Хозяин пожевал тонкие губы, потом начал:
— Как мне рассказали, воевода славно бился и погиб, защищая свою землю. Но у него оставался сын, который продолжал борьбу. А прибежище он получил у нас, — торжественно проговорил магистр. — Причём, как мне поведали, он был первым из русских, кого Великий магистр фон Зальц посвятил в рыцари.
Московит был удивлён. Магистр торжествовал.
— Скажу больше, — он самодовольно улыбнулся, — он готовился принять нашу католическую веру. Очевидно, он понял её пр...
Но гость не дал ему договорить.
— Скажите, сир, а что с ним стало?
Тот, похоже, не ожидал такого бесцеремонного вопроса и на какое-то время смешался. Но, тотчас оправившись, с горечью ответил:
— Тогда в этих землях свирепствовали татарские орды, одна из которых и напала на него. В неравном сражении он погиб.
Воцарилось молчание. Было видно, что гость явно что-то обдумывает. Магистр, чтобы сбить его с толку, добавил:
— Ходили слухи, что он якобы перед этим убил батыева полководца. После чего татарское солнце закатилось.
— Вот видите, синьор магистр, — проговорил купец.
При этом магистр отметил, что купчина вновь вернулся к почтительному обращению: «Странный он человек. Ко мне обратился как к равному. Неужели он не тот, за которого себя выдаёт? Тогда кто он? Неуж сам... Но нет Только сумасшедший может в такое время рискнуть добираться сюда». А тем временем купец продолжал речь:
— ...какие мы, русские люди. С нами надо дружить.
Магистр улыбнулся и посчитал, что наступил самый подходящий момент, чтобы внушить посланцу одну важную мысль, которую тот как бы сам подсказал.
— Конечно! — воскликнул он с жаром, которого купец никак не мог ожидать от этого на вид скептического человека. — Вы тогда поймёте своё заблуждение...
Это слово насторожило купца. Он как-то весь собрался и довольно строго взглянул на магистра. На того, похоже, это не подействовало. Или он сделал вид, что не заметил.
— ...Мне думается, что дружба может быть крепкой, когда она объединяется общими делами, целью и... главное, верой.
Надо было видеть, как резко изменился купец. Магистр даже ругнул себя, что один на один остался с этим, по сути, незнакомым человеком. Гость заговорил в повышенном тоне:
— А вы, синьор магистр, считаете, что, изменив свою веру, человек может чего-то добиться? Вы не можете не понимать, что он берёт грех на душу!
Тонкие губы магистра опять расплылись в улыбке:
— На то есть мы, — он ткнул пальцем себя в грудь, — чтобы отпускать эти грехи!
— А как быть с проклятием народа? И какими молитвами вы тогда отмолите себя от тех, кто оказался преданным?
— Я думаю, что Всевышний по достоинству оценит сей божий поступок.
Купец отодвинул кресло от стола, забросил ногу на ногу и уставился на магистра.
— Господин магистр, что вы говорите! Вспомните: «Я Господь твой, да не будет у тебя других богов пред лицом моим». Я ничего не буду об этом говорить моему князю. Он, я твёрдо знаю, от своего православного Бога не отступится.
Магистр вдруг почувствовал, что от купца исходит огромная внутренняя сила, способная подчинить его воле. И понял — всё бесполезно. И разочарованно высказал это вслух. На что купец ответил усмешкой и заявил:
— Не обижайтесь, синьор магистр, и вспомните, какая была оказана помощь князю Даниилу Галицкому, который по настойчивым просьбам и богатым обещаниям принял королевский титул.
Услышав эти слова, магистр даже привстал. Переговорщика московский князь прислал непростого. Он не видел больше смысла увещевать посланца. Но надо было прибиваться к какому-то берегу.
— Ну что ж, — проговорил магистр, — можете передать своему князю, если будет настоятельная необходимость в нашей помощи, — он языком несколько раз облизал губы, — мы внимательно к ней отнесёмся. Надеюсь, что, если и нам потребуется ваша...
В какой раз нетерпеливый купец перебил хозяина:
— Я думаю, он ответит тем же. Только помните, сир: какой мерой мерите, такой и вам будут мерить. Позвольте откланяться.
— Благословляю тебя, сын мой, — магистр сделал воздушный крест.
Сделав к двери несколько шагов, купец вдруг остановился:
— Простите, синьор магистр. Мой князь, пожалуй, захочет знать, что вы ответили псковскому купцу, которого к вам прислал князь Александр. Кстати, Александр сейчас находится у Гедимина.
Магистр смешался: «Он знает это!» Его ум быстро сработал:
— Нам, как вы понимаете, нужны взаимные узы.
— Понятно, — произнёс настойчивый купец. — Если к вам поступят два предложения, кого вы выберете: Псков или далёкую Москву?
— Лучше дело иметь с великим князем.
Купец поклонился и вышел. «Надо родниться с Гедимином. А этот магистр не очень надёжен, да и цену хочет неприемлемую».
ГЛАВА 29
Зима пришла неожиданно. Ночью, когда казачество спало непробудным сном, набежал багмут, принеся с собой горы снега. К утру, поплясав над казацкими куренями, он умчался в неведомую даль, оставив после себя усиливавшийся мороз, который пробрался в жильё. Не привыкшие ещё к нему казаки свёртывались калачиком, стараясь согреться.
Но сколько было неподдельной детской радости, когда они вышли на улицу! Снежки полетели из стороны в сторону. И только звон медного листа да громкие крики кашеваров заставили их с горечью побросать это занятие. Раскрасневшиеся, разгорячённые, усаживались они за «столы». Умудрённые опытом казаки, измеряя глубину снежного покрова ветками, сорванными с деревьев, убеждённо говорили:
— Уйдёть на юга!
Для незнающего человека было непонятно, кто уйдёт. Но те имели в виду своего главного врага — татар.
Наступление зимы заставило кое-что вспомнить и атамана. По договору, заключённому в Рязани, приближался срок нести охрану южных границ. Надо было определяться с казаками для отправки их туда, а без есаулов провернуть эту работу невозможно. Заглянув в курень Курбата, какой-то казак крикнул:
— Есаул, к атаману!
Есаулы уже рассаживались по местам. Атаман поднялся и окинул присутствующих. Были все.
— С первым днём зимы, друзеки!
— К аллаху бы её! — пошутил кто-то.
— К аллаху или к кому другому, но она пришла, а у нас есть договорённость с рязанским князем. Хлеб-то мы его едим.
— Знамо дело! — бросил один из сидящих.
— Коль знамо, — подхватил атаман, — то каждый курень должен выделить по сорок человек.
Есаулы закрутили головами:
— Немного ли, атаман?
Атаман поправил усы.
— Много аль мало, подсчитаем. Линиев наблюдений надоть не менее семи, восьми. В каждой по четыре, не менее бекетов, по три казака в каждом, итого сколь?
Но сосчитать такую словесную арифметику они не смогли, сколь ни потели.
Атаман пожал плечами и посмотрел на Андрея. По Рязани знал, что он грамоте обучен.
— Андрей, сосчитал? — спросил атаман.
Парень покраснел, потом буркнул:
— Человек двести надоть!
— Во! — воскликнул атаман, — слышали?
Есаулы заёрзали:
— А хто здеся останется?
— Так сколь щас пришло. Считай, тверцов до тыщи человек.
— Решили! — подвёл итог атаман и спросил: — кто повезёть?
Больше рук поднялось за Петра. Он поднялся:
— Я не возражаю. Но, атаман, а кто к князю пойдёть? Убей мя, Семён, по мне, луче с десятком татар биться, чем с князем говорить. Дай-ка мне кого попутёвей, кто с ним говорить могет, — сказав, посмотрел по сторонам и сел.
Воцарилась тишина. Предложений не было. Поднялся Курбат.
— Браты-казаки! Помните, когда вернулся атаман, чё он сказал, кто спорил с евонным писарчуком?
Есаулы зашумели:
— Андрей.
Петро посмотрел на него, потом на атамана:
— Прав Курбат, атаман. Лучшего не найти!
На этом и порешили.
Есаулы начали подниматься, посчитав, что сбор закончен, но атаман осадил их.
— Ещё хочу, браты-казаки, сказать, кое-кто посчитал, что глыбокий снег заставит басурман уйтить на юг. Боюсь, что те не правы. Надоть проверить все схроны, да чтоб там жратва была!
Это предложение есаулам очень понравилось:
— Прав атаман, всяко может быть! А бережёного и Бог бережёт!
Для Петра и Андрея настали горячие дни. Надо было лошадей по масти подобрать, оружие проверить, харчишко приготовить. И вот настал день смотра. Не узнать было казаков. Нарядные, строгие, решительные. А кони под ними! Краса!
А назавтра — поход. Вечером в андреев курень заглянул атаман и кивнул есаулу на выход. На улице хлопьями валил густой снег, быстро превратив их фигуры в снеговиков. Отойдя несколько шагов от куреня, атаман остановился.
— Я те, друзек, хочу попросить: не заглянешь ли ты к Дарьюшке? Узорочье хочу ей послать.
Парень не раздумывая ответил:
— Атаман, я рад быть твоим посыльщиком. Разреши, я ей от себя марафеты ещё привезу.
Атаман улыбнулся:
— Вези. Возьми Митяя. На всякий. Только, покель ты будешь у Дарьи, он тя нехай ждёть на прогоне.
Андрей понял, что атаман не хочет, чтобы лишний глаз видел то жильё: «Осторожен атаман. Дорога ему внучка».
Не ближний путь от коша до Рязани. Полк двинулся и должен был, по договорённости с князем, расположиться на Червленном Яре в Поде на реке Воронеж, а сказать Ивану Ивановичу, что он туда отправился, надлежало Андрею. Он решил ехать вдвоём с Митяем. Да пристал Захар. Взяли и его.
Выехали с рассветом одвуконь. Не отъехали они и версты от коша, как под ноги коня Андрея шарахнулся непонятный черно-белый клубок. Конь поднялся на дыбы. Андрей схватился за саблю. Но радостный басистый лай заставил его улыбнуться:
— Дружбан!
Подъехали Митяй с Захаром. Все были удивлены. Тот пропадал где-то довольно давно. А тут на тебе...
— Ну и псина! — воскликнул Захар, удивлённый, кажется, больше всех.
Погода способствовала продвижению. Снегопад кончился. С ним ушло и относительное тепло, установился бодрящий морозец.
Наконец перед их очами предстал Переяславь-Рязанский. За крепостной стеной виднелись купола церквей. Въезд в город строго охранялся. При виде трёх вооружённых молодцев вой преградили им путь. Несмотря на все утверждения Андрея, что он едет к князю и тот его давно ждёт, сотский послал за Яковом, зная, что, когда были донцы, больше всех с ними занимался писарчук. Тот оказался на месте и немедля прибыл к воротам. Он ещё издали узнал Андрея и помахал ему рукой. Видя это, вой расступились. Когда горячность встречи прошла, Яков спросил: