Остальное пространство площади занимали любопытствующие горожане и приезжие. Кинотеатров еще не было, а казнь, хоть и страшно, — развлечение. Толпа шумела, посмеивалась, щелкала семечки и обменивалась репликами:
— Да откуда у них корова? У них коровы с роду не было.
— Так не корову, жену увели…
— Правильно сделали, что лавку похабным словом исписали, там мясом никогда не пахло.
— Что там было?
— То, что сейчас написано.
— А Фима, как напьется, по ночам рок заморский на гуслях лабает…
— …Странные у вашего царя волосы, — заметил Борис.
Стражник зевнул:
— Та, не волосы это, а парих.
— Он что, лысый?
— Ну не совсем, — стражник погрозил пальцем, — ты поменьше болтай, о деле своем думай.
— Что думать, я царевич, у меня грамотка охранная есть. Нельзя мне голову рубить.
— А где грамотка, у тебя её не нашли?
— В блинной оставил. Она рядом, во-он за тем купеческим домом. Там конь мой богатырский во дворе стоит. — Борис вытянул шею, показывая на трехъярусный особняк.
— Заливать умеешь, — усмехнулся стражник. — Все одно — голову не спасешь.
— Почему?
— Тебя в саду взяли?
— Взяли, а я морковки хотел нарвать?
— Вот сейчас ты и расскажешь, что хотел сорвать.
— Что-то ваш царь не очень молодо выглядит, ему яблоки молодильные не помогают?
— Помогают, нашему красавцу за шестьдесят будет.
— Правда? — удивился Борис.
— Заткнись, — глухо обронил стражник, поймав взгляд старшего советника.
— Слушается дело о поимке татя в царском саду! — прокричал старший советник, кивнул младшему.
Руфий возбужденно потер руки:
— Быстрее и конкретнее. Коровы и неверные жены надоели.
Лысый советник развернул грамоту и быстро прочитал:
— Вчера. В темную ночь, при отягчающих обстоятельствах был задержан в царском оранжерейном саду человек, который кличет себя Бориской-царевичем…
— Как он себя кличет, не важно, — Руфий постучал по подлокотникам кресла.
— При поимке страже оказал сопротивление. При нем были обнаружены следующие улики…
Борис поймал колючий, хитрый взгляд царя. Понял — снисхождения ждать не придется.
— Слово вору, — сказал Руфий. Он улыбнулся, поерзал в кресле устраиваясь поудобнее, спросил:
— Что скажешь в свое оправдание, человек?
— Я ничего не воровал! — закричал Борис, падая на колени. — Смилуйся, батюшка. Царевич я!
— Где взяли?
— Задержан на грядках с брюссельской капустой, ваше величество, — отрапортовал стражник.
— И? — царь грозно нахмурился.
— Пока вязали, пятнадцать кочанов затоптали, — стражник побледнел, отвел взгляд в сторону.
Руфий прикусил нижнюю губу, кивнул.
— Вина доказана, — объявил старший советник.
— Вердикт, — потребовал Руфий.
— Человек по имени Бориска, кличущий себя царевичем, был задержан в царском саду, в который проник преступным способом, с целью воровства… — советник сделал паузу и посмотрел на царя.
— Продолжай, — благосклонно кивнул Руфий.
— Брюссельской капусты, — объявил советник.
— Идиот, — вздохнул Руфий, рассматривая на ногтях маникюр.
Стражники поставили царевича на ноги.
— Я сын царский! — закричал Борис.
— Чей? — Руфий зевнул, скучающе посмотрел на Бориса. — Чьих детей я только не видел на этой площадке: королей, халифов, президентов, султанов, министров.
— Берендея!
— Тогда почему не пришел в терем и не представился, как положено? — насмешливо поинтересовался царь.
— Так хотел сделать, не успел, — Борис раскаивающе посмотрел на Руфия.
— Ночью хотел прийти, через сад?
Борис кивнул.
— Ты всегда напролом прешь?
— Всегда, — радостно согласился царевич.
— Больше не будешь. Стража, отрубите ему голову, — Руфий, улыбаясь, взмахнул белым платком.
— Не имеете право, это нарушение международных норм! Царевич я!
— Чем докажешь? — включился в допрос старший советник.
Руфий неодобрительно покосился на выскочку:
— Какие еще доказательства?
— У меня охранная грамотка есть.
— Где она? — Руфий стряхнул с эполета невидимую пылинку.
— В блинной.
По площади прокатился веселый смех. Кто-то из толпы выкрикнул:
— Лучше скажи — в пивной!
— Сколько надо повторять, — Руфий недовольно поморщился, — я устал, палач, руби голову. Суды на сегодня закончены.
— Слушанье судебного дела закрывается, — объявил лысый советник.
Стражники подхватили под локти бледного Бориса и потащили на помост, к культуристу в красном колпаке.
Руфий поднялся.
— На казнь смотреть не хочу, не эстетично — крики, толпа, кровь. Пятнадцать кочанов капусты, — царь с досадой поморщился, одернул мундир. — Как я выгляжу?
— Превосходно, — ответил старший советник.
— Прелестно, — проворковал лысый.
— Батюшка царь, смилуйся! — прокричал из толпы женский голос.
К помосту сквозь строй стражи пыталась прорваться молодая женщина, это ей почти удалось. Солдаты отлетали от неё, словно соломенные снопы.
— Говори, — царь взмахнул рукой, прекращая безобразие.
— Кто такая? — напустился на женщину старший советник.
— Хочешь получить пятнадцать суток за нарушение общественного беспорядка? — уточнил младший.
— Батюшка-государь, отец милостивый, Ульяна я, богатырка-поляница, владелица «Ярилы», — затараторила Уля.
— Это как? — насурьмленные брови Руфия удивленно взметнулись.
— Блинная так называется, — Уля улыбнулась, — блины, они же как вёдрышко.
— Ясно, что хочешь?
Уля показала на Бориса:
— Жених он мой.
— Вот как? Уже интересно, — Руфий улыбнулся и сел в кресло, пальчики нетерпеливо забарабанили по коленям. — Ты продолжай. Итак, он сын царский?
— Не знаю, — Уля покачала головой, — он жениться на мне обещал. Говорил, что царевич.
Руфий посмотрел на бледного Бориса. Парня поставили на колени, голову положили на плаху. Палач поигрывал топориком, ожидал последнего распоряжения.
— Что скажешь, сын Берендея?
— Мы… мы поспорили, — выдавил Борис.
— По делу отвечай, — прикрикнул лысый советник.
— Да.
— Вот я и говорю, царь-батюшка, — вмешалась Уля, — что согласно нашего закона: если женщина хочет взять жениха из-под топора…
— Про законы мне можешь не говорить, — перебил Руфий. — Я сам закон.
— Не путай, — старший советник погрозил Уле пальцем.
— Я и говорю, что его царь-батюшка согласен, — Уля молитвенно посмотрела на Руфия.
— Почему знаешь?
— Сына женить — не под топор уложить, — резонно заметила богатырка.
Руфий рассмеялся.
— Ты, девка, не промах. Хорошего муженька присмотрела, с перспективой.
— Люб он мне.
— Люб? — Руфий усмехнулся. — Не верю в любовь с первого взгляда. Что скажешь, царевич?
— Чтоб я, да женился? — фыркнул Борис.
— Последнее желание осужденного — закон, — Руфий взмахнул платком.
— Рубите голову, — распорядился старший советник.
— Чтоб я, да женился тут же! — закричал во все горло Борис. — Я это хотел сказать. — Ульяна с радостным воплем кинулась к царевичу, вырвала его у стражников, отпихнула в сторону палача. Заключила Бориса в крепкие объятия.
— Ты что, дурачок, раньше сказать не мог? Ждал последнего момента, — богатырка поцеловала царевича. — Теперь ты мой, навеки.
Руфий оставил кресло, подошел к краю помоста.
— Подойдите ко мне.
Борис и Уля, крепко держась за руки, встали перед царем. Руфий обвел взглядом горожан.
— Видите, какой я царь — справедливый и милостивый?
— Видим! Славим тебя, батюшка! — закричали на площади.
Руфий улыбнулся, помахал платочком.
— Да, я такой — добрый и хороший, капусту свою топтать разрешаю, — он сердито посмотрел на сладкую парочку — Ульяну и Бориса. — Счет, красна-девица, тебе позже вышлю.
— При чем здесь я? Он топтал, вы его папаше и высылайте.
— Молодец, богатырочка, — Руфий потер ладони, — неплохая идея. Его отцу тоже счет выставлю. Пусть Берендей раскошелится. Что, царевич, понял наконец, что твоя голова, как и мои кочаны, на плечах не крепко держится?
— Понял.
— Раз понял, держи, — Руфий торжественно снял с руки два перстня, протянул Борису. — Повернитесь к людям и обменяйтесь перстнями.
Царь встал между женихом и невестой, поднял их окольцованные руки.
— Отныне и на веки вечные объявляю вас, согласно вашего обоюдного желания, — Руфий не смог удержаться от улыбки и сарказма, — объявляю вас перед честным миром мужем и женой.
— Горько! Горько! — заскандировали на площади.
— Поцелуйтесь, дети мои. Так и быть, право сеньора на первую ночь уступаю, — Руфий довольно оскалился. Запрокинул голову, посмотрел в карие глаза невесты и зябко поёжился. — Шутка, — пробормотал царь, вырывая руки.
— Вы царь, а не сеньор, — сказала Уля.
— Повезло тебе царевич, у нее характер, как и язык. — Руфий взобрался на помост.
— Горько!!!
Борис несмело потянулся к девушке.
— Тоже мне, мужик, — усмехнулась Уля. Она схватила царевича за уши и притянула к своим сахарным устам. Борис испуганно застонал.
— Горько!!! — весело ревела площадь.
— Не знаю, повезло ему, что казни избежал или нет? — пробормотал Руфий, глядя сверху на целующуюся парочку.
…Оскар надвинул на глаза берет. Из всех людей он один не кричал: «Горько». С удивлением размышлял о превратностях судьбы, о старом камне и о его все ещё действующих пророчествах… «Значит, Ваня погиб, — Оскар дотронулся до берета, но не снял, — а этого дурня оженили…»
Вспомнился утренний неприятный инцидент, когда приехал на паромную станцию и стал торговаться с паромщиком о цене за перевоз, кто-то увел коня. Осталась уздечка, привязанная к борту парома.
Чему быть — того не миновать. Оскар стал выбираться из толпы. «Теперь, когда конкуренты самоустранились, у меня прямая дорога на царство. Осталось вопрос с яблоками решить». На решение этого вопроса у него были свои, особые, соображения…