Рассказал Андрей и о судьбе жены. Тут глаза князя сузились. Чувствовалось, что он ненавидел человеческую подлость.
— Так ты обвенчался? — спросил князь.
— Да, князь, — сказав, он склонил голову.
— Я, Андрей, — и это прозвучало у Ивана Даниловича по-отцовски, — понимаю тебя очень хорошо. Наверное, и я поступил бы точно так.
Князь задумался. Оглянулся назад. На стене, над его изголовьем, висел давно выцветший венок. Но, по всей видимости, он был очень дорог князю, коль он держал его над своей головой.
— И кто твоя жена? — спросил он и тут же добавил, — хотя это неважно, лишь бы была люба сердцу.
— Она, — Андрей задумался, вспоминая рассказ о ней Семёна, — да... правнучка князя Святослава Всеволодовича.
Иван Данилович хорошо знал историю своего рода. Знал и то, что его дед когда-то прогнал Святослава Всеволодовича из Суздаля и отдал его брату Андрею Ярославовичу. Дальнейшую судьбу этого князя и его потомков он не знал. Однако память о нём всплыла в этой, никому не известной внучке разбойного атамана. Жизнь иногда преподносит и не такие сюрпризы.
— Что было, то было. Хочу дать тебе совет: ни о своём прошлом, ни о прошлом жены никому, слышь, никому не рассказывай. Пусть всё останется между нами.
Наверное, по недоумённому лицу Андрея Иван Данилович хорошо понял прямую и честную его душу.
— Пособи-ка мне встать, — попросил князь.
Андрей поставил его на ноги. Иван Данилович сел на кровать и, вытянув ноги, сказал:
— Одень-ка на них катанки.
Найдя их, Андрей исполнил просьбу князя и вопросительно посмотрел на него. Князь, придерживаясь за спинку кровати, прошёлся взад и вперёд.
— Хочу на крылец. Дыхну свежего воздуха, оздоровлюсь совсем. Неси шубу да малахай.
Андрей набросил на князя одежду, поправил её, чтобы нигде не поддувало, и подставил плечо. Выйдя на крыльцо, князь сделал несколько глубоких, затяжных вздохов.
— Хорошо! — проговорил он. — Силушка так в тело и входит.
Андрей любовался развернувшейся панорамой. И было чем залюбоваться.
Начинало смеркаться. Засветились отстроенные Иваном Даниловичем Успенский собор, церковь Иоанна Лествичника, Спасский и Архангельский соборы. Торопились монахи в свой заново перестроенный Спасский монастырь. А за ним, освещая окнами узкую улочку, виднелась Портняжная слобода. А сколько их стало по Москве: и Гончарная, и Кошельная, и Кузнечная, и... да разве всё перечислишь! Сколько здесь поселилось и фрязев, и немцев. Да весь люд деловой, стоящий. По крохам он их собирал: и выкупал, и нанимал, и переманивал. А шли они к нему потому, что здесь жилось им лучше. Тишина царила над Московией. Росла Московия, сил набиралась для великих дел.
— Благолепие! — не сдержал восхищения Андрей.
Глаза его восторженно блестели, и невольно вырвалось сравнение:
— Вы, великий князь, продолжатель великого дела римского императора Константина, который открыл путь христианскому вероисповеданию, вы увековечили его вопреки давнишнему желанию хана Берге навязать нам магометанство.
Такое сравнение польстило князю. Он и сам иногда думал, что Господь сподвиг его на этот подвиг.
— Да, — согласился князь, — Константин был великим правителем. А тебе хочу сказать: люби Русь, береги её всеми силами. Нет на свете земли лучше этой.
Андрей опустился перед князем на одно колено и произнёс:
— Клянусь, великий князь, что ни я, ни мой род не пожалеем жизни за Русь, за род великого князя. Будем служить ему верой и правдой!
— Встань, сын мой. Я тебе верю! — и он трижды поцеловал Андрея. — А теперь проводи меня до опочивальни.
Князь возвращался уже без посторонней помощи. Вид родного града, в строительство которого он вложил столько сил, оказался лучшим лекарем. В опочивальне, скинув шубу Андрею на руки, князь сел на лежак и сам сбросил катанки. Гостя усадил рядом.
— Я вижу, что ты порядочный, честный человек, и я хочу попросить тебя об одном деле. Но... пусть всё останется только между нами.
— Князь! — воскликнул Андрей и приложил руку к сердцу.
— Верю, верю, поэтому и прошу. Князь, — Калита посмотрел ему в глаза, — найди княгиню тверскую Анастасию. Она, по-моему, в Кашине у сестры. Узнай, как она вдовствует, какая ей нужна помощь. Успокой мою душу.
Андрей поднялся:
— Князь, я найду её и, что смогу, всё сделаю. Ничего не пожалею.
— Я заранее тебе благодарен. Нужна будет моя помощь, скажешь, — он вздохнул и глянул на венок.
Андрею всё стало ясно. Повернувшись к нему, Иван Данилович спросил:
— Сам-то ты как устроился?
— Да купил хоромы боярина Луки Протасьева.
Князь рассмеялся:
— Пронырлив боярин, успел-таки продать! Хоромы его знатные. Ой, как он не хотел переезжать. Ничего, поживи там малость, и ты в кремле хоромы поставишь. А щас ступай с Богом!
— Благодарю за всё, великий князь, и желаю вам здравствовать, — Андрей поклонился и вышел.
Иван Данилович перекрестил его.
— Дай бог тебе всего хорошего! — прошептали его губы.
А дома Андрея заждались. Забеспокоились и Роберт, и Захар, да и казаки тоже. Уж стали думу думать, как Андрея спасать. Но когда явился Андрей — живой, здоровый и счастливо улыбавшийся, у всех полегчало на душе. Рассказ Андрея о приёме у великого князя и о том, что он теперь князь Пожарский, вызвал немую сцену. Роберт радостно, как к брату, бросился ему на шею, а Захар и другие казаки почтительно смотрели на него. Андрей сразу заметил это:
— Э! — он поднял палец. — Вы все мои друзеки! И никаких князей!
На следующий день, обняв и поцеловав Дарьюшку, Андрей сказал ей, что ему надо выполнить поручение великого князя, и его не будет несколько дней. Взяв припасы и пятерых казаков, он ускакал после обеда. Не успела ворона дважды прокаркать вслед ускакавшим, как за воротами раздался глас труб, удары бубен. Удивлённая хозяйка попросила узнать, кто это мог быть. Оказалось, по именному указанию самого великого князя прибыли бояре во главе с Василием Кочева, чтобы поздравить князя Андрея и вручить ему грамоту. Каково же было удивление, а у Кочевы и чувство ревности, когда княгиня сказала, что князь отбыл по велению великого князя. Княгиня пригласила гостей в дом. Кочева поднял руки:
— В другой раз! А щас прими, княгиня, эту грамоту. Ты теперь княгиня Пожарская. С чем тебя и здравим. Вернётся князь, пусть зовёт в гости. Как, бояре, придём? — Василий повернулся к ним.
— Приползём да будем! — пискнул с задних рядов Степан Осип.
Бояре рассмеялись и повернули назад.
Несколько дней бешеной скачки, и Андрей с казаками у ворот Кашина. Снега в этом году выпали такие, что сравняли крепостную ограду с поверхностью земли. В некоторых местах пацаны сделали горки и катались на промороженных катышах. А кто постарше да посмелее, те бегали на крутые берега Кашинки. На улицах редко где можно было увидеть санный след.
Узнав, где гостит тверская княгиня, что в этом городишке знал каждый и с удовольствием показывал дорогу, они подъехали к княжескому терему. Андрей постучал колотушкой в ворота. На стук отозвались быстро:
— Кого надоть, мил человек? — спросил звонкий, молодой голос.
— Княгиню тверскую Анастасию!
Загремел засов. Ворота с трудом, загребая снег, открылись.
— Здеся, — ответил парень. — Кто будете? — спросил он, поглядывая на гостей.
— Скажи, князь Пожарский прибыл с поручением.
Услышав слово «князь», парень метнулся к крыльцу. В два прыжка поднялся и вскоре вернулся со словами:
— Княгиня прихворнула. Но... примет вас.
Не очень поняв речь слуги, князь Пожарский вынужден был спросить:
— Мы можем пройти?
— Да, да! — торопливо ответил слуга. — А коней я отведу в стойло, велено дать им овса, — сообщил он, выделив интонацией последнее слово.
Князь спрыгнул, подал парню узду, оглянулся на казаков, кивком показывая сделать им то же самое, и оглядел двор. Хоромы ему понравились. Они были рублены из хорошего дерева и, видать, добрыми мастерами. Неплохие были и хозяйственные постройки. По тому, как утоптан двор, было ясно, что живности здесь хватало. Оглядев двор и проследив, куда увели их коней, Андрей легко взбежал по ступенькам крыльца. Казаки остались ждать его во дворе. А он, открыв толстую дубовую дверь, шагнул в сени и оказался в переходе. Одна из дверей открылась, и из неё вышел высокий немолодой человек в потёртом лоснящемся кафтане. Скрипучим голосом он объявил, что княгиня его примет, но просила обождать.
— Сейчас, — пояснил он, — она принимает лекаря.
Андрей представил княгиню каргой, согнувшейся в три погибели, беззубой, с ввалившимся ртом и слезящимися подслеповатыми глазами. Пока он мысленно рисовал её портрет, тот же человек подошёл к нему и сказал, что княгиня ждёт его. Князь приоткрыл дверь.
— Входите, князь, — услышал он женский голос.
Андрей переступил порог. Он окинул одрину. На удивление, большие окна делали помещение светлым. У дальней стены стояла резная дубовая кровать. В углу — поставец с зеркалом, рядом кресло. С нескрываемым любопытством он взглянул на тверскую княгиню. На него смотрели большие, выразительные таза. У неё было приятное, красивое лицо. Оно ему показалось знакомым. Подойдя ближе, вдруг услышал поразившее его восклицание:
— Ты?
И он узнал её. Мгновенно вспомнилось, как он спас её от казаков, рискуя жизнью.
— Ты?! — повторила она.
— Я!
Но в ответе она не услышала той радости, о которой мечтала все годы.
Не отрывая от него взгляда, показав рукой на столик с двумя креслами, пригласила его пройти туда. Её аксамитное платье, обтягивавшее стройную фигуру, горело всеми цветами радуги. Она взяла пуховый цветной платок и набросила на плечи.
— Расскажи, кто ты, князь Пожарский? Что-то я не слыхивала про такого.
— Я... — и он коротко обрисовал ей свою не очень счастливую юность.
— Бедный ты мой, — и она положила свою руку на его.
Неизвестно, сколько бы они так просидели, но внезапно открылась дверь, и в опочивальню вбежал мальчик лет десяти-двенадцати. По росту, крепости тела ему можно было дать и больше. Его тёмно-русые вьющиеся волосы ниспадали на плечи, серо-зелёные глаза смотрели живо, бойко. Он быстрым взглядом окинул незнакомца и бросился к матери: