной. Турки осаждали её пять месяцев, бросались на штурмы, несли огромные потери, а взять не могли. Но в городе кончилась еда, начался голод. Ахмет-паша изобразил, будто его войско отступило. Спрятал его в засаде в пещерах. Голодные люди выскочили из Мангупа набрать продукты – и на них набросились. Турки ворвались в город. В отместку за трудную осаду резали всех подряд. Только самых важных пленников отправили в Константинополь.

Князя Александра там казнили. В плен попал и Менгли-Гирей, но ему неожиданно повезло. В Крыму продолжались драки между разными татарскими предводителями. И те мурзы, кто уже подчинился туркам, обратились к султану. Просили поставить ханом Менгли-Гирея – дескать, он сумеет навести порядок. Мехмед II заинтересовался, поговорил с ним, и пленник ему понравился. Он дал клятву верно служить султану, платить дань, и его отвезли обратно в Крым, посадили на престол в Бахчисарае. Но ханство теперь стало частью Османской империи.

А у Ивана Васильевича сорвались планы женить наследника на крымской княжне. Куда она исчезла в этих войнах, никто не знает. Поначалу не удавались и замыслы государя перестроить Москву, сделать красивой и величественной. В Кремле случился большой пожар. Большинство построек были деревянными, заполыхали, как костёр. Борьбу с бедствием возглавил сам государь. В таких случаях тушить было бесполезно, просто ломали все постройки на пути пламени. Дворец удалось спасти, но сгорели несколько церквей, двор и палаты митрополита.

Для 70-летнего Филиппа это стало тяжёлым нервным потрясением. Он слёг больным. Позвал к себе Ивана Васильевича, мастеров-строителей и просил их довести до конца Успенский собор. Считал его главным делом своей жизни. Вскоре он умер. Позже Русская Церковь церковь признала его святым. А на его место церковный Собор избрал коломенского епископа Геронтия. Новый митрополит и великий князь старались добросовестно выполнить завещание святителя Филиппа. Работы вокруг Успенского собора шли полным ходом. Возвели стены, начали делать своды куполов.

Но случилось новое бедствие, совершенно необычное для Руси, – землетрясение. Две стены собора рухнули. Считали чудом, что не пострадал ни один человек, падающие камни не повредили ни одну икону. Иван Васильевич стал допытываться, почему же здание не устояло. Вызвал самых лучших мастеров, псковских. Они изучили и сказали, что известь была слабовата. Государь никого не наказывал. Понимал – предвидеть землетрясение никто не мог. Да и вообще на Руси ещё не было опыта возводить столь большие сооружения. Но и псковским мастерам великий князь не поручил эту работу.

У него родилась другая задумка. От жены, от приехавших с ней греков, от бывавших за границей послов Иван Васильевич слышал, что лучшие архитекторы сейчас в Италии. Строят такие храмы, дворцы, крепости, каких в других государствах ещё не умеют. Вот и захотелось зазвать их на Русь. Пускай у нас тоже строят, и начнут с Успенского собора. А при этом и наши строители их секреты узнают. Как раз в это время снаряжали посла Семёна Толбузина ехать в Венецию на переговоры. Ему и поручили нанять хорошего специалиста.

Толбузин был умелым дипломатом, посольские дела успешно выполнил. Однако найти подходящего мастера оказалось почти невозможно. Все заслуженные архитекторы были заняты – строили что-нибудь для папы, здешних князей и вельмож. Прекрасно зарабатывали, ехать на далёкую и неведомую Русь им было незачем. После долгих поисков Толбузину подвернулся Аристотель Фиораванти. Он, как и многие специалисты того времени, был не только архитектором, а мастером на все руки – инженером, литейщиком, ювелиром, художником. Но ему было уже 54 года, а он у себя в Италии ничего не достиг. Лучшие заказы получали самые известные. А он перебивался по мелочам, где-то крепость подремонтировать, канал проложить. И с деньгами было худо, он попался на мошенничестве, ему грозила тюрьма.

Фиораванти хотел было податься в Турцию, и тут его встретили московские послы. Они плохо знали здешнюю страну, и инженер наврал им с три короба. Будто он и есть лучший архитектор Италии. Показывал самые прекрасные здания и заливал – это его работа. Запросил немыслимую оплату, 10 рублей в месяц (за 2–3 рубля можно было купить целую деревню). Но у Толбузина было задание государя. Он согласился. Заключил с Фиораванти контракт на 5 лет. Это обошлось в 600 рублей! Хотя итальянец думал не о временных контрактах. Если повезёт, он собирался остаться на чужбине насовсем. Взял с собой сына, ученика.

В 1475 году приехали в Москву. Иван Васильевич встретился с Фиораванти, побеседовал. И снова сказалась редкая способность государя – распознавать людей. Он с ходу почувствовал, что перед ним величайший талант. Значит, и деньги на него потрачены не зря. Пользы для страны он принесёт гораздо больше. Великий князь поселил его поблизости от собственного дворца. Приглашал пообедать, поговорить. Фиораванти уяснил, какой собор требуется построить. Ещё раз изучил рухнувший. Определил: – не только известь плохая, но и камень слишком мягкий, не подходящий. Он решил возводить собор из кирпича. Исследовал окрестности Москвы, лучшую глину отыскал в Калитникове. Там соорудили кирпичный заводик. И стройка в Кремле закипела по новой.

А тем временем государственные дела шли своим чередом. Иногда вроде бы мелкие, будничные. Но и они оказывались очень важными. Иван Васильевич знал и помнил идею, которую когда-то ещё святой митрополит Пётр внушал Ивану Калите. Москва должна быть «царством Правды». Государь контролировал бояр, чиновников, сборщиков податей, чтобы не смели обирать и обижать народ. Сам выполнял обязанности верховного судьи, разбирал жалобы. Но это получалось нужным и для государства. Простые люди по всей Руси узнавали – да, во владениях Москвы правда и порядок. Вот и тянулись к ней.

А вот в Новгороде никакой справедливостью даже не пахло. Посадниками, судьями и другими начальниками там остались те же самые Борецкие и их сообщники. Они же вроде принесли присягу подчиниться Ивану Васильевичу, присылали ему дань. Но московская армия ушла, а в Новгороде снова верховодили они. Злились, что не удалось к Казимиру перекинуться. Вспоминали, как многие люди не хотели воевать, отделяться от Московской Руси. Значит, они и виноваты, что проиграли войну. Теперь их называли предателями. Отыгрывались на них. Придумывали любую вину, чтобы оштрафовать, арестовать, требовали с них дополнительные налоги.

Несколько бояр вздумали отомстить псковичам, послали отряды слуг разорять и жечь их деревни. Но псковичи-то быстро сорганизовались, перехватили безобразников. Кого-то перебили на месте, а кого поймали – повесили. А в самом Новгороде в тот раз против войны с Москвой протестовали Славкова и Микитина улицы. Требовали замириться, вернуться под власть великого князя. Посадник Ананьин, Фёдор Борецкий и ещё несколько «золотых поясов» решили проучить их. Нагрянули с вооружёнными дружинами, обе улицы погромили и разграбили, многих жителей поубивали. Впредь будут знать, как выступать против своих бояр.

Искать справедливости в городском суде было бессмысленно – там заседали сами обидчики. Но ведь Иван Васильевич не случайно добавил в договор пункт, что он является в Новгороде ещё и главным судьёй. Люди об этом вспомнили, послали жалобы ему. Казалось бы, кто они такие по сравнению с «золотыми поясами»? Беднота, мастеровые, рабочие. Однако государь откликнулся сразу же. После погрома Славковой и Микитиной улиц прошло меньше месяца, а он известил, что выезжает в Новгород, как судья. С ним отправилась большая свита – дьяки, подьячие, воины.

Новгородцы об этом услышали – и люди с жалобами хлынули ему навстречу. Ведь не только сейчас, а раньше как бояре их обижали? Кого бесплатно работать заставляли, кого избили, имущество отобрали, лишние поборы драли, в холопы (в рабство) обращали. Но обратиться-то было не к кому, в республике бояре были полными хозяевами. А сейчас у народа заступник нашёлся! Во всех сёлах и городах, где по дороге останавливался Иван Васильевич, к нему являлись пострадавшие. Подавали заявления – они начинались словами «челом бью», то есть кланяюсь, их называли «челобитные».

21 ноября 1475 года великий князь прибыл в Новгород. По улицам и площадям собралось всё население, встречало его. Бояре, соревнуясь друг с другом, принялись подлизываться, зазывать его на пиры. Он не отказывал, наведывался то к одному, то к другому. Но отвлечь себя застольями не позволил. Уже на следующий день после приезда начал принимать просителей. К резиденции, где он жил, стекались люди и из Новгорода, и из других городов республики. А из их челобитных открывалось множество безнаказанных преступлений – убийства, грабежи, насилия.

Принесли жалобы и жители Славковой и Микитиной улиц. Иван Васильевич вызвал обвиняемых. Потребовал дать объяснения, проверил доказательства. Посадника Ананьина, Фёдора Борецкого и ещё двоих бояр велел заковать в кандалы. Архиепископ Феофил и новгородская знать просили их помиловать. Нет, на этот раз Иван Васильевич отказал. Ответил: – архиепископ и сам знает, сколько зла эти бояре делали людям. Почему же не вмешался? Причём их уже прощали за измену. А теперь они скатились до уголовного преступления. Великий князь отослал их в московскую тюрьму. К их слугам и подручным отнёсся мягче. Они же выполняли приказ своих бояр. Заставил их всех вместе уплатить штраф 1500 рублей и отдал на поруки архиепископу, пусть наставляет их, что делать можно, а чего нельзя.