— Неприветливый у вас царь, не зря ему рожу перекосило, — сказал Иван, подойдя и заглядывая в бочку. Серый зашевелил носом:
— Яблочный сидр держали.
Стражники, опустив копья, продолжали их подталкивать, прозрачно намекая — пора и внутрь лезть.
— Полезайте, полезайте, — торопил тучный солдат, вытирая c лица пот, поправляя на голове круглую жестяную каску с рогами. Он посмотрел в сторону Кусмана, царь вяло отмахнулся платком.
— От такой рожи добра не жди, — вздохнул Серый и первым залез в бочку.
— Зубы у его величества болят. Весь месяц без настроения, без пиров, без охоты, — пояснил стражник. Кивнул Ивану: — И ты не медли.
— Успеется.
— Царь торопит, нечего на чужое добро зариться.
Иван отвернулся. Впереди была видна вытекающая из озера река с широкими и пустыми берегами, которая должна будет вынести бочку в открытое синее море.
— Ты лезешь в бочку?
— Лезу, — Иван перелез через высокий край.
— Ату их! Конокрадов! — донеслись с берега одобрительные крики.
— В крышке есть дырка, так что выбирайте: подышать и помучиться или водой затопиться, — сообщил стражник.
— Спасибо, — Серый высунул из бочки голову, посмотрел на двух солдат, поднимающих тяжелую крышку, третий торопливо приближался с ведерком, от которого исходил густой смоляной запах.
— А как же, смолой промажем, чтоб водичка не замочила, — хохотнул толстяк.
Царь Кусман громко застонал, схватился за перевязанную челюсть.
— Бедняга, как мучается, — посочувствовал Серый. Он неохотно сел на дно бочки, посмотрел на хмурое лицо Ивана.
— Тесновато, да? Но, как говорят: в тесноте, да не в обиде.
Иван промолчал. Серый вздохнул:
— Интересно, куда еще судьба нас занесет? Я никогда не видел синего моря. Ну не виноват я, что они сеть натянули! — взорвался Серый.
Царевич и верволк задрали головы: на бочку опустилась крышка. Стало темно. Запахло смолой. По краям крышки зашуршала кисть. Кто-то выдернул паклю, оставив в центре крышки круглую дырку с пятачком синего неба. Просунувшийся внутрь желтый луч солнца уперся в пряжку Ваниного ремня.
— Счастливого плавания! — донеслось снаружи.
Бочка накренилась, Иван полетел на Серого.
— Дырку заткни! — закричал верволк, вытягивая руку. Оба на миг оказались в невесомости, раздался удар о воду. На берегу послышались восторженные радостные крики. Толпа зашумела и зааплодировала. Кто-то весело и разудало засвистел.
— Спасибо, — пробормотал Серый, — повторения не дождетесь.
Иван заткнул дырку пальцем, но понял, что лишнее. Бочка упала удачно, в дырке покачивался синий небесный кружок.
— Я воды боюсь, — шепотом признался Серый, как и Иван, упираясь руками и ногами в края бочки…
Царю Кусману помогли подняться с табурета. Казнь его не интересовала. Зубная боль раздирала голову на части. Он ничего перед собой не видел. Вцепился руками в голову, точно боялся, что она сейчас расколется на части. По старой привычке крикнул:
— Статья для конокрадов одна — в бочку и концы в воду! — Новый всплеск боли эхом отозвался крику. Кусман замычал…
Смертную казнь он отменил еще в молодости, когда главный виночерпий стал жаловаться, что винные подвалы заполнены пустыми бочками. Любое дело поправимо, главное подойти к нему изобретательно и с толком. Накатившаяся боль отпустила. Царь облегченно вздохнул и посмотрел на озеро. Бочка медленно плыла к устью реки, наполовину погруженная в воду.
Ниже по течению через несколько верст было первое испытание — водопад. Там часто находили полукруглые обломки от бочек и распухшие тела людей…
6. ЛУКОМОРЬЕ
— Ваня?
— Что?
— У тебя ремень кожаный, да?
— Нет.
— Я чую, ты ведь знаешь, какой у меня нюх?
— Кожаный.
— Дай пожевать?
Немного тишины и последующее чавканье, перекрывающее плеск волн.
— Вкусно?
— Очень.
— Ну-ка, дай мне другой конец, попробуем…
— Ваня, ты думаешь, мы уже в море-окияне?
— Да.
— Водопадов больше не будет?
— Нет.
— А рыба-кит, она большая?
— Как отдельное царство. Бывалые люди говорили, что на спинах таких рыб города стоят и поселки, и кто живет в них, даже не подозревает, что живет на спине рыбы.
— Такая большая?
— Большая. Когда просыпается, шлепает хвостом и уходит под воду.
— А города, а люди?
— Вместе с рыбой. Люди для неё как маленькие паразиты.
— Ужас. А наши царства на спине такой рыбы?
— Нет.
— Ужас…
Бочка уплывала все дальше и дальше; миновала речные стремнины, пороги и водопады, выплыла в синее море; уносимая ветрами, волнами и течением, подальше от берегов, в глубь морской пустыни, обрекая пленников на медленную смерть от жажды и голода…
— …Он говорит ей: «Вари кашу!» А бабка солдату: «Не из чего, родимый». — «Давай топор, я из топора сварю!» — «Во диво-дивное, — думает старуха. — Посмотрю, как из топора солдат кашу сварит!» Принесла ему топор; солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай варить. Варил-варил, попробовал и говорит: «Всем бы кашка взяла, только малую толику круп подсыпать». Баба принесла ему крупы. Опять варил-варил, попробовал и говорит: «Готова. Вот если б маслом сдобрить». Бабка масла принесла. Солдат сварил кашу и говорит: «Ну, старуха, теперь хлеба давай да соли, да ложку бери: кашу есть будем»…
— Ты чего? — насторожился Иван, прислушиваясь к частому дыханию товарища. — Плачешь?
— Не-а, жалею, что топора у нас нет, а воды полно. Не надо больше сказок про жратву.
— Не буду. Сам просил, чтоб с ума не сойти.
— Любые сказки, но только без жратвы. Пить хочется — ужас.
— Ужас.
— Сдохнем мы… — Серый всхлипнул. — Который день в бочке?
— Третий.
— А я думал — год…
— Царевич?
— Что?
— Расскажи сказку про Лихо одноглазое.
— «Жил кузнец, припеваючи, никакого лиха не знал…»
Рано утром, поднимаясь со дна морского и холодного погреться на солнышке, русалия чуть не столкнулась с бочкой. Вынырнув рядом, она приложила ухо к дереву. Внутри кто-то тихо выл и еще кто-то хрипел:
Как у нашей у яблоньки
Ни верхушки нет, ни отросточек;
Как у нашей у княгинюшки
Ни отца нету, ни матери.
Снарядить-то её некому.
Благословить-то её некому…[5]
Русалия тяжело вздохнув, вытерла с ресницы то ли слезоньку, то ли капельку морскую соленую. Посмотрела в сторону, где должен быть берег. Далеко. Русалия коротко свистнула и обозрела зеленую толщу воды. Вскоре она заметила, как в облаке пузырьков из пучины поднимается нечто темное, бесформенное. Русалия улыбнулась и нырнула навстречу юду-чуду…
…Серый встревоженно засопел носом, медленно открыл глаза, подняв голову, недоуменно огляделся. Покосился на лежащего рядом царевича, толкнул его в бок. Иван со стоном открыл глаза.
— Отстань, никаких сказок.
— И не надо. Мы на том свете.
— Что? — встрепенулся Иван.
— Кажется, в ирий попали, — ответил верволк.
Болезненно щурясь, Иван присмотрелся к окружающему их пейзажу. Они лежали на морском песке, перед ними море лениво накатывало на берег бирюзовые волны. «Набежавшая волна моет уходящую», — вспомнилась классика из Царства восходящего солнца. В стороне, на круглом валуне сидела русалия. Она распустила изумрудные волосы, полностью скрывшие тело, расчесывала их большим черепаховым гребнем. Не глаза, а два насмешливых аквамариновых огня обратились на Ивана. Русалия рассмеялась, словно ручеек прожурчал.
— Что, царевич, не ожидал так скоро свидеться? Не хочешь мне волосы помочь расчесать?
— Я говорил, что мы в ирии? — прошептал Серый. — Только там такие девки. Эй, красавица, я могу помочь расчесать твой кудри!
— Справишься? — озорно хихикнула русалия.
— Справлюсь, — Серый поднялся, шатаясь, направился к валуну.
Иван заметил лежащие на берегу обломки бочки и меж ними воткнутый в песок меч.
— Ты откуда взялся? — обрадовано прохрипел он.
— Его в крышку воткнули, как крест, — ответила русалия. Она пододвинулась на камне, уступая место Серому: — Какой ты волосатенький.
— Зато зимой тепло.
— Щекотки боишься?
— Боюсь.
— Ох, защекочу, — рассмеялась русалия.
— Я не против, — ответил Серый.
— Не боишься меня?
— Ты красивая, красивые напугать не могут.
Послышались осторожные шаги, кто-то присел рядом с Иваном. Царевич скосил глаза, удивляться не было сил — рядом сидели леший и кикимора, напоминающая цаплю, завернутую в травяной плащ.
— Привет, Иван, — поздоровался леший.
— Здравствуйте.
— Вот видишь, и мы пригодились.
— Вижу. Где мы?
— В Лукоморье, — каркнула кикимора.
— Серый сказал, что мы в Ирии.
— Еще день, и точно там бы были, — согласился леший.
— Мы Ваня, ушицу сварили, магическую, враз на ноги поставит.
— И я хочу! — радостно закричал Серый, одной рукой прижимая к себе русалию, другой пробуя расчесать её перепутанные волосы.
— Шустрый, — одобрительно заметил леший.
— В тебя пошел, — усмехнулась кикимора.
— Порода, — леший подмигнул Ивану.
Костерок тихо потрескивал внутри каменного круга. Подле него стоял пустой чугунный чан, лежали рыбьи кости. Царевич и Серый с полными животами блаженно раскинулись на еловых лапах. Напротив, на камнях, сидели леший, нахохлившаяся кикимора. Русалия — в сторонке, подальше от костра. За каменными валунами, похожими на окаменевших чудовищ, шумело море. В небе, следуя строгой очередности, стали проступать звездные светлячки. Верхушку сосны озаряла платиновая аура спрятавшейся молодой луны.
— Хорошо у вас в Лукоморье, — Серый зевнул.
— У нас всегда хорошо, — заметила русалия.