«Хорошо живут садовники в царстве Руфия, особенно если они главные», — думал Оскар, стуча медным витым кольцом в высокие деревянные ворота. Во дворе злобно забрехали собаки. Оскар не прекращал стучать.
— Иду! Иду уже! — донесся голос. В воротах приоткрылось небольшое оконце, достаточное для того, чтоб в него заглянула толстая, лоснящаяся, что-то жующая морда.
— Чего ломишься?
— Мне главный садовник нужен, — Оскар вежливо улыбнулся.
— Я не главный, а старший. Ты кем будешь?
— Царевич Оскар, — царевич отвесил галантный, на западный манер, поклон.
— Вроде похож, — морда ухмыльнулась. — Вас в последнее время, как собак. Одного сегодня едва не казнили.
— От плахи до девахи один шаг, — Оскар заговорщицки подмигнул.
Рожа гукнула, хлопнуло окошко, послышалось лязганье отодвигаемых запоров.
— Уймитесь, окаянные! Закройте пасть! На место! — гаркнул старший садовник на беснующихся собак, после чего скрипнула, открываясь, половинка ворот. — Входи, не бойся.
Перед Оскаром возвышался очень круглый, если угодно — пузатый, человек. Широкое, с обвисшими щеками и подбородком лицо обрамляли рыжими кустами бакенбарды, сходясь на провисшей от тяжести нижней челюсти в вытянутую, трапециевидную, завитую и напомаженную на манер древних халдеев бороду. За спиной хозяина, у крыльца, высунув красные языки, лежали три огромных черных пса. Оскар, задрав голову, посмотрел на четвертый ярус скромного домика старшего садовника. В верхнем окошке трепетало пламя лампы. Скромненько и со вкусом.
Оскар окинул взглядом высокий и широкий терем, украшенный резными балясинами, крыльцом, ставнями. Конек крыши венчал большой петушок, выкрашенный золотой краской. Интересно, на какие средства все это? Ну и морду отъел… Оскар лучезарно улыбнулся:
— Как я понял, вы и есть старший садовник?
— Правильно понял, — садовник ухмыльнулся, — Карл Кларович Кораллов.
— Как? — опешил Оскар.
— Карл, зови меня просто — Карл, — толстяк добродушно махнул рукой, — правильно не скажешь, хоть сто раз повтори.
— Спасибо, Карл, — с признательностью сказал Оскар.
— Что за дело?
— В терем не пригласишь?
— А что там смотреть? Дом как дом, — садовник поставил руки на толстые бока, выжидающе уставился на царевича.
— Карл, тебе деньги нужны?
— Сколько?
— Много.
— Так, пошли в дом, нечего на улице стоять. — Карл Кларович Кораллов провел гостя в терем, на четвертый этаж, в ту комнату, где горела единственная лампа. По дороге Оскар удивлялся, сколько в доме дверей, лавок да ларцов, стоящих вдоль стен. Их сопровождал один из волкодавов.
— Собака нам не помешает.
— Они молчать умеют, — согласился Оскар. — Живешь бобылем?
— Тебе что?
— Просто спросил: дом большой, много заботы требует.
— Справляемся.
Лучина освещала небольшую комнатку, похожую на внутренность шкатулки, потому что со всех сторон, включая пол и потолок, была обита и увешена восточными пушистыми коврами с мотивами жар-птицы, феникса, сирина, Маленького Мука на ковре-самолете. На полу лежали маленькие парчовые подушки.
— Хорошая коллекция, — Оскар кивнул на ковры.
— Знаю, — садовник в изнеможении опустился на пол, придвинул к себе поднос с останками гуся и печеных яблок. Кивнул на маленькую скамеечку, приставленную в углу. — Садись.
— Спасибо.
Собака, знающая урок, легла между хозяином и царевичем, не сводя с последнего злых красных глаз.
— Ты что-то про деньги говорил? — напомнил садовник, обгладывая ножку.
— Это не просто деньги, а сумма, — Оскар промокнул платком лоб.
— Сколько? — голая кость звякнула, брошенная на поднос.
— Пока тысяча берендеевок, — осторожно ответил царевич.
— Мало, — хмыкнул садовник, разгрызая зубами горловые хрящи. — Берендеевка, — он сплюнул кости, — к руфию идет один к полутора.
— Почему?!
— Я почем знаю? Ты у купцов спроси, это они курс устанавливают.
— Но ведь недавно он был равен?
— Ты не веришь мне?
— Верю.
— Курс руфия всегда поднимается к моменту созревания молодильных яблок. Ты разве не знал?
— Теперь знаю.
— Сколько?
— Полторы тысячи.
— Мало, — невозмутимо ответил садовник. Он огорченно покопался в груде костей, вздохнув, отодвинул поднос.
— Но ты хоть знаешь, за что?
— За яблоко, за что же еще, — хмыкнул Карл, рассматривая в руке печеное яблоко.
— За яблоко!? — воскликнул Оскар. Собака угрожающе зарычала. — За одно яблоко? — шепотом переспросил царевич.
— Больше вынести не смогу.
— Сколько хочешь?
— Две штуки сейчас и две потом.
— За одно яблоко?
— Оно же молодильное, — напомнил садовник.
— Это грабеж. — Оскар пощупал пояс с зашитыми в нем деньгами, покосился на собаку.
— Это сделка, — меланхолически ответил садовник.
— Хорошо. Когда я буду иметь яблоко?
— Сейчас: встану, пойду и принесу. Деньги вперед, — дыша с одышкой, садовник поднялся.
— Послушай, если ты принесешь три, я тебе, потом, если захочешь, больше дам.
— Когда царство получишь?
— Конечно, долги я всегда плачу.
— Три не получится, на дереве всего пять яблок.
— Но в городе говорят, что этот год самый урожайный.
— Правильно, раньше по три было, — садовник улыбнулся, отчего его лицо увеличилось в два раза. Карл протянул огромную, похожую на ковш ладонь. — Деньги.
— Если принесешь пять, я тебе треть царства отпишу и сделаю вечным и почетным гражданином.
Садовник хитро прищурил расплывающиеся глазки, вернее, еще больше утопил в жировых складках.
— Сколько имеешь на сегодня?
— Две тысячи бумажками и две золотом.
— Одно, — твердо ответил садовник. — Беру золотом, а дом свой и собачек, — он потрепал волкодава по загривку, — оставлять не хочу, не для того все строилось и покупалось. Деньги дашь, когда яблочко наливное принесу.
Две тысячи, в виде золотых колец, кулонов, браслетов и цепочек, похищенных из царской сокровищницы, пересыпались из потайного кармашка пояса в ладонь садовника. Ладонь сжалась в кулак. Кулак исчез в необъятных шароварах.
— Сиди здесь и жди меня, а чтобы скучно не было, моя собачка с тобой посидит, — садовник улыбнулся и, насвистывая затейливый восточный мотивчик, вышел из комнаты.
Через час он вернулся со стражей, которая арестовала незадачливого взяточника. Когда Оскара хватали под белые ручки, он кричал садовнику:
— Собака, ты у меня золото взял!
— Сам собака, ничего не брал и могу поклясться. — Оскар плюнул. Плевок застрял в халдейской бородке.
— Обвиняется в попытке подкупа должностного государственного лица, — звучным голосом объявил бритый наголо младший советник.
— И в нанесении ему тяжелых душевных травм, — добавил садовник, дергая себя за рыжую поросль.
— И в нанесении ему травм, — подтвердил советник, — тяжелых моральных потрясений, — добавил, подумав.
— Да ладно, я его прощаю, — садовник добродушно отмахнулся и снял с Оскара пояс. — Это мой пояс, у меня есть свидетели, он украл его, когда меня не было дома.
— Ну и козел же ты, — процедил царевич.
— Для твоего же блага, ведь я, если захочу, могу с тебя снять часть обвинений. Прощай, царевич. — Оскара вывели.
Садовник нетерпеливым движением вскрыл пояс, вытряхнул из него несколько тугих денежных пачек.
— Это кесарю, это тебе, это мне и старшему, — быстро поделил деньги лысый советник. Строго посмотрел на садовника. — Это все?
— Разумеется, нет, — Карл Кларович Кораллов вынул из кармана несколько золотых изделий, — вот задаток.
— И все? — советник не сводил с садовника глаз. В золотую кучку добавились браслет и перстень.
— Все?
— Да, теперь все, — садовник свирепо посмотрел на советника.
— Хорошо, — вздохнул лысый, — пусть будет все. Сам знаешь. Золото для казны.
— Конечно, — насмешливо отозвался садовник.
Когда лысый советник ушел, Кораллов разжал левую ладонь — того, что осталось, было в три раза больше того, что отдал. Но делиться надо. Не поделишься — не проживешь, на место садовника многие метили. Карл Кларович Кораллов посмотрел в потемневшее окно.
Бизнес есть бизнес. Таким макаром экономику поднимаем. Интересно в этом году кто-нибудь еще явится? В прошлом было четыре принца, один сын шаха; папашам пришлось на выкуп потратиться. «Молодежь-молодежь, — садовник покачал головой, почесал живот. — Так, чем заморить червячка?»
— Царь-батюшка, там какой-то гонец, от Берендея прибыл, аудиенции просит, — доложил Руфию старший советник.
— Как, уже? — удивился царь. — Введите.
— Странный он, царевичем себя называет.
— Еще один? Сколько ж у Берендея детей? — Руфий рассмеялся. — А ты говоришь — гонец?
— Пес его знает, — советник развел руками.
— Введи, разберемся.
Советник убежал, а Руфий, зевая, остановился перед зеркалом. Поправил на голове парик, корону, вразвалочку прошел к трону. С наслаждением погладил атласные подлокотники, сдул с сиденья невидимую пылинку. По-мальчишески запрыгнул в кресло, с наслаждением покачал в пустоте ногами. «Куда девалась моя скамеечка для ног?» — Он спрыгнул с трона. Опустился на колени. Заглянул под кресло. Скамеечки не было. За спиной деликатно кашлянули. Руфий резко выпрямился, парик с короной съехали на затылок. Скрипя зубами, царь поправил прическу, после чего обратил внимание на сопровождаемого советником бродягу.
— Ты от Берендея, — в голосе Руфия послышалась нескрываемая неприязнь. Он так и остался стоять перед троном, не решаясь запрыгнуть на него при посторонних. Проклятая скамеечка, куда ты пропала? Вечно что-то пропадает, ни на кого положиться нельзя.
— Я царевич Иван.
Руфий скептически улыбнулся. Старший советник захохотал.
— Еще один царевич. Чем докажешь? — царь приблизился к бродяге.
— У меня грамотка есть. — Ваня вытянул из рукава измятый пакет с берендеевской печатью — пентаграмма, пробитая стрелой.