Но и Плеттенберг узнал, что наше войско ушло, решил отомстить, разгромить главный русский порт Ивангород. В марте собрал кого смог – рыцарей, солдат, ополченцев, нагрянул на реку Нарову. Врага обнаружила застава сына боярского Михаила Смолки Слизнева. Отчаянно вступила в неравный бой, полегла до единого. Однако она подняла тревогу, хоть чуть-чуть задержала рыцарей. Успел подойти новгородский наместник Лобан Колычев с отрядами. Сам повёл их в контратаки и погиб в упорной схватке. Но ливонцев к Ивангороду не подпустили, заставили отступить.
Тем временем в Польше умер король Ян Ольбрахт. Польские паны быстренько подсуетились, избрали на его место брата Александра. Литва с Польшей снова объединились. А литовцы больше этому не противились, не возражали. Уж слишком крепко им доставалось от русских. Теперь нашей стране надо было воевать не только с ними, но и с поляками. И вдобавок ко всему, летом 1502 года Ивану Васильевичу снова пришлось разделять свои силы. Только казанцам помощь больше не требовалась, ногайцев уже разбили и прогнали. Но на южную границу опять надо было посылать конницу, обороняться от ордынцев. И Менгли-Гирей ещё не мог ударить на Литву, у него как раз завязались главные сражения с сыновьями Ахмата.
Командующим в Новгород государь назначил Щеню – уже видел, что Плеттенберг не угомонится, полезет опять. А возглавить армию против Литвы назначил одного из своих сыновей, Дмитрия Жилку. Дал ему в помощь воевод Василия Холмского и Якова Кошкина. Поручил им взять Смоленск. Однако крепость была очень сильной. А литовцы уже сообразили, почему русские так легко берут их города, и как этого избежать. Тех горожан, кто хотел быть под властью Москвы, заранее арестовали. И даже всех, кого просто заподозрили, считали ненадёжными, под конвоем выслали из города вглубь Литвы. В Смоленск прислали дополнительные войска из литовцев, из набранных на папские деньги немецких наёмников.
В июле русская армия подступила к городу, но тех, кто открыл бы ворота и встретил братьев хлебом-солью, в Смоленске уже не было. Встретили огнём пушек со стен. Пробовали атаковать – гарнизон жестоко отбивался. Начали осаду. Но Дмитрий Жилка оказался плохим начальником. Наладить командование не сумел. Помогавшие ему воеводы перессорились между собой. При таких командирах развалилась дисциплина. Дети боярские увиливали от выполнения приказов. Вместо того, чтобы приближаться к крепости, рыть траншеи под пулями и ядрами, самовольно разъезжались по окрестностям. Грабили сёла, набирали скот, пленных – можно продать, подзаработать.
Без толку проторчали под Смоленском полтора месяца, а потом на выручку городу двинулась большая вражеская армия – поляки вместе с литовцами и немецкими наёмниками. Дмитрий Жилка правильно оценил, что у него-то полки совсем распустились. С таким войском вступать в сражение нельзя. Приказал отступить. Доложил отцу, и Иван Васильевич наказал многих нарушителей воинского долга. Одних выпороли, другим пришлось с в тюрьме посидеть.
А насчёт Плеттенберга государь правильно угадал. Он притих только на время. Заново собирал рыцарей, нанимал новых солдат. Услышал, что русские застряли под Смоленском, и довольно потирал руки. Основная московская армия стоит там, до Пскова и Прибалтики доберётся не скоро. Он опять постарался ударить внезапно, ошеломить. У себя, в Ливонии, его войско выдвигалось по-тихому. Лесными дорогами, чтобы русские не прознали. А в сентябре стремительно рвануло к Пскову. Немцы выплеснулись к городу на противоположном берегу реки Великой, развернули орудия, открыли огонь. Псковичи вышли из города, чтоб не подпускать их к стенам. Отличились русские стрелки из ручных пищалей (ружей). Метко поражали рыцарей, артиллеристов.
Однако Плеттенберг всё ещё хитрил. Изображал, что будет атаковать в лоб, через реку. Хотя уже знал: здесь укрепления самые сильные, да и река – серьёзная преграда. Ночью крестоносцы вдруг снялись с места и кинулись к селу Выбуты. Там был брод, прикрывал его только заслон. Враги сшибли его, переправились и очутились с другой стороны города – им уже и река не мешала, и стены здесь обветшали, кое-где обвалились. Наместник Пскова князь Иван Горбатый Суздальский срочно перекидывал все силы и пушки на этот участок.
А немцы сразу полезли на штурм. Их били, отбрасывали. Под огнём, под ядрами и стрелами ремонтировали свою крепость, в аварийных местах сколачивали деревянные укрепления. Крестоносцы не унимались, бросались в новые атаки двое суток. Без перерывов, днём и ночью. Но из Новгорода на помощь уже спешил Щеня со своим полком и городским ополчением. Враги узнали, что он близко – а ещё раз испробовать шестопёры им не хотелось. Развернулись прочь.
Но они слишком задержались у Пскова. Едва исчезли немцы, как показался Щеня с новгородцами. Псковичи тут же присоединились и устремились в погоню. Настигли ливонцев возле Смолина озера. Плеттенберг увидел – оторваться не получится. Но он придумал очередную хитрость. Судьба рядовых солдат и слуг была ему безразлична. Магистр бросил их вместе с обозом. А сам с рыцарями прикинулся, будто удирают. Отчасти его уловка сработала. Наши ратники набросились на обоз. Солдат побили или они сдавались. А телеги были нагружены разным барахлом, вещами рыцарей, едой. Русские кинулись всё это потрошить, набирать себе.
Но магистр с рыцарями вдруг развернулся. Налетели ураганом. Рубили тех, кто увлёкся вещами, оторвался от своих. Да только Щеня был не из тех, кого можно ошарашить эдакими сюрпризами. Он сориентировался мгновенно, созвал и построил воинов. Ощетинились копьями, и разогнавшиеся рыцари напоролись на них. Их стали стаскивать с лошадей, снова глушили булавами – и уцелевшие постарались унести ноги.
Но осенью и вся обстановка переменилась. Менгли-Гирей вдребезги разнёс сыновей Ахмата, и теперь-то Большой орде пришёл полный конец. Мурзы и воины разъезжались в Казань, Астрахань, к ногайским князьям. Большинство перешло к победителю, крымскому хану. А он теперь смог выполнить обязательства перед русскими союзниками. Повернул всю конницу на Литву – и старую, и новых подданных. Лавины татар вломились во владения Александра. Паны прятались по городам, замкам. Крымцы докатились до Карпатских гор, налетели на Польшу, появились даже возле столицы, Кракова. Вогнали в ужас и короля, и всю страну. Больших крепостей не трогали, но разгуливали и разоряли поляков с литовцами три месяца.
Видя такое дело, подключился и молдавский князь Стефан Великий. Припомнил, как паны его подставляли и обманывали. Заключил мир с турками и стал захватывать польские города на Днестре. Александр и его министры хватались за головы. Представляли: – следующим летом ещё и русские бросят на них все силы. Совсем худо будет! Папа Борджиа это тоже смекнул. И… превратился в «миротворца». В Москву примчались послы и от него, и от Владислава Венгерского. Уговаривали заключить мир – дескать, зачем христианам с христианами воевать? Папа предлагал, что он сам станет посредником на переговорах. Но упрашивал Ивана Васильевича не отбирать у Александра города и княжества. Доказывал, что вместо этого лучше «постоять за христианство», схватиться с турками. Он, папа, обеспечит русским союз с Польшей, Германией, Венгрией, Чехией, Ливонским орденом, и государь сможет отвоевать у султана гораздо больше, чем у Литвы. Возьмёт Константинополь, и папа провозгласит его греческим императором! Он ведь женат на византийской царевне – вот и сядет на императорский трон. Только нужна будет ещё одна мелочь, унию принять. Чтобы папа смог короновать его…
Посредничество папы-извращенца и его приманки Ивана Васильевича совершенно не заинтересовали. С турками воевать ему было незачем. Государь ответил, что он и без того «стоит за христианство». А против кого стоит, нетрудно было догадаться – что угрожают христианству сам папа с католиками. Но у литовцев с поляками положение было незавидным. Им нужно было срочно мириться, пока русские снова не ударили. Если через папу не получилось, нашли другого посредника. Собственную королеву, Елену Ивановну. Ей жилось не сладко. Придворные мужа её ненавидели, называли главной виновницей войны. Но вдруг сменили тон, принялись вилять хвостами, льстить. Умоляли обратиться к отцу. Елена не отказалась, написала ему предложение замириться.
Что ж, Иван Васильевич согласился. За три года сражений наши воины устали. И государство большие расходы несло. Нужна была передышка. А если соседи опять обнаглеют, можно будет и продолжить. На переговорах государь назвал главное условие мира – прекратить гонения на православие. Не сметь больше его притеснять. Королю и панам пришлось согласиться. Они уже и сами сообразили: хотели с православием покончить, а ведь напакостили сами себе. Теперь так и эдак уламывали возвратить занятые области. Доказывали, что они по праву принадлежат Александру, от предков достались. Но тут уж Иван Васильевич ткнул их носом в историю. По праву? По какому такому праву? Разве всегда их короли владели русскими городами и княжествами? Наследственные владения короля – Литва и Польша. А в Русской земле жили и правили наши предки. Это наше достояние. Так что чужого мы не брали, только своё.
Государь стоял твёрдо, не уступил ни одного метра. Александру и панам деваться было некуда – если дальше воевать, у них ещё что-нибудь отберут. Заключили перемирие, к державе Ивана Васильевича присоединились 19 городов и огромная территория, третья часть всего Литовского государства. Уж как рады были жители! После нескольких столетий власти чужеземцев и католиков они снова были со своими, в единой русской православной стране!
Ливонский магистр Плеттенберг, уж на что был воинственный, но и он понял – против Руси орден остался один. Так зададут, что мало не покажется. Поэтому тоже захотел мириться. У него Иван Васильевич земель и городов не требовал. Там жили немцы, эстонцы, латыши, и вера у них была католическая. Государь рассудил, что пока они нам не нужны, только бы гадостей не делали. Ливонскому ордену пришлось подтвердить старые договоры о свободной торговле для русских в своих городах, оплатить убытки пострадавшим купцам. А за то, что нарушили договоры и напали, немцев заставили платить дань Руси.