Тождество названий волости Горетовы и Горетова стана несомненно, но, основываясь только на нем, нельзя делать вывод об идентичности этих двух административно-территориальных единиц. В завещаниях Ивана Калиты Горетова упоминается среди коломенских волостей. В том же соседстве она названа и в духовной грамоте Ивана Красного, на основании чего С. М. Соловьев считал ее коломенской волостью, хотя и не дал ее точной локализации[101].
Попытаемся определить ее местоположение на карте. В своем завещании Иван Красный оговорил, что Горетова и другие коломенские волости, владелицей которых являлась вдова Семена Гордого Марья, после ее смерти переходят к его сыну Дмитрию (будущему Донскому)[102]. Хотя Марья умерла лишь в 1399 г., ее владения перешли к Дмитрию задолго до ее кончины. А. Е. Пресняков полагал, что в конце жизни она удалилась в монастырь. Во всяком случае, волости Марьи упоминаются в духовной грамоте 1389 г. Дмитрия Донского как его полная собственность[103]. Но Горетова в их числе не названа.
Это можно объяснить тем, что договором 1381 г. между Дмитрием Донским и Олегом Рязанским граница их владений была установлена по рекам Оке и Цне[104]. Горетова, очевидно, находилась на правом берегу Оки и, как следствие этого, отошла к Рязани. Данное предположение подтверждают «Списки». Неподалеку от Луховиц они фиксируют существующее и ныне село Горетово[105]. Встречается оно в источниках и более раннего времени. В платежной книге Зарайска и ряда соседних станов 1594–1597 гг. в Перевитском стану упоминается «монастырь Горетовский да слободка»[106]. К сожалению, наши сведения о мелких монастырьках России весьма скудны — во многих случаях не известны даже приблизительные даты их основания. Это относится и к Горетову монастырю[107]. Предложенную локализацию подтверждают и археологические данные. Вблизи Горетова известны группа из 11 курганов и два городища, имеющие слой славянского времени[108].
В тексте договора 1381 г. среди обмениваемых земель Горетова не названа. На рубеже 70–80-х годов XIV в. этот район стал ареной многочисленных военных столкновений. Здесь происходил московско-рязанский конфликт 1372 г.[109] Недалеко отсюда состоялось известное сражение на реке Воже (1378 г.), после чего Мамай опустошил Рязанскую землю[110]. Волость, вероятно, была разорена и прекратила свое существование как территориально-административная единица, а ее центр, возможно, был перенесен в более безопасное место, во вновь основанный городок Перевитск, впервые упоминаемый с 1389 г.[111]
Что касается последней коломенской волости Горки, Н. П. Барсов ошибочно соотносил ее с одноименной деревней Михайловского уезда Рязанской губернии[112], но все последующие исследователи помещают ее на левом берегу Оки, вверх от устья Москвы-реки, там, где до сих пор известно село Горы и находилась дворцовая Горская волость[113]. С этим не согласился А. Б. Мазуров, по мнению которого Горская волость является поздним новообразованием XVII — начала XVIII в. (коломенская писцовая книга XVI в. ее не знает). По мнению исследователя, ее следует искать не на левом, а на правом берегу Оки, где известно село Горки в непосредственной близости от Перевитского городища[114].
Кроме волостей Иван Калита выделил Семену и отдельные села: Астафьевьское, «село на Северьсце в Похрянъском оуезде», Костянтиновское, Орининьское, Островьское, Копотеньское, селце Микульское, Малаховьское, Напрудское «оу города».
Астафьевское точно локализовать на карте не представляется возможным. По «Спискам» в Подмосковье известно четыре села с подобными названиями. С. М. Соловьев первым обратил внимание на то, что село располагалось на Клязьме — указание на это видим в духовной грамоте Семена Гордого[115], но ни одно из селений «Списков» не находилось на этой реке. В. Н. Дебольский подметил, что на Клязьме существует село Осташково, но связать его с древним Астафьевским не решился[116]. А. П. Прусаковым была предпринята попытка отождествить село XIV в. с Остафьевом, известной усадьбой Вяземских рядом с Подольском[117].
Говоря об Астафьевском, необходимо сказать, что за несколько столетий оригиналы духовных грамот Ивана Калиты получили различные механические повреждения, появились лакуны, в ряде мест чернила угасли. Поэтому при публикации текст одной грамоты восстанавливается по тексту другой. 10-я строка первой грамоты московского князя, где упоминается Астафьевское, имеет лакуну, а в аналогичном месте второй грамоты начальные буквы названия села ныне читаются с трудом, что дало основание В. А. Кучкину усомниться в правоте Н. Н. Бантыш-Каменского (1737–1814), читавшего здесь слово «Астафьевское», и предположить, что название села — Лысцевское. Последнее располагалось под Коломной[118]. Но им не был объяснен простой факт. Судя по завещаниям московских князей, Лысцевское в XIV–XV вв. постоянно отдавалось во владение княгиням[119]. Состав земель, отдаваемых в «опричное» владение женщинам московского княжеского дома, был достаточно устойчивым. Непонятно почему Иван Калита отдавал Лысцевское (если предположить чтение В. А. Кучкина) Семену, а не своей жене.
Рис. 39. Бантыш-Каменский Н. Н.
«Село на Северьсце в Похрянъском оуезде» большинство исследователей отождествляет с современным селом Северским на устье Северки, к северу от Коломны[120]. Судя по всему, это село следует отождествить со Свирелеском, центром одноименной волости, упоминаемой летописью под 1176 г.[121] Если быть абсолютно точным, то городище, которое можно связать с древним Свирилеском, находится чуть севернее нынешнего села Северского — недалеко от соседнего Мячкова и устья реки Северки[122].
Впрочем, была высказана иная точка зрения о местоположении названного села. Она идет от Н. М. Карамзина, указавшего на якобы одноименное село «в 60 верстах от Москвы к Серпухову». Но уже в XIX в. исследователи выяснили, что в районе реки Нары близ Серпухова такого села нет: имеются лишь деревни Свирино и Свиринка, которые нельзя отождествлять со Свирилеском[123]. Свою лепту внесла и А. А. Юшко, отметившая, что Свирилеск и Северское лингвистически не согласуются между собой. Это дало основание В. Н. Темушеву предположить, что древний Свирилеск есть не что иное, как волость Северьска в верховьях одноименной реки. Впрочем, относительно «села на Северсце» он согласился, что речь должна идти о современном Северском[124].
Все историки согласны с тем, что «село на Северьсце» находилось в упоминавшейся выше волости Похряне, но не обращали внимания на то, что в данном случае Иван Калита почему-то именует ее «Похрянъским оуездом».
По данным «Списков» легко локализуются расположенные к юго-востоку от Москвы села Копотеньское (современный микрорайон Капотня на юго-востоке города), Орининьское (нынешнее Молоково, переименованное в честь советского полярного летчика), Островьское (ныне Остров)[125]. В одной из разъезжих грамот 90-х годов XV в. упоминается «земля великого князя Островская», что подтверждает данную локализацию[126].
Неподалеку, в низовьях Пахры, находилось Костянтиновское. Н. П. Барсов неверно отождествлял его с селом Константиновским Кашинского уезда Тверской губернии, а М. К. Любавский ошибочно соотносил его с одноименным селом на реке Рожае[127]. Причиной этого стало то, что по «Спискам» в Московской губернии известно семь топонимов «Константиново». Но поскольку во всех духовных грамотах московских князей оно постоянно упоминается вместе с Орининьским, Островьским и Копотеньским, его следует связать с ближайшим одноименным селом в низовьях Пахры, где его правильно локализовал С. М. Соловьев[128]. Подтверждение данной локализации дают две разъезжие грамоты 90-х годов XV в., из которых выясняется, что к этому времени село стало собственностью Николо-Угрешского монастыря[129].
При впадении в Москву-реку Гжелки на месте фиксируемого «Списками» села Малахова лежало Малаховьское. Вероятно, именно к нему относится жалованная кормленная грамота великой княгини Марии Ярославны, выданная в третьей четверти XV в. И. Г. Осоке[130].
Сельцо Микульское располагалось к северо-востоку от Москвы на речке Пруженке. С. М. Соловьев полагал, что оно находилось под Коломной, где его упоминает духовная грамота 1389 г. Дмитрия Донского. Но данный источник уточняет, что здешнее Микульское являлось «примыслом» самого Дмитрия и таким образом не имеет отношения к селу из завещаний Ивана Калиты