Некоторые исследователи высказывали другие точки зрения. Так, А. А. Горский полагает, что земли по реке Наре изначально находились в составе Московского княжества с момента его образования, а по реке Лопасне были присоединены в ходе московско-рязанского конфликта 1300 г.[584] В. Н. Темушев делил эти владения несколько иначе. По его мнению, земли по реке Моче (волости Перемышль, Растовец и Тухачев) входили в древнейшую территорию Московского княжества, а волости по рекам Лопасне и Наре являлись рязанскими владениями[585].
Однако картина распределения земель в этом районе была еще более сложной: кроме черниговских, владимирских и рязанских владений здесь находились и смоленские земли. Уставная грамота князя Ростислава Мстиславича новоучрежденной Смоленской епископии 1136 г. отмечает здесь смоленские владения: Добрятино (на Пахре), Доброчков в верховьях Нары, Беницы и Путьтино (среднее течение Протвы), Бобровницы (в нижнем течении Протвы)[586].
В итоге вопрос о времени появления московских владений в Поочье заходит в тупик. Решить его помогает случайная обмолвка летописца.
Симеоновская летопись, рассказывая под 1206 г. о похоронах первой супруги великого князя Всеволода Большое Гнездо — Марии, добавляет одну, на первый взгляд, малозначительную подробность: на погребении среди прочих были «и вси Лужане оть мала и до велика»[587].
Издатели летописи внесли слово «Лужане» в географический указатель, но не объяснили, жители какого населенного пункта подразумеваются. Просмотр источников показал, что в ближних и дальних окрестностях Владимира нет поселений с названиями, от которых можно произвести подобное определение. Между тем в «Списке городов русских дальних и ближних» упоминается городок Лужа, получивший название от одноименной реки, притока Протвы[588]. С последней четверти XIV в. он находился в составе владений серпуховских князей, пока в середине XV в. не был отобран Василием Темным.
Локализация Лужи вызвала среди исследователей споры. В частности, М. Н. Тихомиров счел «возможным отождествить Лужу с современным Малоярославцем». Эту позицию впоследствии поддержали А. А. Юшко и В. Н. Темушев[589]. В отличие от них, В. Н. Дебольский, А. М. Сахаров, А. Б. Мазуров и А. Ю. Никандров пришли к выводу, что Лужа и Малоярославец являются двумя разными городами[590].
Действительно, духовная грамота князя Владимира Андреевича Серпуховского начала XV в. отдельно упоминает Малоярославец (Ярославль) и Лужу. В ней сначала перечисляются владения, завещаемые сыновьям Ивану, Семену и затем Ярославу: «А благословил есмь сына, князя Ярослава, дал есмь ему Ярославль с Хотунью, с тамгою, и с мыты, и с селы, и з бортью, и со всеми пошлинами». В другом месте грамоты говорится: «А жене своей, княгине Олене, дал есмь еи Лужу и со всеми слободами, и с волостми, и с околицами, и с селы, и з бортью и с тамгою, и с мыты, и со озеры, и со всеми пошлинами. И что в Луже села за слугами и в слободах, и те села все княгине моеи, Козлов брод з бортью, и с селы, и со оброчники, и со всеми пошлинами, Бадееву слободку. А слободы Лужовские и волости княгине моеи: Ловышна, Ярцова слободка, Сосновецъ, Турьи горы, Бубол, Вепреика, Якимова слободка, Маковецъ, Сетунка, Терехова, Спиркова, Ортемова слободка, Скомантова, Гриди Ярцова, Михалкова, Степана Осипова, Дынка Мосолова, Гриди Федотова Лукина»[591].
Археологически местоположение городка Лужи не определено. Тем не менее это возможно сделать, поскольку в бассейне одноименной реки помимо Малоярославецкого имеется еще лишь одно городище — Отяково (или Николо-Лужицкое). Оно находится в нынешнем Боровском районе Калужской области, правда, не на самой реке Луже, а на мысу правого берега реки Сушки в 80 м от впадения ее в речку Бобровку, являющуюся левым притоком Лужи. Городище расположилось на площадке трапециевидной формы 50×45 м, высотой 8–10 м над рекой. С напольной восточной стороны его защищает вал (высотой до 3 м) и ров (глубиной 1,5–3,5 м). Был обнаружен культурный слой толщиной от 0,2 до 0,6 м со слоями раннего железного века, XI–XIII, XIV–XVII вв., а также немногочисленные находки: лепная дьяковская керамика, гончарная древнерусская и позднесредневековая, шиферное пряслице, костяная рукоять ножа, железные шлаки, кости животных[592]. Само городище возникло не ранее XII в. и занимает площадь 0,28 га[593].
Данная локализация подтверждается сохранившимися писцовыми описаниями XVII в. Боровского уезда. Благодаря им имеется возможность очертить пределы территории, непосредственно «тянувшей» к Луже. В частности, в писцовой документации упоминается Лужецкий стан. Он являлся наиболее рано освоенной территорией Боровского уезда, охватывавшей земли по течению реки Лужи. В духовной грамоте Елены Ольгердовны 1433 г. «лужецкими селами» названы Юрьевское, Деготьское, Осеневское, Аврамовское, Михалково, Миседское и Сосновское[594]. До нашего времени не дожили только Деготьское и Миседское. Все остальные уверенно локализуются на современной карте. Со второй половины XV в. части прежней Лужецкой земли начинают постепенно оформляться в самостоятельные станы и волости. Михалково вошло в состав Бубольского стана, на территории которого протекает речка Мисида, по которой можно локализовать исчезнувшее село Миседское. Аврамовское стало центром самостоятельной волости. Сосновское вошло в Ловышинский стан[595].
Каким же образом Лужа досталась жене Всеволода Большое Гнездо? Разгадка оказывается крайне простой: очевидно, эти земли представляли собой приданое, с которым она вышла замуж. Понятно, и почему лужане оказались во Владимире в марте 1206 г. Как известно, незадолго до смерти Мария приняла монашеский постриг, что означало отказ от всего мирского, и поэтому лужанам вскоре после ухода Марии в монастырь необходимо было выяснить, кому должна была перейти их волость.
Наше предположение, что Лужу и соседние земли Всеволод Большое Гнездо получил в приданое за Марией, подтверждается дальнейшей владельческой историей этих мест. Ранее нами уже отмечалось, что, поскольку земли, находившиеся на малоосвоенных стыках княжеств, не являлись родовыми владениями князей, те предпочитали передавать их из рук в руки в качестве приданого при заключении браков. У нас имеется возможность отметить некоторые случаи подобного «круговорота» здешних земель.
В частности, в «Записках по российской истории» Екатерины II под 1216 г. отмечается: «В том же году князь Владимир Всеволодович Московский [сын Всеволода Большое Гнездо. — Авт.] женился, взял дочь князя Глеба Святославича Черниговского»[596]. Очевидно, данный брак сопровождался получением в приданое некоторых владений.
Упоминание о землях, которые «как ся отступили князи торуские Федору Святославичю» в московско-рязанском договоре 1381 г. (среди них видим Лопасну), фиксирует их передачу в качестве приданого в результате брака Федора Святославича Смоленского на одной из тарусских княжон из черниговского княжеского дома[597].
Документы московских князей отмечают соседнюю с Лужей волость Заячков, принадлежавшую Анне, тетке Семена Гордого. В частности, в договорной грамоте 1341 г. Семена Гордого с братьями читаем: «Или что мя благословила которыми волостьми тетка моя, княгини Анна, Заячковым…»[598]. Второй раз ее имя встречается в завещании Семена Гордого 1353 г.: «Заячков, что мя благословила тетка моя, княгини Анна, и Гордошевичи…»[599]. В. А. Кучкин полагал, что в ней следует видеть «не упоминаемую источниками дочь первого московского князя Даниила Александровича, родную сестру Ивана Калиты, бывшую замужем за одним из рязанских князей»[600]. Позднее С. Н. Абуков предположил, что ее супругом мог быть рязанский князь Иван Коротопол[601]. Однако, на наш взгляд, она происходила из каргопольской ветви белозерских князей, в первом браке была женой можайского и брянского князя Святослава Глебовича († в 1310 г.), а затем вышла замуж за брата Ивана Калиты — Афанасия Даниловича († в 1322 г.) и тем самым приходилась теткой Семену Гордому.
После перехода Лужи в состав Серпуховского удела эти земли, по завещанию Владимира Андреевича Серпуховского, в начале XV в. также продолжали числиться за женской половиной Серпуховского княжеского дома, став собственностью его вдовы Елены Ольгердовны[602].
Характеризуя географию волостей младшего сына Ивана Калиты, мы обратили внимание, что их центр — село Лопастеньское — передавалось московским князем не ему, а своей второй жене Ульяне. Очевидно, это было сделано не случайно, а отражало владельческую традицию земель москвичей в данном районе, когда они представляли собой территории, полученные в приданое. Судя по всему, они достались московским князьям в результате нескольких браков. В главе о Можайске уже обращалось внимание на династические браки московских и тверских князей на княжнах смоленско-брянского дома. К сожалению, история связанных с ними территориальных изменений остается практически неизученной и требует дальнейшего исследования.