е может, ичет все время. Вот ичет и ичет! Мне уж самой больно глядеть, как он ичет! А спрошу, что стряслось-то, так он ещё сильнее ичет и головой трясет! И тоже из хаты ни ногой! А ведь сеять пора, поле-то давно вспаханное, а он, ирод проклятущий, то бражничать, а теперь из хаты не вылазит! Делать-то что, Катерина Сергеевна?
Третья, Любава, заплакала ещё горше, нежели первые две ее товарки.
— Да и леший бы с ним, икал бы он! Так Силантий и того хужее! Говорить могет, то же самое сказал, что и Федул. Да только вот срет все время, как только звук, какой услышит резкий. То детня побежала на улицу, дверью хлопнула, то я седни ухватом об чугунок брякнула. А то кочет клятый залетел на заплот, да как почал глотку драть, кукарекать значца, так Силантий весь и обделался. Вонь по хате, сил уж нет. Хотела уж его в сарай к овечкам вывести, нехай там живёт, воняет, дак мы его со старшаком нашим тащим в дверь, а он уцепился за окосячку и орет благим матом! И серет…
Я не знала, смеяться мне или плакать, слушая столь трагическую повесть про икоту, понос и дьявола. Интересное сочетание, кстати. Сдерживая смешок, спросила:
— А от меня вы что хотите? Дьявола изгонять я не умею, это к отцу Василию.
Бабы заголосили в этот раз слаженно, в унисон.
— Дак, Катерина Сергеевна, можа снадобье како дадите? У бабушки вашей, Пелагеи Степановны, завсегда разные снадобья бывали, и помогали народишку-то. А то ведь лекарь далеко, да и деньгу берет! Кто ж к нашим-то мужикам поедет? Помогите, барышня, ради Христа!
Я призадумалась. Вроде и грешно и смешно, но вмешаться придется. Ну, самое простое, диарея, понос то есть. Где-то в бабкиных запасах видела сушеные перемолотые ягоды черники и черемухи, хорошее вяжущее средство. Икота и страх. Здесь может помочь сборный отвар мяты, пустырника и валерианы. Но не мгновенно. В течение суток, не раньше.
Велев Трофиму увести баб на кухню, пусть их там хоть чаем напоят, да каких-нибудь лепёшек дадут. Пусть ждут, пока я им "снадобья" готовлю. Сама пошла на мансарду, благо теперь никто не прятал от меня ключи, и не проверял, не занимаюсь ли я там богопротивным делом. Седативный отвар я готовила почти час, затем сделала смесь из ягод, расфасовка по бумажным кулькам, уж заварить бабы и сами смогут. Выдав им снадобья и строго проинструктировав по их применению, добавив, что подействует не сразу, но подействует, отправила их по домам, к страждущим супругам. И передав им, что, если ещё раз напьются, то я, не дожидаясь дьявола, своей волей продам их по рекрутским билетам.
Проводив крестьянок, непрерывно поясно мне кланявшихся, я сказала Трофиму.
— Щенка моего видели? Найди его и скажи, вот прямо словами, что хозяйка его ждёт. Он пёсик умный, все понимает!
Сдается мне, что этого "дьявола" и организатора антиалкогольной компании я знаю.
Искали Хаську долго, этот засранец умел прятаться, когда чувствовал за собой «косяк». Наконец, паршивец был обнаружен на заднем дворе, где изволил отдыхать в кустах. Мое повеление ему было передано, а поскольку фамильяр прямому приказу противиться не мог, то явился ко мне в кабинет, где я разбирала бумаги. Пришел, открыл дверь, толкнув ее лапой, так же и закрыв ее изнутри. Сел, благовоспитанно сложив лапки вместе и постукивая пушистым хвостиком по паркету.
Но меня его умильно-невинная морда ничуть не впечатлила. Поэтому я сурово приказала:
— Рассказывай! И лучше с самого начала и подробно!
В ответ мне последовала не менее удивлённая морда.
— О чем рассказывать-то, Катерина?
Я заинтересовалась:
— Так у тебя есть и выбор, о чем рассказывать? Тогда пока начинай с последнего, как ты в деревне тетурамом работал и дьявола изображал, пополам с собакой Баскервилей! Потом я приму пустырника, и ты расскажешь остальное. (Тетурам-препарат, применяемый для лечения алкоголизма, вызывающий отвращение к спиртному. — Прим. автора)
— Понимаешь, Кать, пьяного человека легко толкнуть на самые неожиданные поступки — велеть ему поджечь сарай или дом, совершить другое какое преступление. Алкоголики ведь легко управляемы. А эта троица постоянно, как вечер, так бражничают. И, главное, где берут, не пойму, и уследить не могу! Вроде из домов вышли и пошли на берег озерка без ничего, а по дороге смотрю — один уже бутыль тащит! И к ним никто не подходил и они никуда не ходили!
Я перебила волка:
— А кусты по дороге к озеру есть?
Хаська удивился:
— Конечно, есть, это же озеро! Ивняка там полно растет!
Да, понятие "закладка" явно появилось раньше моего времени… Растолковала фамильяру механизм этого "волшебства". Тот воодушевился.
— Вот засяду в этих кустах, обязательно поймаю того, кто им брагу оставляет!
Пришлось разочаровать Хасю, объяснив, что, скорее всего, места закладок постоянно меняют. Волк огорчился, но явно что-то задумал. Ну и ладно, лишь бы без членовредительства. Необратимого.
— Ну, ты рассказывай дальше, не стесняйся!
— Да ничего особенного и не было. Показался бражникам в новом облике, тут недавно отец Василий проповедь прихожанам читал, так живописал про дьявола, про сковороды адские… я прям вот так ясно представил… ну от собаки той, Баскервилей добавил, тоже образ хороший. В головы их пропитые едва пробился, только и смог малость постращать. А они и перепугались. Ну, повыл маленько. Собаки деревенские тоже бэк-вокалом поддержали.
— Так ты ещё и на проповеди отца Василия ходишь?
Волк надулся, я даже мысленно ощутила это.
— А что тут такого? Мне интересно, а отец Василий так рассказывает душевно! Я у двери в часовню сажусь и слушаю. Он меня не прогоняет, только улыбается, когда видит. А народишко умиляется — вот ведь тварь бессловесная и то к слову Божьему тянется!
— Хорошо, но ты от дела-то не уходи, рассказывай дальше!
— А что там дальше-то было? — волк призадумался, вспоминая — ну, в деревню соседнюю бегал, там парней тамошних пуганул. Хотели, поганцы, несколько дубов в роще свалить, с того края, что к Федоткину ближе, да продать перекупам. Тут один все суетится, глаз у него нехороший, злой, все высматривает, где что плохо лежит. Вот и подбил парней на дурное, да ещё надоумил, чтобы со стороны Федоткино зашли, вроде как тамошние людишки поозоровали. Только Андрей Петрович своих людей в строгости держит, они такого не сделают! А, вот ещё что! Красавчик этот, что приезжал с сестрицей своей к тебе, часто отирается у твоей дубовой рощи, вглубь не заезжает, по краю только. А вот как вы уехали, к вечеру он пожаловал с мужиками своими. Сам не поехал в рощу, у поля стоял, мужиков отправил, сухие дубы примечать, да старые. Вот я там ещё немного повыл, да в кустах мелькнул, сушняком потрещал, попрыгал на нем. Мужики перепугались и убежали, бросили топоры. До сих пор там валяются. Пошли кого, пущай заберут. Красавчик с тех пор только к полю подъезжает, а дальше ни-ни! Нужна ему зачем-то твоя роща.
Наутро, после завтрака, облачилась я опять в старое плотное платье, надела старенькие же сапоги от амазонки, принадлежавшей ещё Майе, шляпку с "тюлькой", под причитания Верки: «Барышня Катерина Сергеевна, негоже вам потом ходить с загорелым лицом, как девка-чернавка! Что потом господа в округе скажут!".
Ага, мне только зонтика ещё не хватает! Кружевного! И буду дама с собачкой! Впрочем, собачку успешно заменяет собой Хаська. Сегодня он само благонравие и умиление. Лежит на полу коляски, прикидываясь глубоко спящим щеночком. Надо, кстати, сказать ему, чтобы изобразил немного подросшего щенка. Не может ведь он не расти!
Когда мы подъехали к картофельному полю, там уже суетились мужики во главе с управляющим, стояла телега с мешками картофеля, лошади, запряженные в плуг и борону.
Вылезла из коляски, подошла к народу. Мужики как раз вешали на плечо одному из них два мешка с картошкой, связанных между собой веревкой за горловины. Посередине каждого мешка было по небольшой дырке. Ещё один мужик взялся за ручки плуга и пошел по пашне следом за лошадью, тянущей плуг. Получалась двойная вспашка, но это неплохо даже, земля явно была запущенная.
Мужик с мешками двинулся следом, вынимая из дырки в мешке по клубню и бросая их в земляной гребень. Яков Семёнович бежал рядом, проверял расстояние между клубнями, чтобы "сеятель" не частил и не редко клубни легли. После того, как прошли несколько борозд по всей длине поля, следом пошла лошадь с бороной. Когда было посажено почти половина поля, мирно дремавший в коляске Хася глухо заворчал. Я посмотрела на дорогу. По ней, красуясь, гарцевал на большом жеребце мой сосед, Иван Аркадьевич Пешков. Принесла-таки нелёгкая!
Глава 26
"И вот что ему надо, ездит и ездит! И обязательно, стоит мне появиться, он тут как тут! Дозорный у него, что ли, на дереве сидит и потом семафорит барину" — в раздражении думала я, растягивая губы в вежливом оскале голодной акулы, долженствующий изображать счастливую улыбку. Ох, и лицемерной же я стала! Меж тем, Пешков приблизился к нашей шумной и суетливой компании, бросил мимолётный взгляд на работающих, чуть презрительно скривив губы, но тотчас же заулыбался, поворачиваясь ко мне и быстро спешиваясь.
— Надо же, какой счастливый случай привел меня с объездом моих земель именно сюда! Редкое счастье увидеть вас, дорогая Катерина Сергеевна! Целую ваши ручки! Я вот земельку свою осматриваю, все ли ладно, а тут вы! Картошечку сажаете… Да как-то интересно, по-столичному! А мы-то все с лопатой сажаем…
Я не обратила внимания на последнюю фразу, только потом, по пути домой вспомнила. А Иван Аркадьевич продолжал разливаться чистым сахарином. Почему сахарином? Потому что его слова были для меня фальшивыми, как и сахарин — фальшивый сахар.
— Катерина Сергеевна, мы вас ждём, ждём в гости, маменька моя каждый день надеется увидеть вас. А вы, оказывается, в Вязьму ездили. По делам, наверное? Или отдохнуть от нашей глуши? Да ещё в компании Андрея Петровича Заварзина!
Это что сейчас было? Попытка выяснить, что за отношения у меня с Заварзиным, и не опередил ли он его самого в охмурении глупенькой девицы? Или ему интересно, что именно я делала в Вязьме? Не искала ли я там покупателей на землю и дубовую рощу? Надо что-то отвечать. И я немного жеманно ответила: