Главный поединок еще был впереди. Вся Америка ждала, когда наконец сойдутся на ковре Поддубный и чемпион Америки Джо Стечер. Последний был знаменит своим «коронным» приемом «ножницы». Он мастерски делал его ногами – намертво захватывал ими голову противника. С его помощью он сумел даже победить такого прославленного борца, как Иван Заикин. Самоуверенный Джо собирался применить свое оружие и против Поддубного, не скрывая, озвучивал свои планы журналистам. Но американцам пришлось разочароваться в непобедимости своего чемпиона. Схватка прошла предельно напряженно, драматически, красиво с точки зрения владения борцовской техникой, но закончилась она вничью.
Обаяние Поддубного, его популярность были так велики, что его, пятидесятисемилетнего, даже признали самым красивым мужчиной на Международном конкурсе мужской красоты, проводившемся в Америке. Теперь уже у Ивана покупали право использовать его портреты и имя для рекламы товаров, что, конечно же, умножило его доходы.
Советская пресса непрерывно в деталях освещала американское турне Поддубного. Ведь он в своем лице воплощал для мира мощь молодого СССР. В репортажах с удовольствием смаковали не только спортивные подробности – кого и как он победил, какие титулы завоевал. Но и писали о том, как Ивана Максимовича пытались подкупить, угрожали ему, даже пробовали споить или убить, но, мол, он как «советский человек» не поддавался на провокации, был верен коммунистическим идеалам. Это была правда, всякое случалось в этом турне, но дело в том, что Поддубный был таким всегда: и при царизме, и при советской власти. Коммунизм, в котором пришлось пожить, ничуть его не изменил.
И вот срок контракта наконец истек. Это было как освобождение из рабства. Иван Максимович расправил плечи, задышал полной грудью. Естественно, антрепренер был заинтересован, чтобы Поддубный и дальше работал на него. Но Иван Максимович отказался подписывать новый контракт. Ему предлагали принять американское гражданство, угрожали расправой. Ответ был один и тот же: «Нет, нет и еще раз нет. Отдавайте мои деньги, и я уезжаю». Тогда в ход пошла последняя угроза. Оказалось, коварный антрепренер еще в самом начале предвидел такой поворот событий, а потому в контракте и заложил «бомбу замедленного действия». Имелся там один пункт, даже – пунктик, прописанный совсем маленькими буквами, без лупы и не прочтешь. Деньги мог снять со счета лишь гражданин Соединенных Штатов. А таким Поддубный не являлся. Подписывал контракт Иван Максимович, еще не зная английского языка, полагался на устный перевод того самого антрепренера. И, как оказалось, зря считал его поначалу порядочным человеком.
– Принимайте гражданство, – другого выхода у вас нет. Впереди вас ждет замечательная жизнь, – как змей-искуситель уговаривал антрепренер.
– Все равно уеду.
– Но в таком случае вы никогда не сможете получить свои деньги! Это же огромная сумма. Более полумиллиона долларов! Шикарный легковой автомобиль стоит четыреста, особняк в городе – полторы тысячи. Вы подумайте, что вы теряете. Неужели можно быть таким сильным и таким глупым?
– Вы сами знаете, что я не дурак. Я уезжаю.
Денег своих Поддубный так и не получил, они остались лежать на его банковском счету за океаном. Зато поклонники устроили ему шикарный прощальный ужин, на котором присутствовали две тысячи человек. И все, кстати, оплатили из своих карманов. Америка провожала теперь уже и своего героя. А Поддубный увозил на родину вместо честно заработанных капиталов лишь чемодан с одеждой да притороченный к нему чайник, купленный по случаю.
В ленинградском порту Ивана Максимовича встречали восторженные толпы почитателей. Мария Семеновна бросилась ему на шею.
– Больше я тебя никуда не отпущу, – прошептала она.
Поддубного окружили репортеры, посыпались вопросы.
– Что поддерживало вас во время поединков?
– Любовь к моей родной Украине. Она вообще самая моя большая любовь, – отвечал знаменитый борец, продолжая обнимать жену.
Правда, почему-то в завтрашних газетах этот ответ оказался отредактированным. В одной было написано «любовь к Родине», в другой «любовь к Советской Украине». Поддубный был из тех людей, которые умудряются своей прямотой и несгибаемостью всегда раздражать власть имущих. Хотя, казалось бы, что такого он сказал? Всего лишь правду, то, что просилось на язык, но эту правду журналистам захотелось немного приукрасить, сделать ее более советской.
Глава 12
Дом на берегу моря. Чем может обернуться обмен паспорта и зачем электропаяльник в НКВД? Как золотые медали превращаются в чужие зубы. Из забытья на Красную площадь. Орденоносец и немцы. Лишние 200 граммов хлеба чемпиону чемпионов не положены. Забытая могила.
Вернувшись домой, Поддубный купил себе хороший дом с обширным садом в небольшом городке Ейске на берегу Азовского моря. То ли севастопольская цыганка правильно ему нагадала, то ли он сам решил сделать ее предсказание правдой, но получалось так, что жил он теперь с любимой женой на берегу теплого моря. Он по-прежнему выступал в цирках, но все реже. Теперь для публичных выступлений требовались разрешения, получать же их становилось все сложнее. Не было уже Луначарского, который мог бы помочь. Страна менялась и, как казалось Поддубному, менялась в худшую сторону. Власти стали забывать заслуги Поддубного. Оно и не мудрено, ведь, вспоминая его, приходилось бы напоминать народу и его легендарную жизнь. А в ней было то, что сегодняшним советским гражданам стало абсолютно недоступно: свободные поездки по всему миру, работа за границей, хорошие заработки, обеспеченная, в смысле наличия товаров, жизнь.
Иван Максимович с ужасом смотрел на то, что происходит вокруг. Смертельным катком прокатился по Украине Голодомор, унесший миллионы жизней, приведший отчаявшихся людей на грань сумасшествия – к каннибализму. Поддубный и сам был из крестьян, а потому прекрасно понимал, что голод был рукотворным. Даже в самый неурожайный год Украина могла прокормить не только себя, но и Европу. Просто загототряды выгребли у крестьян все зерно подчистую, даже не оставив на будущие посевы. Даже не все изъятое зерно удавалось вывозить, не хватало транспорта. Его ссыпали прямо в здания железнодорожных вокзалов и станций, вокруг которых выставляли пулеметчиков. Там оно прорастало, гибло.
В Красеновку тоже страшно было приезжать, там всегда поджидали плохие новости. Раскулачивали и высылали его родных только за то, что у них имелись крепкие хозяйства, и не в последнюю очередь, благодаря тому, что это он, Поддубный, раньше помог им деньгами. Получалось, что он – Иван – становился причиной их страданий.
Иван Максимович не боялся говорить открыто о том, что думает, рассказывать о том, как живут люди в Европе, Америке. Ясное дело, компетентные органы знали о его разговорах и рассказах. Все-таки он находился на особом учете, хотя бы потому, что столько лет прожил за границей, знал французский, немецкий и английский языки. Знали о крамольных разговорах, но пока не трогали, наверное, был наверху кто-то, кто сказал «не трогать». То ли являлся поклонником таланта Поддубного, то ли берег его для каких-то будущих манипуляций с его всемирной славой.
Иван Максимович был не в претензии за это единственное послабление. На жизнь он себе худо-бедно зарабатывал. Много ли надо ему и супруге – Марии Семеновне? Да и живут они лучше многих. Грех жаловаться. Он по-прежнему был силен, выступал на ковре. По большому счету, к его жизни уже не было чего добавить. Все возможное и невозможное он успел совершить.
И все же однажды где-то что-то не сработало. Скорее всего, сам Иван Максимович перешел ту грань, до которой его была согласна терпеть советская власть, не прощавшая ничего и никому. Случилось это в 1937 году и началось с абсолютно невинного дела. Пришла пора Поддубному поменять паспорт. Как положено, сдал паспортистке старый, выданный ему еще в Украине. А новый через недельку пошел получать в отделение милиции. Как положено, расписался в конторской книге и вышел с документом на крыльцо. Раскрыл новенький, как писал поэт, «серпасто-молоткастый», паспорт, выданный ему уже в РСФСР. И тут глаза у Поддубного полезли на лоб. В графе «национальность» у него было написано русским по белому «русский», хотя всю жизнь он писался и считал себя украинцем. К тому же его фамилия в документе значилась уже, как Поддубный, а не Піддубни, как в прежнем паспорте. Раньше Иван Максимович сознательно воспринимал себя сперва как подданного Российской империи, потом – как гражданина СССР, выступал за эти государства за границей, приносил им славу. Пусть его фамилия и писалась на афишах «Поддубный», но это не делало его русским, всю свою сознательную жизнь он чувствовал себя и был украинцем, никогда не забывал родной язык.
Поддубный повернул назад, зашел в кабинет, высказал свое мнение милиционеру и попросил его переписать паспорт. На что, конечно же, получил отказ. Мол, есть ли для вас разница, гражданин, какая национальность у вас в паспорте стоит?
– …или вы считаете, что русским быть хуже, чем украинцем? Может, вы националист? – правда, говоря это, милиционер опасливо косился на силача, заполнившего собой чуть ли не весь тесный кабинетик.
– Значит, не станете переписывать, даже если я официально напишу заявление? – уточнил Иван Максимович.
– Не будем ни в каком случае.
После этого подтверждения Иван Максимович, ни слова не говоря, сел к столу, не спросив разрешения, макнул милицейскую ручку в милицейскую же чернильницу, зачеркнул своей рукой в паспорте национальность «русский» и вписал «украинец», ту же манипуляцию проделал и с фамилией, написав ее по-украински. После чего с победоносным видом откатал свежие чернила мраморным пресс-папье и подул на паспортную страничку.
– До свидания, – бросил он милиционеру и покинул кабинет.
Этим же вечером к дому Поддубных, стоявшему на самом берегу лимана, подъехал «черный ворон». Сотрудники НКВД показали ордер, провели в доме обыск, изъяли злополучный паспорт, другие документы, всю литературу на иностранных языках и даже дипломы чемпиона вместе с золотыми медалями.