— Вам лучше помолчать. Давай, Ваня, так, как ты можешь.
— Могу. — Иван опять посмотрел в рот. Коренной правый в нижнем углу рта весь раскрошился, обнажив черное, широкое дупло.
— С корнем.
— Может, ему дать чего-нибудь выпить? — предложил Иван.
— Перед твоим приходом он выпил целый штоф наливки.
— Ы-Ы, — подал голос Кусман, видимо, идея о новой порции анестезии пришлась по вкусу.
— Откройте рот пошире, ваше величество, и закройте глаза, — командовала Маша. Шепотом обратилась к Ивану: — Два можешь? Видишь, здесь и второй такой же.
— Хоть всю челюсть, — улыбнулся царевич. Он внимательно осмотрел царственную пасть, представил, как должны быть вырваны сгнившие зубы. Вообразил, что сует стальные щипчики, какие были у их придворного лекаря Панкрата. Впившись в зубы глазами, заставил их с хрустом выскочить из челюсти.
— Ы-ыы-ываа-ааа! — заорал царь, дергая вверх головой, вслед за улетевшими к потолку зубами.
— Ай-аа! — Кусман упал на пол, захлопнул рот.
В покои влетела стража, Герасим и Серый.
— Ваше величество велят их казнить? — подобострастно спросил Герасим, вращая глазами.
— Боль твою рукой снимаю, в пыль и ветер превращаю, — Маша погладила царя по голове, дунула в кулачок. Царь осмысленно посмотрел на царевну. Махнул страже рукой — все в порядке.
Солдаты удалились. Герасим вытянул за рукав Серого.
— Откройте рот, ваше величество, — говорила Маша, — сейчас мы залечим ваши ранки, и ничто не будет вас беспокоить.
Кусман послушно распахнул рот. Эскулапы торжественно заглянули внутрь. Маша прочистила пасть от зубных обломков и осколков. Что-то зашептала, дунула в рот царю. Его кадык запрыгал, как мячик от пинг-понга.
— Закройте рот. Думаю, что зубные боли не будут вас беспокоить.
Царевич поднял с пола платок, положил в него два коренных зуба, завернул и протянул царю.
— На память.
Кусман полуприкрыл глаза, пошевелил во рту языком, на лице проступила довольная улыбка.
— М-да, однако! — он щелкнул зубами. — Ничего не болит, — признал царь. — Дети мои, — улыбнулся царь, — какую награду хотите получить? Золото, бриллианты? Что-нибудь натурой?
— Натурой, — подхватила Маша.
— Проси, что хочешь, красавица.
— Свадьба у меня скоро, — призналась девушка.
— Люблю по свадьбам ходить. Приглашаешь на свадьбу?
— Приглашаю, царь-батюшка, приезжайте к нам на свадьбу.
— Какой подарок хочешь?
— Жеребца кологривого со звездочкой во лбу, что Сивко кличут. — Маша обняла Ивана за талию. — Хочу царевичу подарок сделать царский.
Улыбка растворилась, как под действием кислоты, лицо Кусмана стало злым и холодным.
— Что ты несешь, девка!?
— Вы сами сказали, что готовы отблагодарить натурой, выбирай, что хочешь.
— Ты с умом выбирай. Какой царевич? Зачем парню твоему такой подарок? Берите деньги, сто лошадей купите.
— Жеребец кологривый как раз для моего жениха.
Кусман фыркая, посмотрел на Ивана.
— Ему — жеребца?
— Супруг мой будущий — царевич Иван, сын Берендея, — представила Маша.
— И ты кто? — Кусман насмешливо заулыбался.
— Царевна Маша, дочь вашего соседа царя Далмата. Батюшка спрашивал, почему на свадьбы не приехали, он вам приглашение высылал и в гости просит?
— М-да. Что же мне с вами делать?
— Выполнить свое царское слово, вдруг зубки снова заболеют, — напомнила Маша, лукаво улыбаясь.
— Ты обещала, что болеть больше не будут, — царь испуганно схватился за челюсть.
— Они и не болят, — я свое слово держу.
— Хитрая ты, царевна, — Кусман покачал головой. Посмотрел на царевича: — Зачем она тебе, такая умная? Я тоже холостой, выходи за меня замуж, красавица, и конь твоим будет.
— Не могу, царь-батюшка, — Маша прижалась к Ивану, — у нас любовь.
— Любовь, — протянул Кусман. — Стража!
В комнату вошли стражники и верволк. Кусман ехидно спросил:
— Что, голуби сизокрылые, попались?
Иван посмотрел на лавку, стоящую у стены, и подумал о том, что сможет её поднять и разогнать стражников с помощью матушкиного дара. Ему врежу по голове, пусть череп болит.
— Царское слово дороже любого, — неожиданно произнес Кусман. — Это закон, а законы придуманы для того, чтоб их исполняли и уважали. Забирайте жеребца кологривого, со звездочкой во лбу. И бегите, бегите, бегите, пока я не передумал. Герасим, распорядись, — бросил Кусман сержанту с выпавшей на подбородок челюстью.
— Да скажи повару, пусть зайдет — неделю ничего не ел, — царь облизнулся.
Маша и Иван поклонились.
— Спасибо, царь Кусман.
— Еще бы, — буркнул Кусман. Маша наклонилась и поцеловала его в небритую щеку. — Ждем вас на свадьбе. — Царевич и царевна поспешно вышли из покоев, боясь, что царь может передумать. Герасим сопровождал их к конюшне.
— Ну и везет вам, — говорил Герасим. — Да за такого красавца полцарства можно выменять. Не понимаю, как он вам его отдал? — Он покосился на Машу. — Заворожила?
— Вылечила. У него флюс, пародонтоз и скорбут были.
— В Лукоморье говорят: «Поле чудес — сектор приз», — вставил Серый.
— Откуда ты знаешь, что говорят в Лукоморье? — усмехнулся толстяк.
— Русалия сказала.
В конюшне удивленные конюхи, нехотя выдали Сивко. Конь радостно заржал, встречая знакомых, фыркнул и ласково ткнулся в плечо Маши. Царевна что-то нашептала в ухо жеребцу, разворошила расчесанную гриву. Сивко довольно заржал, застучал копытом, готовый отправляться в путь. Со двора повели в поводу, многочисленные конюхи выбегали из конюшен, растерянно смотрели, как уводят их красу и гордость. Пожилые, предпенсионного возраста, не могли сдержать слезу.
— Пращавай, красавец наш ненаглядный!
— Вы хоть следите за Сивко хорошо!
— Такому коню только в царских конюшнях стоять.
— Туда и ведем, — отвечал Серый.
Горожане, как и конюхи, раскрыв рот, застывали на улицах, во все глаза смотрели на жеребца и его новых владельцев. За ними, провожая, увязалась целая толпа. Слух о том, что проезжие лекари вылечили царя и получили в награду Сивко, мгновенно облетел город.
— Вот это диво!
— Вот это чудо! — доносились восклицания.
— Эх-ма, роди меня лекарем!
Едва за спиной осталась городская застава, царевич с облегчением выдохнул:
— Действительно чудо, даже не верится, что так просто коня добыли.
— И в плавание не отправили, — напомнил Серый. Он оценивающе посмотрел на Машу. — Ты, царевна и вправду многого стоишь. У такой красы, еще и ум со смекалкой.
Маша звонко рассмеялась.
— Спасибо, Серый, но куда мне до твоих инстинктов.
— Это точно, — самодовольно ответил верволк.
К заставе стала приближаться конная дробь.
— Так и знал — не дадут уйти, — Иван с досадой оглянулся назад. За ними мчался всадник, в котором без труда узнали Герасима.
— Ему-то что надо? — недовольно спросил Серый.
— Наверное, долю свою потребует, — предположил Иван.
— Нет, смотрите, он чем-то размахивает, — сказала Маша.
— Гой еси! — прокричал Герасим, останавливая взмыленное животное, страдающее от его комплекции. Сержант протянул Маше уздечку, украшенную драгоценными каменьями и сверток.
— Даже не знаю, что сказать, но с нашим царем что-то не то происходит. Царь Кусман жалует вам уздечку для коня богатырского и попону. Сказал, что это к свадебному подарку. Просил передать, что на свадьбу приедет.
Маша приняла подарки.
— Поблагодари его от нас и скажи, что мы будем ждать.
— Дела, — Герасим недовольно покачал головой, — теперь статью за конокрадство отменят, — он расстроенно развернул коня и яростно пришпорил. Животное сорвалось с места в карьер.
— Это он про бочку? — спросила Маша.
— Про море, — кивнул царевич. Он подошел к Сивко, восторженно посмотрел на жеребца. — Ай, да конь! Украсим тебя уздечкой и попоной?
Сивко неопределенно фыркнул, коснулся мордой головы Ивана.
— Маша, на этом жеребце ты поедешь.
8. МОЛОДИЛЬНЫЕ ЯБЛОКИ
Через несколько дней пересекли границу царства Руфия. Об этом оповестил врытый в землю столб с рекламным плакатом «WELKOME царство РУФИЯ», «Лучшего не найти». Под надписями был нарисован самовар, украшенный сушками и баранками. В углу плаката неизвестный аноним написал угольком: «Если просишь чай, то по морде получай».
Бескрайнее зеленое поле тянулось к самому горизонту. Далеко впереди, на небольшом пупырышке стоял град Руфия. Червонным золотом блестело солнце в реке Великой, огибающей степь с левого края. Её берега заросли непролазным смешанным лесом и кустарником. Рядом проходила, повторяя извилистый путь реки, дорога.
— Даже не верится, что недавно плыл по реке с купцами, — Иван посмотрел на Машу, — они товары твоему отцу на свадьбы везли.
— Столько воды утекло, — сказал Серый.
— Надо было плыть с купцами до конечной, — улыбнулась Маша.
— Тогда он не познакомился бы со мной, — заметил Серый.
— Где еще я найду такого верного попутчика и друга, — Иван хлопнул верволка по плечу, тот зарделся от удовольствия.
— Царевич, вижу, как ты кручинишься, — сказал Серый.
— Я — кручинюсь? С чего бы это?
— Не хочешь коня отдавать.
— Еще бы, — усмехнулась Маша.
Иван нахмурился, ласково погладил коня, на котором сидел. Маша настояла на том, что это подарок ему и дамы на таких жеребцах, предназначенных для богатырских подвигов, ездить не могут — запрещено.
— Не хочется, но надо, — признался царевич. — По договору я должен обменять его на наливные яблоки для батюшки, а его сбрую и попону — на братца Оскара.
— Золото не жалко, жалко коня богатырского Руфию отдавать, — согласился Серый. — Но ведь я верволк!
— И что это означает?
— А то, что для дела я могу и в коня обернуться, — Серый посмотрел на Машу. — И мы ворожить умеем. Конечно, в коня обернуться трудно, но допустимо.
Всадники пересекли поле и съехали с дороги в небольшую березовую рощицу… Сквозь тонкие зебристые стволы уже можно было разглядеть тракт, поднимающийся от речной пристани, маленькие домики посадских и сам кремль, обнесенный частоколом.