О том, что в реальность войны не особо верили даже сами военные, писал в своих мемуарах и Иван Кожедуб. «Все, что мы читали, что слышали по радио о войне на Западе, нам казалось чем-то отдаленным, не имевшим к нам отношения. Правда, настораживали письма товарищей, служивших в частях. В начале июня Петраков писал нам, что дух у них боевой, что «тревожат» их почаще, чем нас. О том же писал и Иванов, служивший в своих родных краях – на границе Белоруссии. Я же летал к Харькову. Любовался руслом Северского Донца, новостройками, колхозными полями, вольными зелеными просторами. Вспоминал Ображеевку. Отец писал часто обо всех новостях, о хороших видах на урожай, беспокоился обо мне и уже мечтал, что осенью, после выпуска курсантов, я приеду домой на побывку. Мечтал об этом и я». Потому, когда утром 22 июня командир эскадрильи во время завтрака объявил боевую тревогу, летчики поначалу удивились: он так никогда не кричал. Видно, что-то случилось, решил тогда Кожедуб. Раньше летчиков обычно собирали ночью, до подъема, и, засекая время, проверяли быстроту сбора и подготовки самолета. Когда самолеты начали выруливать, летчики смотрели, чтобы не обрубить друг другу хвост: приказ рассредоточить боевые машины был получен впервые.
После того, как самолеты были рассредоточены по летному полю, комэск собрал личный состав на митинг и объявил: началась война. Боевые действия развернулись на фронте от Балтийского до Черного моря. Бойцы Красной армии оказывают героическое сопротивление врагу. Советские летчики уже вступили в бой. «В Московской, Ленинградской областях, – говорил командир, – по всей Украине, а следовательно, и здесь у нас и еще в некоторых других местностях объявлено военное положение. Призываю вас к спокойствию и бдительности! Помните: враг коварен и может пойти на любую провокацию! Будем жить в боевых условиях: день уплотним еще больше. Сейчас как никогда нужны организованность и дисциплина во всем». Иван, как и все его сослуживцы, был убежден: за этими словами последует приказ собираться на фронт – бить врага. Но то, что они услышали от командира эскадрильи, не укладывалось в голове молодых «соколов»: «Фронту нужны хорошо подготовленные летчики. Стало быть, ваша задача – еще скорее и лучше готовить курсантов. Работать придется с огромным напряжением».
Летчики не скрывали разочарования: им приказывали оставаться в тылу и готовить истребителей, которые, в свою очередь, будут отправляться на фронт и начнут сражаться с врагом. Им же пока приказали вырыть щели, чтобы прятаться во время налета, и ямы для самолетов. На аэродром привезли пулеметы, курсантам выдали винтовки. Вечером первого дня войны молодые летчики прослушали первую оперативную сводку командования Красной армии. Передавали, что авиация противника атаковала ряд аэродромов и населенных пунктов, но повсюду встретила решительный отпор советских истребителей и зенитной артиллерии. О том, что с первых дней войны армия на самом деле была в растерянности, не получала четких приказов и хотя действительно сопротивлялась, но чаще всего даже не отступала, а панически бежала, в то время говорить было не принято и даже запрещено под страхом смертной казни. Правда о 1941 годе была открыта много позже, через пятьдесят с лишним лет, но эта правда отнюдь не умаляла героизма бойцов и командиров Красной армии, показывая в то же время бездарность высшего руководства. В результате хорошо оснащенная армия теряла людей и технику, а враг за считанные месяцы захватил территорию Украины и подошел к советской столице – Москве.
Но если бы об этом положении вещей говорили вслух тогда, в начале войны, боевой дух Красной армии оказался бы подорванным. Пока же, веря в неизбежность победы, Иван Кожедуб, как и его товарищи, готовился вступить в бой с врагом. Правда, вместо этого летчики по ночам поднимались по тревоге и прятались в щели, прислушивались к гулу вражеских самолетов. Немцы уже предпринимали налеты на Харьков, рядом с которым, в тридцати километрах, находился чугуевский аэродром. Вражеские самолеты пролетали и над излучиной Северского Донца – река служила для противника хорошим ориентиром, особенно в лунные ночи. «После налетов мы долго не могли успокоиться, – писал Кожедуб. – Да как смеют проклятые фашисты бомбить наши города – там же дети, женщины, старики!» Вскоре немцы стали совершать налеты на электростанцию, находившуюся недалеко от их аэродрома. Прожекторы скользили по ночному небу, нащупывали самолеты противника. По ним били зенитки, и, забыв об опасности, летчики выскакивали из щелей. Однажды зенитчики на глазах у всех сбили вражеский самолет, и это событие долго обсуждалось молодыми летчиками.
Кожедуб-инструктор
Ближе к осени 1941 года произошло событие, снова всколыхнувшее жизнь летчиков, служивших на чугуевском аэродроме. Командование школы получило приказ немедленно сформировать полк из опытных инструкторов, отлично владеющих техникой пилотирования. Им подобрали лучшие на тот момент самолеты – И-16. Командиром полка был назначен майор Осмаков. В полк были зачислены инструкторы из разных эскадрилий, отличные летчики. Провожали друзей шумно, взволнованно, даже договаривались очень скоро все вместе встретиться на фронтовом аэродроме. Из инструкторов, уехавших тогда на фронт, в живых не осталось никого…
У тех же, кто остался, в том числе – у сержанта Ивана Кожедуба, обязанностей стало еще больше. Пришлось проводить тренировки с курсантами из первого отряда своей же эскадрильи – заменять инструкторов, зачисленных в полк Осмакова. Командир эскадрильи дал Ивану дополнительную нагрузку: проводить с курсантами рулежку на самолете с «ободранными крыльями», на котором молодые пилоты учились держать направление.
Ежедневно с рассвета и до обеда Иван Кожедуб обычно летал со своими курсантами, тренировался сам, а после обеда до темноты проводил рулежку. Его курсанты уже приступили к программе полетов на самолете УТИ-4. Машина была новенькой, ее дали группе Кожедуба за успешное овладение УТ-2. Предстояла нелегкая работа – переход на боевой самолет И-16. Теперь Иван понял, сколько сил и энергии затрачивают инструкторы, как напряжено у них внимание, какая нужна при этом выдержка. «Мы должны были отлично обучить летчиков пилотажу и стрельбе на истребителе по еще более ускоренной программе, – вспоминал Иван Никитович. – Враг рвался к Москве. Бессмертные подвиги совершали советские воины, защищая ее от гитлеровских войск. Тысячи фашистских бомбардировщиков участвовали в ночных налетах. Но наша ночная истребительная авиация, наши зенитные батареи не допускали врага к столице». В те дни всю страну облетела весть о подвиге Виктора Талалихина, протаранившего ночью немецкий бомбардировщик, пытавшийся прорваться к Москве. Радио и газеты сообщали о налетах вражеской авиации и на Ленинград, о подвигах его воздушных защитников, и это только усиливало желание молодых истребителей скорее попасть на фронт.
Но вместо этого сержант Кожедуб был эвакуирован вместе с училищем на территорию России. Произошло это осенью 1941 года, когда немцы взяли Киев, приближались к Харькову и уже стало ясно: сдержать врага не удастся. Гитлеровцы рвались к Москве и, считая район Шостки одним из дальних подступов к столице, в сентябре 1941 года стянули туда крупные силы армий «Центр». Ивана в те дни могли отправить на фронт, ведь летчиков не хватало. Но во время учебного полета из-за ошибки курсанта самолет Кожедуба попал в аварию, разбился, сам инструктор оказался в госпитале, а когда пошел на поправку, оказалось – немцы уже на подступах к их аэродрому. Эскадрилья, как и другие эскадрильи училища, получила приказ немедленно перебазироваться в глубокий тыл. Командованию, курсантам, техникам предстояло отправиться эшелоном до Борисоглебска, а инструкторам – перелететь туда на своих самолетах. Известно было одно: Борисоглебск – конечный пункт перелета.
Первая посадка была возле Уразова – на площадке посредине обширного кукурузного поля. Здесь, как вспоминал Иван Никитович, война еще не чувствовалась. Все было спокойно. Затем был аэродром в Старом Осколе, где стояли дальние ночные бомбардировщики ДБ-ЗФ. Они наносили удары по немецким объектам глубокого тыла. Иван с интересом слушал рассказы летчиков о ночных боевых вылетах – ведь сам он со своими курсантами ночью еще не летал. «Поражало все: их отвага, мужество, умение ориентироваться ночью, пилотировать самолет по приборам. Мы знакомились с самолетами, запоминали их силуэт. Нам позволяли осмотреть кабину летчика, штурмана, стрелка. Мы восхищались: как здесь просторно, сколько приборов! – писал Кожедуб. – Всем нам захотелось воевать на «Ильюшиных». Решили на следующий день разузнать, возможно ли это. Но не удалось: ранним утром получен приказ немедленно перелететь на другой аэродром. Приземляемся в Борисоглебске на аэродроме нашего старейшего авиационного училища, в котором учился Валерий Чкалов».
Инструкторы надеялись, что в Борисоглебске они и останутся. Но несколько дней спустя прибыли эшелоны с наземной командой, курсантами, с имуществом школы, и им было приказано срочно разобрать самолеты и погрузить их на платформы. Командование поступило так, чтобы сберечь «самолеторесурсы», – ведь каждый самолет в дни войны был особенно дорог. А путь предстоял долгий – в Среднюю Азию. Навстречу летчикам шли эшелоны с бойцами, машинами, боевой техникой. Станционные пути были забиты составами с демонтированным оборудованием заводов из прифронтовой полосы, с эвакуированными. В начале ноября 1941 года Иван Кожедуб и его товарищи прибыли в зеленый живописный город Чимкент – конечный пункт долгого пути. Здесь, на аэродроме, им предстояло собрать самолеты, а потом на них перелететь в Манкент, где должна была базироваться эскадрилья. Из Чугуева улетели холодным, осенним днем. В Чимкенте же было жарко, душно, пыльно.
«Истребительное самообразование»
Условия, в которых оказались летчики, для обучения будущих истребителей оказались очень сложными и непривычными. Вокруг аэродрома расстилались хлопковые плантации, журчали арыки, зеленели сады. Сам аэродром вообще не годился для нормальных полетов: гравий с землей, а сверху – слой пыли. После взлета пыль поднималась столбом и долго не оседала. Моторы самолетов сильно нагревались от зноя. Пыль проникала повсюду, что приводило к преждевременному износу узлов и деталей. Приходилось с особенной тщательностью осматривать материальную часть и готовить ее к п