В новом завещании Ярослава Мудрого не было упоминания самого младшего сына Игоря. К сожалению, о его рождении летописи молчат, хотя В. Н. Татищев датирует это событие 1036 г. Отсутствие упоминания Игоря в пересказе завещания Ярослава, содержащемся в Лаврентьевской и Ипатьевской летописи, позволяет говорить, что новый вариант «ряда Ярослава» был составлен до его рождения. И хотя самый младший сын Ярослава не значился в его завещании, после смерти отца старшие братья выделили ему долю наследства. Это нашло отражение в известии 1055 г. о распределении уделов между сыновьями Ярослава.
Подобная традиция дожила до XIV в. В 1389 г. была написана духовная грамота великого князя Дмитрия Донского. Однако в ней в числе наследников не был указан младший из его сыновей — Константин, родившийся за несколько дней до смерти отца. Наделить его уделом пришлось старшему брату — великому князю Василию Дмитриевичу. В его первой духовной грамоте, датируемой 1406–1407 гг. читаем: «А брата своего и сына благословляю, князя Костянтина, даю ему въ оудел Тошню да Оустюжну, по душевнои грамоте отца нашего, великого князя»[719].
Таким образом, можно утверждать, что «ряд Ярослава» был составлен задолго до его кончины. Первый вариант был написан в 1036 г., скорее всего — сразу после того, как Ярослав стал, по словам летописи, «самовластьцемь Русьстей земли»[720]. В нем в числе наследников значились три его сына. После смерти брата Ярослава Станислава завещание киевского князя было дополнено приписной грамотой, содержавшей распоряжения о разделе Смоленска. Второй вариант завещания был составлен около 1040–1041 гг., перед одним из военных походов Ярослава. В нем имущество делилось уже между четырьмя сыновьями киевского князя. После смерти Ярослава свою долю в наследстве получил и его младший сын Игорь.
Ни Лаврентьевская, ни Ипатьевская летописи, пересказывая завещание Ярослава Мудрого, ничего не сообщают о судьбе Новгорода. Только позднейший новгородский летописец уточняет, что на долю старшего сына Изяслава помимо Киева пришелся и Новгород: «и взя болшии Изяславъ Кыевъ и Новъгород»[721].
Объясняется это тем, что в 1052 г. умер старший сын Ярослава Владимир, по давней традиции княживший в Новгороде. Вскоре после его кончины Новгородская земля, согласно родовому обычаю, была поделена между остальными сыновьями Ярослава.
Исследователями достаточно давно была отмечена тесная географическая связь пятин с новгородскими концами. Четыре пятины (Водская, Шелонская, Деревская и Обонежская) начинались прямо от городских границ соответствовавших им городских концов (Неревского, Людина, Славенского, Плотницкого), являясь непосредственным продолжением последних. Лишь один из концов — Загородский, образовавшийся, видимо, позднее, соответствовал Бежецкой пятине, территория которой начиналась в 100 верстах от Новгорода, поскольку, по всей вероятности, земли у границ города были уже распределены между другими четырьмя концами. Очевидно, именно Загородский конец вместе с Бежецкой пятиной составили жребий Игоря, младшего сына Ярослава, выделенный ему старшим братом Изяславом уже после смерти отца. Таким образом, возникновение новгородских пятин и концов следует датировать эпохой Ярослава Мудрого. Они являлись территориями, выделенными каждому из его наследников.
Как видим, и здесь сталкиваемся с явлением совместного владения, очень типичного для Древней Руси, для которой был характерен расщепленный характер княжеской власти. Новгород с окрестностями, хотя и был поделен между наследниками Ярослава Мудрого, продолжал сохранять известное единство. Окончательному разделу города между князьями препятствовало то обстоятельство, что в общей нераздельной собственности совладельцев продолжал находиться целый ряд учреждений, позволявших выполнять отдельные общие функции (оборона, сбор дани и т. п.) для всех князей более эффективно, с меньшими затратами, нежели, если бы они находились в индивидуальной собственности одного из них. В данном случае один из князей-совладельцев (в пределах Новгорода) по отношению к другим выступал в качестве великого князя. Именно этим обстоятельством объясняется уточнение позднейшего новгородского летописца, что на долю старшего сына Изяслава помимо Киева пришелся и Новгород: «и взя болшии Изяславъ Кыевъ и Новъгород»[722].
Карта 19. Раздел Руси по «ряду» Ярослава Мудрого
В этом же качестве выступал и посадник — представитель великого князя. Любопытно, что именно с эпохи Ярослава Мудрого начинают свой отсчет летописные списки посадников (если не считать легендарного Гостомысла, жившего за полтораста лет до следующего посадника Коснятина)[723].
История дальнейших переходов новгородских концов и пятин из рук в руки еще ждет своего исследователя. Здесь же отметим, что Ивану Калите, как прямому потомку в восьмом поколении сына Ярослава Мудрого Всеволода, получившего Северо-Восточную Русь, достались и новгородские владения его пращура — соответствующие новгородские конец и пятина. Остальные части города и Новгородской земли принадлежали другим князьям-совладельцам.
При этом после захвата части русских земель претензии на соответствующие части новгородских владений выдвинули и литовские князья. Именно в этом ключе следует рассматривать упоминавшееся нами посольство 1326 г. от Гедимина в Новгород, в котором участвовали князья Василий Александрович и Федор Святославич. Однако, судя по всему, эта попытка не удалась. Более серьезные последствия имели события 1331 г., связанные с поездкой на поставление в Киев новгородского архиепископа Василия, о которой говорилось выше. Новгородские послы и архиепископ Василий вынуждены были заключить с Гедимином соглашение, подробности которого приводит Никоновская летопись: «князь Гедименъ Литовский поима ихъ на миру, и въ той неволе дали слово правое сыну его Нариманту на пригороды на новогородцкиа Ладогу и Ореховъ городокъ, и Корелскую землю и половину Копорья ему и детемъ его въ вотчину и въ дедину, и тако отпустиша ихъ»[724].
Речь в данном случае идет о Водской пятине и Неревском конце Новгорода. Они продолжали контролироваться литовскими князьями даже в конце XIV в., о чем говорит упоминание «Сказанием о Мамаевом побоище» среди новгородских посадников, пришедших в 1380 г. на помощь великому князю Дмитрию Донскому, Михаила Львовича с характерным уточнением: «пан»[725].
Что касается владений князей Северо-Восточной Руси в Новгороде (в начале XIV в. сначала тверских, затем московских), то они владели Шелонской пятиной. Об этом говорят упоминания в их договорах с Новгородом Русы (ныне Старая Русса), Озвада (ныне деревня Взвад в дельте Ловати при ее впадении в Ильмень), которые располагались на территории указанной пятины. Там же упоминается о праве князей Северо-Восточной Руси посылать своих людей в Заволочье: «А за Волокъ ти слати своего мужа изъ Новагорода въ дву носаду по пошлине»[726]. Судя по «Печорским актам», речь в данном случае шла именно о Печоре.
Заключение
Исчерпывались ли владения Ивана Калиты теми, что приведены в данной книге? Духовная грамота его внука, великого князя Дмитрия Донского, дает на этот вопрос отрицательный ответ. В ней читаем следующие распоряжения: «А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с теми селы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовъское. А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозеромъ, со всеми волостми, и Вольским съ Шаготью, и Милолюбскии езъ, и съ слободками, что были дети моих. А сына своего, князя Петра, благословляю куплею же своего деда, Оуглечим полем, и что к нему потягло, да Тошною и Сямою»[727].
На протяжении двухсот лет исследователи бились над разгадкой: что имел в виду Дмитрий Донской, говоря о «куплях» своего деда? По этому поводу было выдвинуто свыше десятка версий, порой остроумных, но ни одна из которых так и не смогла объяснить данный парадокс. Поскольку этой проблеме посвящена другая книга[728], позволим изложить здесь основные ее выводы.
Оказалось, что термин «приданое» известен на Руси только с XV в., а до этого данное понятие обозначалось словом «купля». Таким образом, три города — Галич, Белоозеро и Углич — были получены московскими князьями в результате династических браков.
Карта 20. Галичское княжество
Галич достался Ивану Калите в результате его второго брака с Ульяной, дочерью галичского князя Федора Давыдовича. Поскольку по тогдашним правилам приданое являлось формальной собственностью жены, становится понятным, что московский князь не имел юридического права указывать эти земли в своем завещании.
Что касается Белоозера, оно досталось московским князьям, когда брат Ивана Калиты Афанасий женился на Анне, дочери князя Василия Глебовича Белозерского. Афанасий Данилович скончался в 1322 г. Его вдова надолго пережила супруга, и поэтому Иван Калита на момент составления своих духовных грамот также не мог указывать в них полученных таким образом владений. Дмитрий Донской не ошибался, когда говорил о Белоозере как «купле» своего деда: Афанасий Данилович приходился ему двоюродным дедом.
Карта 21. Белозерское княжество
Углич, входивший в состав Ростовского княжества, достался московским князьям в результате брака Юрия, старшего брата Ивана Калиты, с дочерью ростовского князя Константина Борисовича. От этого союза у Юрия родилась дочь Софья. В 1320 г. она вышла замуж за княжича Константина Михайловича Тверского. Этот брак, заключенный с целью примирения Москвы и Твери, оказался неудачным и в итоге был расторгнут. Земли, полученные Софьей в приданое, остались за ней, с тем, чтобы она могла с ними вторично выйти замуж.