– Место встречи пока не знаю, – сообщил он. – Будь вечером на Советской, тебя найдут.
Решив этот вопрос, я ещё раз набрал номер Гулиева и, не получив ответа, поспешил к его офису. Там я наткнулся на закрытые двери. Судя по опущенным жалюзи, в здании никого не было. Это показалось очень странным, но что делать дальше, я не придумал. Звонить Тихонову не решился: не думаю, что ему понравится моя осведомлённость о его бывших связях с криминалом.
Не зная, как убить время, но зная, чего хочу, я пошёл в сторону проспекта Ленина. В старой парикмахерской «Марина», что ютилась на первом этаже многоквартирного дома, время как будто останавливалось. Чуть пыльные окна, герань, сладковатый запах. Едва слышно играло радио.
Когда я зашёл, Любочка заинтересованно поглядывала на администраторшу, даму с чёлкой Карлсона, взобравшуюся на весы в углу.
– Что говорят, падлюки?
– Кость расширилась ещё на три кг, – уныло ответила дама и снова полезла за стойку.
В кресле напротив входа металась над клиентом вторая парикмахерша, похожая на большую муху. Она быстро-быстро перебирала его волосы, что-то пришёптывала, трогала и почикивала ножницами.
К тому времени, как я уселся стричься, большая муха закончила и повела клиента на кассу. Мы остались вдвоём.
– Как обычно? – подмигнув мне, уточнила Любочка.
Я кивнул и перешёл к главному:
– Тётя Люба, расскажите мне, кто такой Гурам.
– А я думаю, чего ты так рано стричься припёрся! Вроде и не зарос ещё. Ты про Гурама Байрамова?
– Ага.
– В прошлом – теневой хозяин нашего города.
– Он что, тоже из воров в законе?
– Не совсем. Братья его – те да. А Гурам коронованным вором не был, но его уважали. С ним считались и преступники, и силовики. Он вышел на свободу как раз к распаду СССР. Тут у нас занялся строительством, а в девяностые это была одна из самых криминализированных сфер.
– Это как понять?
– А тебе зачем это, Ванька? – вдруг прищурилась Любочка, осознав, что наболтала лишнего.
– Интересно. Про него много разного болтают.
Любочка мне поверила и продолжила:
– Гурам часто исполнял роль третейского судьи, потому что человек справедливый. Это врождённое. Можно быть преступником, но при этом честным человеком. Он решал споры между бизнесменами, держал город. Конечно, это не очень нравилось местным криминальным авторитетам. У него было влияние, он перекрыл каналы, по которым к нам наркотики поступали. Чтобы детей наших этой дрянью не травили.
– Вы о нём так говорите, будто он святой.
– Святой не святой, но мог помочь в тяжёлой ситуации. Когда моего сына, дурака такого, за драку посадили, он помог, поговорил, чтобы всё было по-людски.
– А чего вы о нём в прошедшем времени говорите? Он живой?
– И то правда. А чего это я? Просто давно отошёл от дел, вот я и…
– Отошёл? – отважился я ещё на один вопрос. – Почему?
Любочка пожала плечами:
– Будто сам не понимаешь. Всё меняется. И времена, и люди. Его авторитет многим покоя не давал. А с некоторыми личные интересы пересекались. На него в девяносто седьмом серьёзное покушение было, расстреляли машину, но он жив остался. А через два года прямо на пороге квартиры киллер поджидал. Расстрелял, но на помощь кинулся водитель. Наверное, это Гурама и спасло. Еле выходили врачи. Но он парализован. Руки ещё ничего, а нижняя часть вообще. С таким состоянием сильно не повоюешь.
– Жаль…
– Так-то. Я по старой памяти езжу его стричь. И буду ездить, пока не прогонит или не помрёт. Он упёртый дед, всем назло живёт. Хотя времена сейчас уже вроде сменились, но всякая дрянь, как и прежде, хвост свой вонючий высовывает. При Гураме такого не было бы.
Любочка замолчала и сосредоточилась на моих волосах. Но долго сохранять тишину не смогла:
– Как твой приятель? Сыч, кажется…
– Суслик.
– Ага. Точно. Так как?
– Хвалился, что после вашей стрижки волосы стали мягкие, шелковистые. А раньше, говорит, расчёской продрать не мог.
– Ты скажи Сычу…
– Суслику, – снова поправил я.
– Да, скажи, что голову нужно мыть не раз в неделю. Пусть почаще. И не хозяйственным мылом.
– Скажу, – вздохнул я. – А вы скажите, как Гурама найти. Мне надо с ним поговорить.
– Нет, я всё-таки не понимаю! – звучно возмутилась Любочка. – Сначала ты мэра искал, теперь Гурамом интересуешься. Во что ввязался?
– Скажу, но по секрету.
– Давай!
Я огляделся по сторонам и почти зашептал:
– Есть подозрения, что в милиции покрывают какие-то нехорошие дела, что творятся в городе и за его пределами. Через морг прошло уже несколько человек, чью смерть попытались замять.
– Ты что, решил воевать с ментами? – выкатила глаза Любочка, хватаясь за сердце, и уточнила: – И твой Сурок с тобой?
Я кивнул, а Любочка ругнулась.
– Они – закон, а вы что? Они вам наркоту подкинут, а потом пристрелят при попытке к бегству. Это же менты, разве можно им верить?
– Вообще-то у меня дед в этой системе всю жизнь проработал, брат…
– Брат твой, Васька который, чудик ещё тот. Про таких говорят: белая ворона. Его бы давно вытурили, да тесть прикрывает. Димка тоже хорохорился, про бандитов да чиновников продажных статьи писал, но что-то быстро сдулся. А твой дед чего ушёл с должности? Капитаном был.
– Ну…
– А ты спроси.
– Значит, вы мне не поможете?
– Конечно нет.
Любочка задумчиво почесала расчёской ухо, поправила выбившуюся седую прядь и снова уставилась на меня в зеркале.
– Чего сидим? Встаём, освобождаем место следующему. И не сметь так проникновенно на меня смотреть. Твои глазки барсучьи тут не помогут.
– Тё-ё-ё-тя…
– Какая я тебе тётя?! А ну, брысь отсюда! Всё, деду привет.
– Спасибо, – вздохнул я. – Пойду?
– Иди, – кивнула Любочка, а когда я уже сделал два шага, пробормотала: – Стой. Ладно. По пятницам он обычно ужинает в ресторане «Пенаты». Его привозят. Не знаю, изменил ли своим привычкам. Но вдруг. И не вздумай сказать, что ты от меня.
В оставшееся до вечера время я заскочил в универ, отзвонился Лене и Суслику (тот повёз младшего брата в санаторий), а ещё съездил и забрал Димкину машину. Нечего ей болтаться незнамо где, пусть стоит у соседнего дома. Всяко ближе.
Я иду тебя искать
Дождавшись темноты, я выскользнул из квартиры, быстро свернул за дом и укрылся за кустами. Никакого движения возле подъезда не заметил, но всё равно ещё малость переждал. Если даже за мной и следили, то они явно не спешили себя показывать. Наверное, хотели посмотреть, куда я их приведу.
Покинув кусты, я заспешил к автобусной остановке. Там были люди, и затеряться среди них было проще. Проехав одну остановку, я выскочил в последний момент. И теперь был почти уверен, что никто не отирается рядом.
Дойдя до парка, я укрылся за памятником и начал ждать. Чего? Сам не знаю, наверное, какого-то знака. И всё равно проглядел его. Совсем бесшумно рядом со мной материализовался Крокодил. От неожиданности я дёрнулся, но тот быстро сунул мне в руку бумажку и исчез так же мгновенно и без звука.
На клочке бумаги был нацарапан адрес. Улицу я не знал, но подозревал, что это частный сектор. Я пересёк парк и вышел с другой его стороны. Остановил двоих прохожих, интересуясь нужной улицей, и скоро понял, в каком направлении двигаться. Пришлось подъехать на троллейбусе, но буквально через двадцать минут я уже топал по неасфальтированной улице, высматривая нужный номер дома.
Наконец я его увидел: дом стоял в отдалении от дороги и просматривался сквозь заросли кустов. Оглянувшись, я никого не увидел и стал думать, как подойти ближе. Кусты казались непробиваемой бронёй, но тут я заметил, что к дому был более удобный путь: от соседского забора, в котором не хватало двух досок, шла тропинка, причём довольно протоптанная. Казалось, дом необитаем, но я чувствовал: внутри меня поджидает Тетерь.
Остановившись на пороге, я тихо позвал его.
– Это ты, задрыга? Заходи, – почти сразу раздалось из глубины дома.
Внутри было темно и (сейчас очень мягко сказано) грязно. В одной из проходных комнат на кровати сидел Тетерь, поджав под себя ноги по-татарски. На столе я рассмотрел остатки его ужина: тушёнка и хлеб.
Я подобрался и напрягся, но всё-таки ответил:
– Сам задрыга. Чего тут прячешься?
– А ты? В Москве? – ехидно поинтересовался Тетерь в ответ, вытирая пальцы о спортивные штаны. – Короче, попал из-за тебя в историю.
– Из-за меня? Я тут при чём?
– Есть люди, которые думают, что у Севы что-то было. От мужика, который с крыши сиганул.
– Сева пытался продать тебе медальон? – догадался я.
– Пытался, – вздохнул он.
– Чего не сказал об этом в прошлый раз?
– Ты не спрашивал.
– И что, ты медальон не взял?
– Не взял, он же стрёмный какой-то. Это не золото, так зачем мне такая ерунда. Тогда Сева спросил про цепочку, мол, кому я тогда её пристроил. Как будто я помню? А потом ко мне пришли. Те, кто знает о наших… делах. Но не наши.
– Был такой, похожий на боксёра? Будто ухо сломанное?
Тетерь пожал плечами:
– По описанию похож. Он как раз и спросил, не было ли чего из морга. Я честно рассказал, что Сева приходил ко мне… А потом Севы не стало. Но я тогда ещё не понял, не связал. Позавчера я шёл домой и издалека заметил их тачку. Они стояли напротив моего подъезда. Хорошо, что матушка в больнице лежит.
– А здесь чей дом?
– Хахаля её. Точнее, его мамаши хата была. Он думал её восстановить, типа дачи сделать. Да прошлой зимой замёрз по пьяной лавке. Хата стоит, про неё толком никто не знает. Перекантуюсь, пока пацаны Гулиеву донесут. Пусть решает с этими…
– Мне бы самому с Гулиевым переговорить. Нужна его помощь. Если свяжешься с ним, попроси, чтобы он меня нашёл.
– Попробую. Только сначала твоя очередь мне помочь.
– А от меня ты что хочешь? – не понял я.
– Узнать, что такого в этом медальоне. Должен же я понимать, из-за чего по бомжатникам сплю.