– Да, уволился, но сначала стал часто ходить на больничные. Все шептались, что он уходит в запой. Но я в это не верю. Он не пил так… ну… чтобы прямо в запой. Я знаю: я с ним пару раз выпивал. Запойные – они другие.
– А как он оказался в Ярославле, можете предположить? – я силился придать своему голосу важности, понижал его и периодически покашливал.
– Наверное, это как-то связано с расследованием, которым он занимался.
– Расследованием? – не сдержался я от удивлённого возгласа, но тут же постарался успокоиться. – Мне казалось, журналисты пишут очерки, статьи.
– Вообще я не хотел говорить об этом, меня его дела не касаются. Но раз Мишу нашли мёртвым… Вдруг это как-то поможет?
– Конечно, важна любая информация.
– Короче, подработка всем нужна, и мы, журналисты, тоже иногда берёмся за расследования, не гнушаемся.
– Что именно расследуете?
– Когда как. Часто люди хотят найти что-то важное в архивах, а пару лет назад меня просили выяснить, чем занимался один тип в девяностые. У нас, журналистов, есть корочка – пропуск в любое учреждение, есть свои источники информации. Проще говоря, нам легче разговорить нужного человека.
– А Михаил не говорил, почему поехал именно в Ярославль?
Кравцов помолчал, будто вспоминал детали.
– Так… Это было летом. Он к тому времени уже уволился. Но зашёл за какими-то вещами, мы вышли на перекур, и тогда он сказал, что уезжает по делу. Я тоже интересовался, что за расследование. Думал, может, он и меня возьмёт в дело. Иногда нужно быстро что-то раскопать, работы хватает на двоих, а заказчики готовы щедро платить. Однажды мы с Мишей даже поработали в паре: компромат нужен был на одного чиновника, дело было лет пять назад. Но сейчас он сказал: там какая-то ерунда. Якобы одна женщина знакомая на богатого папика местного глаз положила. И хочет разведать, что там и как. Сколько у него жён в анамнезе, любовниц сколько. Есть ли шансы на счастливое замужество.
– Вот как…
– Мне показалось: он привирает. Почему-то настоящую причину Миша не озвучил. Но мне было, по большому счёту, всё равно. Раз меня он не позвал. Да я бы и не поехал. Одно дело тут, на месте. А другое – ехать куда-то. Ему-то легко было сорваться, а у меня семья, дети. Куда я от них?
– Вы с ним поддерживали связь, когда он уехал?
– Нет. Разве что ключи…
– Что с ключами?
– Когда Миша уезжал, ключи мне оставил от квартиры на всякий случай.
– У него что, не было родных?
– Только сестра старшая. Но с ней он не очень часто общался, а больше никого не припомню. Из близких. Сказал: поеду «копать». И такого, видать, накопал, что его самого за это… Ладно, извините, но мне пора. Сейчас начальник явится с обеда.
Если честно, я не знал, что ещё спросить. Оставалось попросить Кравцова как-то связаться с сестрой Саенко.
– Сообщите сестре, что его захоронили у нас в городе, – попросил я. – Пусть, не знаю… приедет, что-то попробует узнать.
– Найду ли я его сестру? – задумчиво протянул журналист. – У меня и номера её нет. Ладно, попытаюсь через соседей. А к кому ей официально обращаться? В какой морг? Оставьте свой телефон.
Вот тут я струхнул и подумал, что светить себя никак нельзя. В нашем городе никто ещё не знает, что личность Саенко установили. И тут на тебе – Иван Царёв обзванивает столицу. Я сделал вид, что из-за плохой связи не расслышал последнюю фразу. И быстро продиктовал адрес морга, пусть там сами разбираются.
Положив трубку, я обратился к своим «собутыльникам»:
– Если сестра журналиста приедет сюда и начнёт узнавать про брата, всё встанет на свои места. И без моего прямого участия. Здорово придумал?
– Уверен, что это не свяжут с тобой? – вздохнув, спросила Лена. – Она же скажет, что ей кто-то звонил…
– А что мне оставалось делать? Молчать? Так сестра хотя бы будет знать, что с ним случилось, – пожал я плечами, а сам вдруг подумал, что последнее «скажи ей» от Саенко, скорее всего, адресовалось сестре. Вот так вот всё потихоньку прояснялось. Оставалось непонятным, кто и за что столкнул его с крыши.
Мумия сушёная
Прикончив коньяк, мы отправились на прогулку со Скалли. Она уже давно крутилась возле двери, намекая, что скоро устроит нам потоп. Хотя я и сам был не прочь размяться, а заодно разложить мысли по полочкам.
Мы шли с Леной и Вовкой по каштановой алее. Шагали мимо чужих домов и машин, что обдавали нас тёплым бензиновым дыханием, мимо запахов прогретого солнцем асфальта, мимо круговерти вечно спешащей, а оттого ничего не замечающей толпы. Я подводил итоги:
– Что мы имеем на данный момент: одинокий столичный журналист увольняется с постоянной работы и по какой-то причине направляется в Ярославль. Здесь он якобы ведёт какое-то расследование, собирает данные. А потом его находят на асфальте без всяких опознавательных документов, но с медальоном за подкладкой.
– Я тоже паспорт с собой не таскаю, – буркнул Суслик.
– Не спорю, зачем брать с собой документы или кошелёк, если вышел с кем-то переговорить. Но это говорит о чём?
– О чём? – поинтересовалась Лена. Она была какая-то задумчивая, я уже пожалел, что рассказал ей всё: только напугал девчонку.
– Что он жил где-то неподалёку. Возможно, в одном из соседних домов.
Суслик возразил, что милиция опрашивала соседей и участкового.
– Во-первых, мы не знаем, опрашивала ли. И насколько качественно. А во-вторых, если он снимал квартиру и при этом жил затворником – его и не вспомнят. Сейчас начался сезон отпусков и дач, приметливые бабульки к маю вообще разъехались. Интересно другое: зачем он таскал с собой медальон? Ну, то есть он куда-то пошёл, но ничего не взял с собой на встречу, кроме медальона?
– Может, это был его талисман? – предположила Лена. – Кстати, если медальон был у твоего Севы, он может до сих пор лежать где-то в его вещах.
– Не знаю, – соврал я. – Может, он его и вправду выкинул. Или носил с собой, а преступник, толкнувший Севку, успел забрать. Ещё вариант: медальон до сих пор у него дома. Я же не пойду к его матери с просьбой покопаться в вещах сына. Пока вернёмся к трупу номер один, про который говорил Сева.
– Мумия сушёная? – уточнил друг, а Лена выпучила глаза. Про мумию я ещё не успел рассказать в красочных деталях. Просто называл его повешенным. Пришлось пояснить, но сначала я укорил Суслика:
– У тебя нет никакого почтения к мёртвым.
– Я их боюсь, – отмахнулся приятель. – Значит, уважаю. Ты же не уверен, что мумия имела отношение к делу?
– Это да. Только интуиция и слова Севы. Как бы ещё и в этой истории покопаться.
– Попроси Васю, – посоветовал Суслик.
– Если снова обращусь к брату, это будет перебором. Они с Димкой могут заподозрить неладное. Хорошо бы понять, как опознали того висельника, кто он, – это разъяснило бы, как они связаны. Может, мумия тоже из Москвы? И это он заказал журналисту расследование? Или, наоборот, родные мумии искали его, наняли журналиста. Мне не даёт покоя, почему смерть журналиста заинтересовала ментов так, что они зачем-то приезжали к Жабе и просили закрыть глаза на отрезанный палец?
– Может, там, кроме пальца, ещё много чего было? Следы от наручников, побои свежие? Может, это менты его гнали, а он от них сиганул? – предположил Суслик.
– Следов никаких особенных я не заметил. По крайней мере, внешне. Но это было не самоубийство, нет. Точно говорю, что-то с этим журналистом не то.
– Конечно, не то. Его же с крыши столкнули, он тебе сам сказал.
– В смысле сказал? – опешила Лена, а я незаметно толкнул Суслика в бок.
– Это он так шутит. Ну так что, господа присяжные заседатели? Вроде и инфы целый вагон, а ничего путного не вытанцовывается.
– Тогда попробуй зайти со стороны мумии, – посоветовала Лена. – Если ты подозреваешь, что оба трупа связаны медальоном… Короче, личность мумии скорее ответит вам на вопрос, за что столкнули журналиста и Севу.
– Севы нет в живых, в морг просто так прийти в свой отпуск я не могу. Точнее, могу, но рыться там в документах мне никто не даст. К ментам обращаться тоже смысла нет. Они меня и так уже взяли на карандаш, а если приедет сестра Саенко и начнёт выяснять, где труп её брата… Боюсь, мне не поздоровится.
– Да уж…
– Сева говорил: мумию привезли незадолго до того, как я стал работать в морге.
– А на кладбище социальном как их находят, если что?
– По номеру. Акт о захоронении должны были составить, но это, если бы его тут похоронили. Сева обмолвился, что мумию кто-то забрал. Наверное, до того, как успели захоронить. В документах у Марины Геннадьевны точно будет запись о том, кто и когда забрал тело.
– А этот ваш, Вениамин Петрович? Он же бессмертный вскрыватель трупов. Может, чего помнит? – поинтересовался Суслик, и я решил, что мысль эта неплохая. Теперь оставалось понять, как расспросить Петровича, не вызывая подозрений и не появляясь в морге.
Я знал, что после работы он всегда отправляется со своей клетчатой сумкой в продуктовый – тот, что возле торгового дома «Стрела». И решил, что мы вполне можем «случайно» там пересечься. Конечно, это не самый близкий ко мне магазин, зато большой, универсальный.
Этим же вечером мне удалось вполне ненавязчиво встретить его у витрины с колбасой. Мы немного поговорили о Севе, а выйдя из магазина, медленно пошли в одну сторону. Петрович жил в пятиэтажке через два квартала, и я спешил начать интересующую меня тему. Пришлось приврать, что сейчас в универе мы проходим поздние посмертные изменения и я решил поинтересоваться его опытом. Повезло, что Петрович был спокойным дядькой, который к любому вопросу подходил систематично и ничему не удивлялся:
– Ты и сам уже всё знаешь, Иван. Поздние посмертные изменения – гниение и мумификация.
– Мумификация звучит как что-то из Древнего Египта, – осторожно начал подводить я к теме. – Ни разу не видел. Расскажите подробнее.
– Поверь, она случается и сегодня. Особенно сухонькие старушки часто мумифицируются… Если в квартире открыта форточка, держится высокая температура и стоит сухой сквозняк, то через полгода труп превратится в мумию. У нас тоже такой был, ты не помнишь, что ли? Ещё из больницы приходили посмотреть.