…Сажусь на камень теплого балкона.
Он озарен: могильно-бледный свет
Разлит от звезд. Не слышно даже звона,
Ночных цикад… Да, в мире жизни нет,
Есть только бог над горними огнями,
Есть только он, несметный, ветхий днями.[6]
За спиной послышались всхлипывания и подвывания Серого.
— Вот живем, живем, а зачем и для чего? — всхлипывал верволк.
— Для счастья, — отозвался Сирота.
— Для какого? Где его отыскать, счастье твоё?
— Не надо его искать. Оно всегда с нами, рядом. Научись его видеть и узнавать, как небо, звезды, огонь…
Туман стал редеть и рассеиваться. Иван почувствовал, что они начали снижаться. Змей, расправив черные крылья, легко скользил в воздушных потоках. Сквозь прорехи облаков замелькали прямоугольники зеленых полей, садов, холмики с крошечными домиками поселков, пасущимися рядом стадами коров и коз, черные, извилистые дороги-змеи.
— Немирье, — объявил Сирота. — Приготовиться к посадке. — Он перестал бить крыльями. Впереди обозначились белокаменные стены города.
— Давлатовск, — Сирота спикировал на дорогу, поднимающуюся к городским воротам.
— Приготовьтесь, — дракон, тормозя, распахнул крылья. — Держитесь крепче!
Дорога подпрыгнула, кинулась им навстречу. Змей быстро забил крыльями, гася скорость, ударился лапами о землю, тормозя хвостом, пробежал метров сто. Устало замер.
Городские ворота распахнулись, воздух всполошился медным, набатным гулом. Из ворот торопливо выезжала кавалькада вооруженных витязей. На солнце заблестели червленые щиты, кольчуги, шелома, копья и мечи.
— Слезайте, — рявкнул Сирота. — У вас сначала бьют, потом разбираются.
— Мы тебя в обиду не дадим, — Иван-царевич спрыгнул на землю. Вышел вперед. Тыл, как всегда, защищал Серый.
— До скорого, богатыри, бывайте, — Горыныч плюнул огнем в сторону всадников. Развернулся и тяжело затопал по дороге, набирая скорость.
— Сирота, спасибо! — прокричал царевич.
— Не за что. — Сирота захлопал крыльями, тяжело отрываясь от земли.
Пролетая над холмиком с пасущимися коровами, Сирота не выдержал, спикировал вниз. Стадо в ужасе заревело, кинулось с холма на засеянные поля. Сирота устрашающе зарычал. Когда он набрал высоту, в его лапах безвольно висела тушка бычка.
— Ты видел, какой разбойник и лгун? — прокомментировал Серый. — В этом бычке больше трехсот кило.
Конская дробь нарастала. Лавина всадников, посвистывая и махая клинками, приближалась.
— Как мы с ними объясняться будем? Видно, что они шуток не понимают, — Серый посмотрел на царевича, устало опустившегося на плоский камень, вросший в край дороги.
— Скажем, что к Давлату-царю на свадьбы прилетели, — улыбнулся Иван.
— А бычок?
— Любому транспорту дозаправка нужна…
7. СЕКТОР ПРИЗ
Ивана-царевича и Серого, держа за локотки, подвели под светлые очи царя Давлата. Им оказался мужчина средних лет, с веселым прищуром светлых глаз, пышными ухоженными бородой и усами. «Молодой червовый король», — перед глазами Серого промелькнула карточная колода.
Царь был одет просто — белая сорочка с вышитыми на ней геральдическими знаками: красный дуб и белая береза на фоне трех лучей восходящего солнца. Рядом с резным креслом царя, по левую руку стояло такое же, но поменьше. На нем с монаршим спокойствием и величием восседала царица. У нее было красивое и доброе лицо. Длинные русые волосы были заплетены в косу, уложены на голове в виде короны и накрыты прозрачной тонкой шалью, усеянной мелким жемчугом.
Царские кресла стояли перед высоким крыльцом, поднимающимся к белокаменному терему. Многочисленная толпа придворных и членов царской семьи окружала кресла и воздухоплавателей.
— На Змее Горыныче прилетели! — докладывали царю Давлату.
— Тот царевич, а этот — его слуга.
— А еще, змей бычка прихватил из царского стада.
— Говорят, на свадьбу торопились.
— На свадьбы опоздали, — Давлат усмехнулся. — Неделю гуляем, пора остановиться.
— Это ты царевич Иван? — ласково обратилась царица к Ивану. — Откуда ты? Не слышали, что в тридевятых царствах-государствах держат прирученных Змеев Горынычей.
— Вот-вот, мы мораторий подписали о разоружении, — вспомнил царь.
— Он не прирученный, он дикий, — ответил царевич.
— В Лукоморье живет, — брякнул Серый, оставленный без внимания.
— Гой еси, Иван-царевич, — в круг вышел Ваня гусляр. Поклонился царю с царицей, обнял Ивана, радостно постукивая его по плечам. — Вот и встретились. Свидетельствую, батюшка государь, что перед вами самый настоящий Иван-царевич, сын царя Берендея.
— Ну вот, — сожалея, вздохнул Давлат. — Кричали: вор, тать, в сговоре с нечистью. Это же сын царский! Знаю твоего папашу, иди сюда, сынок, — Давлат обнял царевича, облобызал, представил царице Елизавете. — Видишь, Елизавета, какого жениха Берендей вырастил. Богатырь, самого Горыныча укротить сумел, прощаю ему корову нашу.
— Бычка, — поправил из толпы елейный голос.
— Жаль, что на свадьбы ты не успел, хоть и торопился, — Давлат улыбнулся. — Разъезжаются сегодня свадебные поезда. Уезжают мои доченьки с женихами. Я тебя представлю. — К царю с царицей выступили из толпы две молодые смущенные пары.
— Полюбуйся, добрый молодец, каких красавиц мы замуж выдали.
— Красивые, — согласился царевич, разглядывая молодых.
— Писаные красавицы, — вставил пять грошей Серый.
— Василиса Прекрасная и царевич Елисей, — представилась первая пара, кланяясь и пожимая царевичу руки.
— Василиса Прекрасная в этом году выиграла конкурс красавиц, — самодовольно объявил папа Давлат.
Старшая дочь поистине представляла собой эталон русских красавиц: высокая, стройная, похожая на молодую березку, с двумя русыми косами, достигающими поясницы. Её венчал богато украшенный самоцветами и яхонтами кокошник, фигуру не скрывал голубой сарафан.
Царевич Елисей, курчавый светловолосый молодец, счастливо улыбался, нервно одергивая полы зеленого кафтана, то и дело подтягивая осиную талию алым кушаком.
— Царевич профессионально занимается балетом, — сказала царица. Елисей сделал что-то вроде па-де-де и галантно поклонился.
— Варвара-Краса Длинная Коса.
— Королевич Филипп Гишпанский, — представилась вторая не менее эффектная пара.
Царевна обладала косой почти до пят, подтверждающей её имя. Длинная русая коса была перевита алыми атласными лентами, с бантиком на конце. Голову венчал кокошник, как и у старшей сестры, намекающий о замужестве девиц. Смуглый красавец в красном камзоле горделиво и вызывающе покручивал тонкие нитки усиков. В ухе переливалась сережка с алмазной подвеской.
— Ах, какие красивые пары, — льстиво ворковал Серый, шмыгая носом и предвкушая обед.
— Наша младшенькая, незамужняя, — царица улыбнулась, — Маша-царевна.
Надо признать честно, что в этот момент Ваня покраснел и язык красноречивый потерял.
В девушке, на взгляд Серого, ничего особенного не было. Лет восемнадцати, едва минувшая подростковую стадию, но по-прежнему обладающая детской, худощавой фигурой, тонким загорелым личиком сорванца, на котором горели большие, напоминающие море глаза в обрамлении густых светлых ресниц.
«Два чудных, дивных солнышка», — подумал царевич, попадая в их плен.
— Наше наказание, — притворно вздохнула, улыбаясь, царица.
— Ей парнем надо было родиться, — молвил царь.
— Всем женихам дала отворот поворот, — добавила царица.
— Люди уважаемые, а она — придирчивая, никому не сделала снисхождения, — царь осуждающе покачал головой.
— Да, да, конечно, — бормотал Иван, ничего не слыша и не сводя с царевны глаз.
— Молодец такой еще не сыскался, — съязвила младшая царевна. Лицо Ивана вспыхнуло. Гусляр Ваня, ударил по струнам, громко пропел:
— «После ветра и мороза было
Любо мне погреться у огня.
Там за сердцем я не уследила,
Его забрали у меня».[7]
— Почему не отыскался? — краснея, пуще прежнего, спросил Иван.
— Боятся меня, — насмешливо ответила Маша.
— Я не боюсь, — тихо произнес Иван.
— Пропал человек. Ты что, втюрился? — зашипел в ухо Серый. — Разве мы за этим сюда шли?
— А зачем? — Иван зачарованно посмотрел на своего попутчика.
Серый озадаченно присвистнул:
— А что, царь батюшка и царица-матушка, кусочек от свадебного пирога остался?
— Остался, — царь приставил палец к губам. — Так со всеми, видишь, и его заколдовала.
— Маша, прекрати зачаровывать царевича, — строго попросила царица.
— Я его не зачаровывала, он сам.
— Сам, я, — пробормотал Иван.
— Между прочим, ко мне на драконах никто свататься не прилетал, — Маша показала родителям язык.
— Он не сватается, — нахмурился Давлат.
— Свататься, то есть сватаюсь, — поспешно вставил царевич. — Так и есть, — он глубоко вздохнул.
— Все вы обещаете золотые горы, говорите, что готовы и в огонь и в воду, — усмехнулась Маша.
— За тобой и в огонь и в воду, — повторил Иван.
— Уверен?
— Вполне.
Серый вопросительно посмотрел на царицу Елизавету:
— Вы верите в любовь с первого взгляда?
Царь и царица переглянулись. Елизавета смущенно призналась:
— С нами так и было — увидели друг друга и больше никогда не расставались.
— С Машей особый случай, — опомнился царь. — Две свадьбы сыграли, последняя доченька осталась. Послушай, Маша…
— Папа, он сам сватается, я его не заставляю.
— Ты сватаешься? — царь с удивлением посмотрел на царевича: серый кафтан в нескольких местах порвался, сапоги покрыты дорожной пылью. Иван поклонился в пояс:
— Ваши царские величества, низко кланяюсь и прошу руки вашей дочери.
— Он парень боевой и удачливый, — добавил Серый, видя скептические очи самодержца.