Так впервые Андрей оказался на Дону. Тут было посвежее. На поляне, загрузив в каюк несколько волокуш, подняли его на плечи и стали спускаться к берегу, заросшему густым камышом. Проход в нём был давно пробит, и они, спустив каюк на воду, поплыли ставить волокуши. Андрея рыбаки засадили за вёсла и только командовали то грести ближе к берегу, то против течения. Из воды торчал комол. Надо было подплыть ближе.
— Трошки подай.
Гундор схватился за комол и привязал волокушу. Незаметно они поставили их несколько штук и вышли на берег.
— Будылья набери, уху сварганим, — обратился гундор к Андрею.
Пока гундор колдовал над варевом, брудастый сходил в пещеру и принёс под мышкой увесистый бочонок и кубок. Гундор разлил дразнящую запахом уху. Брудастый вытащил из бочонка пробку и налил в кубок жидкости. Подав его Андрею, коротко сказал:
— С починком тя! Пей!
Андрею ничего не оставалось, как осушить кубок. Ему показалось, что такой вкусной ухи он отродясь не едал. Кашевары варили доброе варево, но это... Больше Андрей пить не стал. Брудастый и не настаивал. Наоборот, добрым взглядом оценил парня.
Гундор и брудастый набрались хорошо. И вдруг гундору вздумалось проверить волокуши. Брудастый его пытался отговорить. Но куда там. Еле державшегося на ногах казака пытался задержать и Андрей. Но тот прогундосил:
— Ну ты, кугарь, меня... казака! — и он ударил себя в грудь.
— Пущай идёть! — подал голос брудастый.
Андрей махнул рукой и поплёлся в тень спать.
Сон не шёл, и Андрей хорошо слышал, как гундор несколько раз упал, но всё же спустил каюк на воду. Слышно было, как он бьёт вёслами по воде. И вдруг что-то бултыхнулось и стихло. Андрей приподнялся. Тишина. Только слышно, как где-то стрекочет кузнечик.
— Эй! — окликнул гундора Андрей.
Но он не отвечал. Андрей подождал какое-то время и опять окликнул его. В ответ — тишина. И он стремглав бросился к реке. Пробежав камышовую часть. Андрей увидел, что каюк без гундора медленно плыл по течению, а прямо перед ним кто-то невидимый дёргал волокушу и от неё убегали волны и ходуном ходил ближайший комол.
Догадка прожгла Андрею мозг: «Гундор свалился в реку и зацепился за сеть!» Он нырнул. Хотя вода была не очень прозрачна, всё равно ему удалось разглядеть его тело. Подплыв. Андрей убедился в своей правоте. Нож оказался у него на поясе. Распутать волокушу было невозможно, так как казак запутался в ней руками и ногами. Нож быстро помог освободить бедолагу. Вытащив на берег, он поднял его за ноги. Изо рта и носа побежала вода. Положив на землю, Андрей несколько раз нажал грудную клетку. Так поступали у них на Клязьме. Гундор задышал. Когда отдышался, с трудом поднялся, тупым взглядом посмотрел на Андрея, махнул рукой и, сделав несколько шагов, свалился. Андрей, убедившись, что он жив, поднялся на поляну, взяв с колымаги Кожину, бросил её под куст и завалился спать.
Наутро, когда Андрей проснулся, он нашёл брудастого около гундора. Тот, подложив руки под голову, сладко спал. Брудастый никак не мог понять, отчего же руки и ноги гундора повязаны частями волокуши.
— Ты глянь, — сказал брудастый подошедшему Андрею и потряс частью волокуши на ноге гундора, — что это?
Андрей рассказал, как ему пришлось спасать утопавшего казака. Брудастый выслушал спокойно, только заметил:
— Он быстро наладит.
Когда брудастый рассказывал гундору о происшедшем, он только часто моргал да потирал свою черепушку, силясь вспомнить, а так ли это было. Потом гундор куда-то исчез. Андрей не знал, что делать, и поглядел на брудастого. А тот развалился, подложив под голову полено, и глядел в голубое небо. Кроме солнца да необозримой голубизны там ничего не было, даже курганники и те куда-то запропастились. Он постарался заснуть.
Гундор появился, держа руку за спиной. Подойдя к Андрею, он легко ногой толкнул его под бок.
— Эй, — проговорил он.
Андрей открыл глаза. Гундор поманил его пальцем. Андрей поднялся.
— Чё надо? — позёвывая, спросил он.
Вместо ответа гундор протянул ему нож. И какой! Широкое лезвие с канавкой, тёмно-серый цвет говорил знатоку, что это очень хорошая сталь, да и работа знатная. Рукоять была инкрустирована золотом, а на конце вделан огромный бриллиант. Даже непросвещённому человеку была понятна его огромная стоимость.
— На, — коротко прогундосил хозяин, — бери.
Андрей взял его в руки, посмотрел и протянул назад.
— Нет, — он покачал головой, — если ты даёшь его мне за то, что я тебя... — он не стал говорить, что спас, — это не по-казацки.
Гундор посмотрел по сторонам, увидел бревно и потянул к нему за рукав Андрея.
Они сели, и гундор рассказал о своей жизни. Был он, как и его отец, смердом. У них был свой кусок земли, который кормил и одевал их. У смердов, не как у князей да бояр, которые женили детей по выгоде. Ему понравилась дочь такого же смерда, только из другой деревни. Большие, смеющиеся таза, доброе, ласковое лицо. Сыграли свадьбу. В положенное время родился сын. Радость в семье была неописуемой. Но надо же было так случиться, что в их местах охотился князь. Он повстречал его жену. Та запала ему в душу. Недолго думая, он послал своих людей, те схватили и привели её к князю. Когда она ему надоела, он выгнал её на улицу. Она пришла домой и всё рассказала. А наутро одежду жены нашли на берегу реки.
Глубокое горе вошло ему в душу. Тёмной ночью он направился к княжеским хоромам. Но его схватила стража, сильно избила. С той поры он стал гундосить. Отлежавшись, он всё же выполнил задуманное. Бросив мясо собакам, обложил дом соломой, а потом, подперев дверь, поджёг её. После этой мести и бежал сюда, на Дон. Но у него остался сын. И он не знает, что с ним. Да и никогда не узнает. То, что сделал Андрей, напомнило ему о сыне.
— И я дарю тебе нож в память о своём сыне. Возьми, не обижай старого казака. Я его честно добыл в походе, сняв с пояса поверженного мной одного татарского хана.
— Бери, — раздался за спиной голос брудастого, — коль дают. Дай ему малую отраду.
Андрей замялся. Брудастый взял кинжал у гундора и подвесил его к поясу Андрея.
— Да пусть он будет хранителем твоей жизни, — сказав, перекрестил Андрея. — Храни тя Бог!
Кош нельзя было узнать. Когда они покидали его, там царило безмятежное спокойствие. А вернулись к кипящему «казану». Нарядные казаки гордо вышагивали друг перед другом. Сразу можно было понять, что вернулся атаман с хорошим дуваном.
Всё страшное для них осталось позади: звериные норы, густые камыши и болотистые плавни со змеями, с чёрными пауками мармуками, тарантулами, не говоря о слепнях и мошках. Нет больше и ожидания удобного момента для нападения или хоронения от явной силы противника. Всё позади, всё вновь впереди. Но когда это будет! А сегодня все те, кто остался жив, помолились иконе Покрова Пресвятой Богородицы, этой надёжной защитницы казаков, чтобы глубоко ей поклониться, отблагодарив дорогими подарками её за помощь и поддержку. А после молитвы казаки пошли на сборище. Об этом известили звуки медного круга.
Услышав монотонные удары, Андрей, помогавший разгружать колымагу, вопросительно глянул на гундора. Тот, встряхивая мешок с вяленой рыбой, прогундосил:
— Атаман с походу вернулся. На круг сбирают. Как бы не судить кого будуть.
Андрей, оттащив последний бочонок в хранилище, поддёрнул порты и спросил:
— Я пойду?
Гундор кивнул головой, добавив:
— И мы сейчас пойдём.
Андрей торопился, думая, что, если вернулся атаман, значит вернулся и Митяй.
Когда Андрей пришёл к месту, где должен был проходить круг, казаков там было видимо-невидимо. И сколько он ни искал, Митяя так и не встретил. Заметив, что говор стихает, он понял — вот-вот начнётся круг. И это остановило его поиски. Радости на душе не было. И вдруг кто-то легонько ударил его по плечу. Он оглянулся. Но сзади стоял старый усатый казак, который глядел совсем в другую сторону. Полный недоумения, он даже подумал: «Неуж показалось?» Но тут по другому плечу его опять ударили. Он резко повернулся и не поверил своим глазам:
— Митяй!
Они обнялись. Митяй сильно поморщился, ибо его левая рука получила сабельный удар. Хотя тот прошёлся скользя и это спасло руку, но боль от этого не убавилась. Митяй начал рассказывать, что да как, но на них зашипели:
— Тихо, вы! Атаман!
Казаки снимают шапки. Атаман с есаулами и дьяком выходят на середину. Они тоже снимают головные уборы и кланяются на четыре стороны. Атаман сделал шаг вперёд, кашлянул в кулак и заговорил:
— Друзеки мои верные! Молодцы знатны! Отблагодарим же спасительницу нашу, помогшую нам победить силу вражу! — и он затянул, повернувшись на восток, а за ним весь круг: — «Богородице Дево, радуйся. Благодатная Марие, Господь с тобою: благословенна ты в жёнах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».
Атаман, как и весь круг, трижды перекрестился, низко кланяясь. И вновь обратился к казакам:
— Помянем и тех, чьи головы остались на земле вражьей. Все ж они были казаки добры. Светлая им память.
Все хором повторили эти слова и опять крестились. Выждав, атаман продолжил:
— Думаю, настала пора вновь звать рязанских купцов. Нам есть что им предложить: какие табуны гуляют, да и дуван наш не беден. Пусть, как заведено, везут хлеб, оружие, одежду.
Из толпы пробрался к центру немолодой рослый казак. Шёл он степенно, важно, кося глазами на казаков. Одет не хуже атамана — что сапоги, кафтан, кобур. Подойдя, расправил усы и проговорил:
— Мысля моя: звать и купцов московских. Деньга у их есть и товар хороший, — сказав, ещё раз пробежался рукой по усам и так же важно направился на место.
Криками да шапками поддержали казаки своего товарища. Атаман согласно кивнул.
— У кого ещё чё есть? — атаман пробежался глазами по кругу.
Но молчала казацкая вольница.
— Есть у меня, — глухо сказал атаман.
И все поняли, что сейчас и будет самое важное. И не обманулись, поняв это с первых слов атамана.