дабы проценты с собранной суммы были употребляемы на платеж в одно из учебных заведений для воспитания в оном, смотря по сумме, одного или нескольких юношей[617].
Непосредственное руководство сбором средств Канкрин возложил на Вяземского как своего подчиненного, вице-директора Департамента внешней торговли. Судя по сохранившимся подписным листам[618], тот смог собрать 5290 рублей ассигнациями. На самую крупную сумму – 990 рублей – подписалось Московское купеческое общество, чиновники Государственного заемного банка пожертвовали 265 рублей, столичный фабрикант, благотворитель и совладелец типографии В. Г. Жуков – 235 рублей, а группа браковщиков сала и масла Санкт-Петербургского порта раскошелилась на 100 рублей. Все это были взносы лиц, так или иначе связанных с Министерством финансов или зависимых от него, но три четверти суммы все-таки составили приношения людей, далеких от коммерции. С теми же подписными листами Вяземский обошел своих светских знакомых и литераторов, включая Жуковского (100 рублей), Плетнева (25 рублей) и Одоевского (100 рублей, которые, впрочем, не были выплачены). Свой вклад внесли давняя приятельница Крылова графиня С. В. Строганова (100 рублей) и даже генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич (200 рублей). А самым важным лицом, поддержавшим учреждение Крыловской стипендии, стал великий князь Михаил Павлович, который передал Вяземскому 300 рублей.
Официальное объявление Министерства финансов было перепечатано несколькими периодическими изданиями, которые читались не только в столицах[619]. Впрочем, на крупные пожертвования из провинции надеяться не стоило. К примеру, почтмейстер из местечка Тельши Виленской губернии, титулярный советник В. Н. Турчевский, посылая издателю «Литературных прибавлений» Краевскому десять рублей, писал:
Иван Андреевич для сердца нашего нечужд и мы особенно благоговеем пред его особою. Приношение мое ничтожно и ничего не значуще, но чтоб не быть участником в оном, ето, право, стыдно. Я по состоянию моему сколько могу, столько и жертвую в честь нашего патриархального баснописца и по русской пословице доложу, что по одешке протягивай ношки[620].
Зато сбор средств среди служащих учреждений, подведомственных Министерству финансов, шел весьма споро. К началу июня поступило уже существенно больше 25 тысяч рублей[621]. Однако Канкрин, желая активизировать поступления из провинции, привлек к участию Министерство внутренних дел. 14 мая оттуда всем губернаторам было разослано предписание оказать содействие в сборе средств, что запустило работу огромного административного аппарата вплоть до городничих и уездных исправников.
В министерском циркуляре среди прочего говорилось:
…многие любители словесности, пребывающие в губерниях просвещенной России, во уважение заслуг И. А. Крылова, осведомившись об изъясненном столь высоком к нему внимании августейшего монарха, конечно, с особенною готовностию поспешат явить сему истинно-Русскому и всеми любимому народному писателю свою признательность; и по сему в ознаменование многолетних трудов его на пользу общую не оставят участвовать в подвиге благотворительности в честь сему ученому мужу и во исполнение отеческих намерений Его Величества[622].
Сбор средств по линии Министерства внутренних дел продолжался до конца 1839 года. Пожертвования поступили более чем из половины губерний; их размер колебался от нескольких сотен рублей в крупных городах до 35 копеек серебром, присланных «от некоторых жителей города Кириллова» Новгородской губернии[623]. Таким образом по всей империи было собрано около 10 тысяч рублей.
Впрочем, по результативности это было несравнимо с действиями Министерства финансов в подведомственной ему коммерческой сфере. Так, к осени 1838 года через Биржевой комитет Санкт-Петербургской биржи удалось собрать 30 500 рублей ассигнациями, а при проведении торгов в Сенате («между торгующимися на винные откупа») – 13 852 рублей ассигнациями[624].
В конце концов итоговая сумма превысила 60 тысяч рублей ассигнациями. Это позволяло без поддержки казны учредить Крыловскую стипендию для трех юношей.
На этом фоне удивительным выглядело бездействие Министерства народного просвещения. Уваров, в отличие от Канкрина, не стал объявлять подписку среди своих подчиненных, а ведомственное издание, «Журнал Министерства народного просвещения», даже не перепечатало объявление о сборе средств.
Сам он так объяснял это в отношении Канкрину от 13 июня 1838 года:
<…> усмотрев, что помещенное в «Коммерческой газете» объявление Министерства финансов о сборе пожертвований на Крыловскую стипендию повторено было и в других наших ведомостях, я счел за лучшее не помещать в периодических изданиях нового приглашения к подписке со стороны Министерства народного просвещения, чтобы устранить всякий повод к нерешительности и недоумениям со стороны желающих принять участие в пожертвованиях, особливо в отдаленных от столицы губерниях. Я полагал, что для успеха в этом деле сосредоточение всех приношений в одном месте сбора будет полезнее раздробления на несколько[625].
Вероятнее, однако, что Уваров попросту не желал участвовать в реализации чужой идеи. Претендуя на монопольное право распоряжаться национальной славой Крылова, министр просвещения не терпел в этом деле соперников – тем более, что стипендией в конечном счете все равно ведало бы его министерство. Впрочем, лично он все-таки поучаствовал в сборе средств, внеся в январе 1839 года 500 рублей[626] – самое крупное из всех частных пожертвований.
24 января баснописец «читал и одобрил» присланный из Министерства народного просвещения проект Положения о Крыловской стипендии[627], и 10 марта 1839 года оно было высочайше утверждено. Предполагалось, что процентами с неприкосновенного капитала будет оплачиваться обучение трех воспитанников тех петербургских гимназий, куда принимали детей разных сословий, – 2‑й, 3‑й и 4‑й (Ларинской). По окончании курса юноши имели право пользоваться стипендиями и далее, уже для занятий в Санкт-Петербургском университете, на факультете по своему выбору[628].
Назначение стипендиатов было оставлено на усмотрение Крылова, а после его смерти два из трех мест предназначались сыновьям чиновников Министерства финансов, поскольку это ведомство внесло основной вклад в формирование стипендиального капитала[629].
Первые «крыловские воспитанники» – мальчики около тринадцати лет от роду – начали обучение в 1839/40 академическом году. Во 2‑ю гимназию Крылов определил своего крестника Федора Оома. Это был сын А. Ф. Фурман, его давней приятельницы, воспитанницы Олениных, который еще в младенчестве остался без отца. В 3‑й гимназии его стипендиатом стал сын дворянина Черниговской губернии Степан Кобеляцкий – круглый сирота, о котором заботилась тетка. Наконец, в Ларинской гимназии Крылов принял под свое попечение некоего Ивана Мазурова, сына титулярного советника[630]. В 1844 году место последнего оказалось вакантным: возможно, Мазуров умер или по окончании гимназии не стал поступать в университет, и Крылов назначил своим новым воспитанником Владимира Круглополева – также сына титулярного советника[631].
Благодаря значительному капиталу, положенному в ее основу, Крыловская стипендия существовала вплоть до 1917 года[632].
13Дальнейшее развитие юбилейной культуры. – «Антиюбилей» Греча
Крыловский юбилей сыграл важнейшую роль в формировании юбилейной культуры в России. Благодаря ему заимствованная традиция, практиковавшаяся одной корпорацией – врачами, была переосмыслена как общеприменимая[633].
Первыми примеру врачей и литераторов последовали военные. Уже 12 октября 1838 года в зале Второго кадетского корпуса состоялось празднование пятидесятилетия службы в офицерских чинах военного педагога генерал-лейтенанта К. Ф. Клингенберга. На торжественном обеде присутствовал высший генералитет и государственные сановники. Многолетнему наставнику русского офицерства была поднесена драгоценная ваза, изготовленная на собранные по подписке средства; от имени государя он был осыпан наградами и милостями. А два дня спустя в Павловском кадетском корпусе был дан второй обед в его честь, на этот раз с участием кадет, где присутствовал великий князь Михаил Павлович – главный начальник военно-учебных заведений[634].
Этому празднику, описанному в газетах, посвятил статью в «Современнике» Плетнев, поместив его в один ряд с юбилеями Крылова и лейб-медика Буша. Резюмируя складывающуюся на глазах традицию, он отмечал:
В этих торжественных изъявлениях любви, уважения и благодарности стольких лиц перед одним частным человеком есть много отрадного и поучительного для сердца. Жизнь честного, полезного и отличного гражданина, на каком бы поприще он ни действовал, привлекает всеобщую признательность[635].
Однако первые юбилейные чествования лиц, состоявших на гражданской службе (не считая врачей), относятся только к 1843 году. 12 января Академия наук особым заседанием отметила «полуюбилей» – 25-летие президентства Уварова