ли на поляну, расцветшую, как заморский ковёр.
— Божий храм! — восхитилась княгиня.
— Хороша наша земля! — подтвердил князь. — Вот и люблю её беззаветно.
— А молодую жену? — проговорив, она не повернулась к князю, делая вид, что спросила просто так. — Я слышала, что князь сыграл свадьбу.
— Сыграл, — обыденным голосом ответил князь.
У княгини на лице неожиданно заиграл румянец. «Что-то она разволновалась», — подумал он, и ему от этой догадки стало приятно на душе.
— Как твой сын? — спросил Иван Данилович.
Она поняла, что ему не хочется говорить о личном. «Наверное, не очень удачная женитьба», — подумала она с внутренним удовлетворением.
— Сын? Уж просится у отца, — это слово она произнесла с ударением, — чтобы взял его на охоту.
— Как бежит время! Ведь помню, кажется, совсем недавно ты мне говорила, что у тебя родился сын. И на тебе, уже просится на охоту.
— Да, — вздохнула она тягостно, — время летит быстро.
Князь уловил в её голосе нотки печали. И он задал ей вопрос, который потом сам не раз вспоминал:
— Что за горесть в твоих словах? Радоваться дитю надобно.
— Это тебе, князь, можно радоваться, а нам... — она опять тяжело вздохнула.
— Что так? — он почувствовал, что какой-то дамоклов меч висит над её семейством.
— Что... — на её тазах появились слёзы. Она отвернулась.
Князь всем своим существом почувствовал, как дорога ему эта женщина, и он не мог выдержать её слёз.
— Скажи мне, Анастасия, и я, может быть, смогу помочь.
Она повернулась к нему.
— Иван Данилович, дорогой, — этого слова она ему никогда не говорила, ради него он готов был для неё сделать невыполнимое, — сколько же можно мне помогать?
— Столько, сколько смогу! — произнёс он с юношеским задором. — В чём дело?
Она снова вздохнула. И он понял, что внутри неё идёт борьба: говорить или нет. Он ласково взял её руки и прижал к своему сердцу.
— Ты слышишь, как оно бьётся? А это потому, что оно не хочет, чтобы твоё прекрасное лицо омрачали слёзы горести! Говори.
— Александр не имеет прав на Псков. Что он оставит детям?
Князь понял всё. И ему вспомнились эпизоды борьбы после того, как он помог ему вернуться в Псков. И вот теперь... Тверь. Сейчас он живёт спокойно. Константин не замышляет против него подлость. А Александр?
— Милая, я могу помочь, но ведь он...
— Если он что-либо задумает, ты будешь знать. Но прошу, умоляю, ради моих детей, помоги!
Князь посмотрел на её мокрое от слёз лицо и промолвил:
— Хорошо! Я дам тебе знать, когда ему можно будет ехать к хану. Встретившись с ним, пусть скажет, что делал ему много зла, а сейчас готов умереть, а если он дарует жизнь... дальше сам поймёт.
Она подошла к нему и, обняв за плечи, поцеловала в губы, повернулась и, не оглядываясь, пошла к карете.
Князь вдруг быстро начал рвать цветы, догнал её и, положив ворох перед её ногами, сказал:
— А венок?
Княгиня послушно опустилась на траву и быстро стала его плести. Когда венок был готов, Анастасия возложила ему на голову, сказав:
— Ты как древний победитель! — и, отступив, полюбовалась преображённым князем.
— Какой я победитель! — снимая его, он не то спросил, не то опровергал её слова.
— Победитель... победитель женского сердца. Разве этого мало?
И она торопливо спряталась в карете.
— Поехали! — послышался её надрывный голос.
Прошло несколько месяцев ожидания. И она решила, что Иван ничего не стал делать для неё. Тяжесть легла на сердце княгини. Однажды, выйдя из церкви после заутрени, Анастасия увидела одинокую фигуру, которая показалась ей знакомой. Подойдя ближе, поняла, что не ошиблась. Это был верный слуга московского князя Савёл. Немтырь подошёл, быстро оглянулся. Убедившись, что поблизости никого нет, с улыбкой закивал головой. И она поняла: «Он решил!» Княгиня поднялась на цыпочки и со словом: «Спасибо», поцеловала его в щёку. Он потом провёл по этому месту ладонью, посмотрел на неё. Точно её поцелуй должен был что-то оставить.
За обедом, как бы невзначай, Анастасия спросила у мужа:
— Как дальше будут жить наши дети?
— А, — с надрывом произнёс он и, ожесточённо ударив себя в грудь, ответил, — он сидит у меня здесь! Только что делать, не знаю.
Княгиня с осуждением посмотрела на мужа, логом посоветовала:
— Я думаю, тебе пора ехать в Орду.
— В Орду? И сложить там голову?
— Мне кажется, — проговорила она, катая ладонью по столу крошки хлеба, — сейчас тебя хан не тронет. Если бы хотел, давно бы это сделал.
Александр посмотрел на неё глазами, словно впервые видел.
— Да, да, хотел бы, давно сделал, — повторила она, — ты же здесь не первый день!
Князь задумался, почувствовав в её словах разумное начало.
— А что, если действительно? — Сказав это, внезапно замолчал.
Его застывший взгляд говорил о том, что Александр что-то обдумывает.
— Если, — заговорил он, — послать Фёдора?
Княгиня бросила своё занятие и живо посмотрела на мужа.
— А что, правильно. Сын ни в чём не виноват, хан это отлично знает.
Через несколько дней княжич выехал в Орду. Ответ не заставил себя ждать. Сын сообщал, что хан благосклонно его принял и готов решать просьбу отца. Вскоре перед очами хана предстал и Александр. Хан не тянул с приёмом прибывшего князя. Представ перед ним, Александр, как научила жена, сказал:
— Высокопочтимый и лучезарный, я сделал тебе много зла, но теперь пришёл принять от тебя смерть или жизнь, будучи готов на всё, что бог возвестит тебе.
Хан улыбнулся. Смиренность ему нравилась, и сказал:
— Иди и правь в своей Твери!
Когда князь удалился, Узбек изрёк окружающим:
— Князь Александр, смиренный мудростью, избавил себя от смерти.
Возвращение своего князя бояре и купечество встретили глухим ропотом. Время поменяло их взгляды. Правление Константина, младшего брата князя, несло тверичанам мир, спокойствие. А от возвращения Александра они ничего хорошего не ждали. Но высказать что-то против боялись. И не так боялись Александра, как Узбека. Тот мог и не простить тех, кто ослушался бы его решения. И они потихоньку стали покидать эту землю, перебираясь в Московию, где их встречали с распростёртыми объятиями. А за ними потянулись и смерды. И каждый находил здесь и уверенность, и спокойствие, и, самое главное, устойчивую возможность заниматься своим делом. Слава о Калите распространялась во все концы русской земли.
Александр понимал, что напрямую обвинить Калиту в переманивании людей он не мог. Но и терпеть подобное тоже. И он стал обдумывать, что сделать, чтобы как-то досадить этому московиту. А если сможет, то и подорвать его растущую известность. Но пока в голову ничего путного не приходило.
Как-то к нему зашёл псковский купец Строилович, прибывший по делам в Тверь. Они разговорились, вспомнили, как тот ездил к немцам. В конце разговора купец обратил внимание на то, что князь часто во время разговора задумывался. И Строилович понял, что у князя не всё в порядке. И решил сказать ему об этом.
— Князь, — заговорил он, — тебя в Пскове все жалеют. Но я вижу, что не очень-то рады.
Александр поднялся, нервно заходил. Остановившись перед купцом, опершись на ручки кресла, тихо прошептал:
— Этот московит не даёт мне житья. Переманивает моих людей, да и вообще, — он выпрямился и махнул рукой, — не знаю, что и делать.
— Я недавно был в Литве...
Князь сразу понял, куда хочет склонить его купец, и перебил Строиловича:
— А, Литва, — он опять махнул рукой, — Иван хитёр. Женит сына на его дочери.
Купец хихикнул:
— Там, кроме Гедимина, который часто побаливает, всем заправляет его сыночек Ольгерд. Я знаю, что он зуб точит на московита.
— А Орда? — спросил князь.
Не то забывшись, не то ему надоело в своём доме шептаться, показывать гостю трусость, князь заговорил во весь голос:
— Сейчас Узбек стоит за этого лукавого и облыжного человека горой. Так что, пока хан торчит за его спиной, к нему не подберёшься.
Купец хитровато сощурил глазки:
— Что Орда! Если вы объедините силы, никакая Орда не устоит! Я думаю, тебя, Александр, могут поддержать и другие князья. Наверное, многие.
Тверич кивнул.
— Вот видишь! Я догадываюсь, что есть те, кто мечтает освободиться от ханской власти, да и от Московии тоже.
На лице Александра разгладились старившие его морщинки, и оно даже просветлело.
— Ты прав, купчина! Есть такие!
Купец увидел, что ему удалось убедить Александра.
— Решайся, князь! — призвал Строилович.
И князь решился.
Княгиня, проходившая мимо, услышала возбуждённый разговор мужа и невольно остановилась. То, что она услышала, повергло её в ужас. Перед ней предстало лицо Ивана Даниловича. «О Господи! Да что он подумает обо мне? Ведь он так мне верил!»
В ночь в Москву тайно помчался всадник. Вскоре ему удалось передать Калите, когда тот выходил из церкви, записку. В ней было всего несколько строк, написанных торопливым почерком: «Князь посылает купца Строиловича к Ольгерду, предлагая ему совместно напасть на Орду, а затем на Московию. Будет подговаривать и других князей». Подписи не было. Но не надо было быть провидцем, чтобы не понять, от кого она. Прочитав, князь поцеловал бумажку, провёл ею перед носом, стараясь уловить запах дорогой руки.
Вечером в сторону Твери поскакал Савёл с приказом от князя перехватить купца и тайно привезти его в Москву. Иван Данилович решил больше с Александром не церемониться. Для этого нужен был свидетель. Посылая верного слугу, князь спросил:
— Может, тебе нужна подмога?
Но Савёл решительно замотал головой.
Купец ехал домой в самом прекрасном расположении духа. Ещё бы! Ольгерд откликнется, в этом он был уверен, и они начнут собирать войско. А войску нужно будет иметь и хлеб, и оружие, и одежду, и лошадей. Всё это будет им продавать он, Строилович. Утомлённые кони «запросили» привал. Пока охрана разжигала костёр, хозяин пошёл по нужде в ближайший лесок. Ушёл и как в воду канул. Охрана долго его ждала. Потом, встревоженная, бросилась на поиски. Нашли только капли крови да следы борьбы. Куда он делся, понять было невозможно. Стража долго бегала вокруг, кричала. Но всё было бесполезно.