трубкой скручено послание с большой коричневой печатью, болтающейся на суровой нитке.
— Князь, — заговорил он уверенным голосом, глядя твёрдым взглядом на Александра, — мне велено тебе передать, что царь Узбек всем нам, — этим словом он дал сразу понять Александру, что Иван действовал не от себя, а от Орды и своего великого княжества, — повелел искать тебя, князь Александр, и прислать к нему в Орду. Ступай к нему сам, чтобы всем не пострадать от него из-за тебя одного, — боярин поперхнулся, кашлянул в кулак и продолжил: — лучше тебе за всех пострадать, иначе хан опустошит всю землю.
По его лбу, щекам потёк пот. Но он стоял скалой, вперив глаза в князя. Александр опустил голову. Некоторые и даже Лука подумали, что князь смирился. Но он вдруг вскинул голову и заговорил. Голос его был хоть и мягок, но он не походил на сдавшегося человека, покорившегося судьбе.
— Мне следует с терпением и любовью за всех страдать и не мстить за себя лукавым крамольникам, — князь посмотрел на псковичей, сидевших за столом, — но и вам, — он перевёл взгляд на Луку, — недурно было бы друг за друга стоять, а татарам не выдавать, а всем вместе противиться им, защищать Русскую землю. Я поеду в Орду, — объявил он.
Но тут поднялся посадник, подошёл к окну и раскрыл его.
— Князь хочет уехать! — крикнул в окно посадник.
С улицы послышался рёв, а в переходе раздался топот, и в гридню ввалились люди. Впереди — крепыш с большой головой, короткой шеей — известный на всю округу кузнец Пашутка.
— Не пустим, князь, — забасил он.
— Не пустим, — поддержала толпа вошедших.
Тут были разные люди: купцы, бояре, извозчики, рыбаки...
— Умрём с тобой, господин наш хороший, на одном месте, — вопили они.
С улицы вторили им:
— Не езди в Орду! Там ждёт тебя смерть!
Пашутка, подняв руки, повернулся к толпе. Крики смолкли.
— Ну, — он подошёл к князю, — что, князь, ответишь народу?
Князь недолго думал:
— Разве можно бросить такой народ!
— Ура! — ликовала толпа.
Этот крик выплеснулся на улицу.
Когда гридница опустела и князь остался один, к нему вошла Анастасия.
— Что случилось, милый?
Князь всё ей поведал. Княгиня поцеловала мужа.
Возвратившийся Лука всё рассказал Ивану Даниловичу. Князь задумался и велел вновь собирать совет. Решительность псковичан защищать Александра сулила князьям, собравшимся на совет огромные потери. К тому же Ивану Даниловичу стало известно, что псковский купец Строилович спешно отправился к немцам. Великий князь поведал им и об этой новости. Василий Давыдович, стараясь не глядеть на тестя, как бы между прочим сказал:
— Узбека надо звать на помощь.
На что Иван Данилович, уставившись на оконную крестовину, ответил:
— Не пойдёт хан на это дело. Ногайцы, прознав, могут соединиться с литовцами и пойти на Орду. Хан этого, чего скрывать, боится. Да и нам это невыгодно. Если Строилович договорится с немцами и те согласятся помогать псковичам, а Александр дружен с Гедимином...
Князь не договорил, но всем было ясно, что может за этим последовать.
— Что же делать? — вздохнул Александр Васильевич.
В это время ударил колокол. Глаза Великого князя вдруг заблестели:
— Есть выход! — радостно воскликнул он.
Все повернулись к нему в надежде услышать вариант разрешения трудного вопроса. Но князь ничего говорить не стал. Распустив их по домам, наказал, чтобы полки держали наготове.
А вечером князя увидели на митрополичьем дворе. Князь легко, прыгая через ступеньки, точно ему было двадцать лет, поднялся на высокое крыльцо. Ударив колотушкой в дверь, он терпеливо ждал. Загремел засов. Раскрыв дверь, служка обомлел, увидя перед собой великого князя.
— Владыка у себя? — спросил он.
Тот ответил:
— В своих покоях.
— Ступай, доложи.
К князю подошёл не служка, а сам митрополит Феогност. Иван Данилович склонил перед ним голову и поцеловал руку. Митрополит пригласил князя в свою светёлку. Разговор был долгим. Речь шла о том, чтобы Феогност припугнул князя Александра и весь Псков проклятием и отлучением от церкви, если тот не поедет в Орду. Митрополит вначале колебался делать это, объясняя, что церковь не должна вмешиваться в мирские дела.
— Да какие это мирские дела, — убеждал его князь, — не сделаем так, берём на душу огромный грех. Мы не можем не выполнить веление хана. Русь и так стонет от их господства. А тут ещё новые набеги, новые жертвы, плен, рабство, голод. Ты припугнёшь Александра и псковичей. Князь уедет к литовцам, и нам не надо будет идти штурмовать Псков. Сколько спасём народа!
— Это я всё понимаю, — отбивался митрополит, — но... как поймёт патриарх?
— А как патриарх понимал митрополита Петра, Царство ему Небесное, который всеми доступными и недоступными ему методами боролся с пьянством, с отступниками-попами? А как он боролся, чтобы Московия стала средоточием сути единого русского государства? Не для этого ли он учредил здесь, в Московии, своё митрополитство? А что патриарх? Мне доподлинно известно, что он очень... его ценил.
Князь взглянул в глаза митрополита. Тот улыбнулся.
— Счастлива Русь, что ты у ней есть, — сказал митрополит, — на днях еду в Псков.
От митрополита князь летел на крыльях.
Великий магистр фон Монгейм встречу не стал откладывать, поняв, что псковитянин привёз что-то важное. Строилович не думал ничего привирать и рассказал всё, что произошло за последнее время вокруг Пскова и князя Александра.
Когда он всё выложил, то не преминул напомнить, что его предки вместе с магистром Волквином бились с литовцами, отдав свои жизни. Великий магистр улыбнулся тонкими змеиными губами и как бы невзначай заметил, что это был магистр меченосцев. Русский забасил:
— Да какая разница — тевтонцы или меченосцы, суть одна, вы — рыцари. Мы были с вами и умирали с вами. Теперь настал ваш черёд помочь нам. Мы не хотим отпускать своего князя. Иван придёт по повелению хана с войском за ним. Одним нам не устоять. Помогайте. Поможете вы, поможем и мы.
Серые глаза магистра пронзили купчину. Тот даже заёрзал. Отведя взгляд, магистр поднялся, одёрнув сутану и пройдясь небольшой холёной ладонью по голове, осторожно отодвинул кресло и подошёл к окну.
«Что мне сказать этому купчине? Боже упаси не принять его предложение. Обещать — не исполнять. Всегда можно найти причину невыполнения». Постояв ещё какое-то время, сделав вид, что глубоко занят мыслями, он наконец повернулся к гостью. Подойдя к нему, сказал:
— Мы помним и достойно оцениваем вашу помощь в совместных походах, и сейчас говорю вам, что при определённых условиях вы можете рассчитывать на нашу помощь.
Купец, прежде чем подняться, спросил:
— А что ты, Великий магистр, понимаешь под словом «определённые условия»?
— Особые, если на нас не напал, скажем, какой-то польский князь или тот же Гедимин.
— Понятно. Но будем надеяться, что всего этого не случится и вы придёте на помощь.
— Как и вы, — и магистр засмеялся тихим трескучим голоском.
Кто знал, что эта рискованная поездка будет напрасной?
Прибытие митрополита Феогноста в Псков было столь неожиданным, сколь на первых порах и радостным. Когда бы они ещё удостоились видеть его святейшество. К собору невозможно было подступиться. Когда митрополит вышел, тишина наступила такая, что люди, кажется, перестали дышать.
Владыка начал творить молитву. Но у него из головы не выходила мысль, как объявить людям требование церкви. Об этом он думал всю дорогу от Московии до Пскова. Собрать по одному от сотни или всё же сказать всему народу. И он решил, глядя на этих фанатично преданных вере людей, обратиться к ним. Закончив молитву, он заговорил:
— Христиане! Вы хорошо помните слова: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас... Избави мя от кровей...» — А что делаете вы? — митрополит замолчал.
В церкви воцарилось мёртвое молчание. Никто ещё не понимал, куда клонит митрополит. Феогност продолжал:
— Почему вы хотите пролить кровь свою и других христиан? Это — великий грех, и церковь не может его допустить. Вам надо отпустить Александра. Иначе... иначе падёт на вас немилость Божья, получите проклятие и отлучение от церкви!
Толпа на какое-то время замерла, потом раздались крики:
— Пусть едет! Пусть едет! Не надо нам отлучения!
И тут рядом с владыкой появился князь Александр. Он смиренно преклонил колено перед митрополитом, поцеловал его руку. Поклонившись на все четыре стороны, он произнёс:
— Братия и друзья мои, не будь на вас проклятия ради меня. Еду вон из вашего города и снимаю с вас крестное целование, только целуйте крест, что не выдадите княгини моей. Не могу я сейчас взять её с собой, ибо не знаю, где преклоню голову.
Псковичи со слезами на глазах целовали крест.
Через несколько дней до Московии долетела весть, что Александр выехал из Пскова на запад. А куда, пока точно никто не знал. Но Ивана Даниловича провести было трудно: «К литовцам!» — решил он и стал тайно готовиться в дальний путь. Перед этим послал верного Савёла в Псков, шепнув ему что-то на ухо. Тот кивнул головой и, не прощаясь, вышел.
ГЛАВА 27
Ворота открывались медленно, со скрипом. Сразу было понятно, что ими пользуются нечасто. Наконец они распахнулись. Перед ними стоял огромный детина, на голову выше их. Он был бы ещё выше, если бы сильно не сутулился. Его широкие плечи были вогнуты вперёд, длинные руки висели словно плети. Голова заросшая, как болотная кочка. На лице виднелся только нос, да из-под косматых бровей смотрели настороженные глаза.
— Здорово, друзек! — весело приветствовал его атаман.
— Здоровы будьте, — угрюмо ответил тот, косясь на Андрея.
Они обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Затем они отступили на шаг и с интересом рассматривали друг друга. Видать, давно не виделись.
— А ты, Семён, постарел, — прогудел хозяин басисто, — говорил те давно, чтобы бросал такую житуху. Аль атаманом стал? — вдруг спросил он.