стся. Ему хотелось быстрее закончить со всей этой возней с малолетней девицей и вернуться к приятной и удобной жизни в Петербурге. Но на приятную и удобную жизнь надо заработать. Он внутреннее поёжился, ощущая холод от своего спутника. Вот угораздило его связаться с ним! Наболтал по пьянке ему о своей покойной сестре Полине, о том, что свекровь у нее настоящая ведьма. Видно, и про девчонку Полины тоже наболтал. Через день и появился у него дома этот самый Красильников.
Предложил ему очень выгодное дело. Он, Арсений Данилович, берет опеку над племянницей, отдает ему девицу замуж, за это получает не менее трети стоимости поместья девчонки. Арсению даже не надо возиться с хозяйством, он сразу получит стоимость деньгами. Предложение было столь щедрым, что он легко согласился. Но дорога в это захолустье ему решительно не понравилась. Ни тебе приятной компании, ни нормального питания. И ехали быстро, даже в Смоленске только сутки отдохнули.
И только Арсений Данилович отдыхал, Красильников же пропадал по разным присутственным местам, устанавливал связи и знакомства. Объяснил это тем, что без знакомств Опекунский Совет вполне может отказать дяде в опеке, так как он никогда не занимался воспитанием племянницы, почти незнаком с ней и его состояние меньше, чем у девицы. И они опять быстро поехали в этот медвежий угол. Хорошо, что Арсений успел запасти с десяток бутылок приличного вина и несколько бутылок коньяка. Коньяк пришлось тщательно прятать и пить вечером перед сном, в своей комнате. А теперь предстоит самое главное — объявить девице об опеке. Ну, и выполнить обещанное — отдать племянницу в жены Красильникову. Зачем девчонка нужна ему — "любящий" дядюшка даже не задавался вопросом.
Я с любопытством оглядывала мужчин и молчала. Они приехали с каким-то делом, вот пусть и озвучивают его. Дядюшка сидел в кресле рядом со столом, пыхтел, краснел и вытирал пот белоснежным платком. Наконец, он решился и произнес:
— Дорогая племянница, должен тебе объявить то, что ты теперь находишься под моей опекой! Чтобы ты привыкла ко мне, я побуду тут с тобой, заодно и с твоим хозяйством познакомлюсь, посоветую что-нибудь. Вот сразу скажу — вчера я немного прогуляться по твоему имению, и считаю, что зря ты задумала этот сахарный завод. Не нужен он девице, продавай его срочно!
Так, игра началась. Образ ласковой дурочки оставляем до поры, до времени, начинаем играть деловую стерву.
— Увы! Дядюшка, должна вас огорчить, продажа завода зависит не от меня и не от вашего желания. Он построен на паях, и тут нужно учитывать мнение каждого пайщика. А в их числе самые уважаемые люди нашего уезда. Насчёт ваших советов, по-моему имению — как-то я жила все это время самостоятельно, без ваших советов, не пропала. И последнее. Насчёт опеки. Покажите мне документы от Опекунского Совета. Мне не было никакого извещения, меня не приглашали на слушания. Я ведь не настолько мала, чтобы не понимать ничего. Будьте любезны, покажите!
Дядя вспылил:
— Ты, что это себе позволяешь? Документы ей подавай! Ей дядя говорит, а она ещё документы требует! Ладно, если ты так хочешь, то будут тебе документы! Только тогда на мое такое положительное отношение к себе можешь не рассчитывать!
С дивана поднялся Яков Семёнович, неловко, боком, протиснулся мимо гостей к двери кабинета и оттуда пробормотал:
— У вас тут семейные дела, не хочу вам мешать, не мое дело, поэтому разрешите удалиться!
Глава 42
Со стороны это выглядело, как будто трусоватый управляющий сбегает, не желая видеть и участвовать в семейных проблемах хозяйки. Но я знала, что Яков Семёнович услышал уже достаточно и поспешил за помощью. То есть, он действует так, как договорились. Мне же этот разговор с "родственником" начал надоедать. По-доброму, сейчас я бы ушла отдохнуть после поездки, но теперь не получится, и дел много наверняка накопилось, да и присмотреть, как бы гости дорогие чего не напакостили или нос не сунули туда, где их не звали. Поэтому я быстро закрыла прения.
— В общем, так. Вы показываете мне документ Опекунского Совета, а потом будем решать, как и что нам делать дальше.
Я встала, давая понять, что разговор окончен, гости могут покинуть меня, я тоже займусь своими делами. Но дядюшка расслабленно махнул рукой.
— Мы ещё посидим здесь, а ты иди, коль тебе надо по делам! Вели только подать сыр, лимон и тех конфет, что вчера к чаю подавали!
Ага, нашли дуру! Сейчас, все бросила, оставлю их тут копаться в моих бумагах! Я заметила, каким взглядом проводил дядюшка ту стопку бумаг, что я убрала в ящик стола. Сохраняя любезную маску, я ответила на столь вопиющее нарушение приличий.
— Закуски вам непременно подадут… в гостиную. В кабинете никто не остаётся, я его никогда не оставляю открытым. Простите, но здесь у меня документы, деньги. Если вам необходимо написать что-то, то в гостиной есть небольшое бюро, там имеются все писчие принадлежности.
Дядюшка был разгневан, я — непреклонна. Красильников, за все это время не проронивший ни слова, легко поднялся с дивана, самым любезным тоном произнес:
— Простите, Катерина Сергеевна, мы, разумеется, воспользуемся вашим любезным предложением и посидим в гостиной. Прогуляемся по парку, у вас такой свежий воздух и прелестные виды местности! Извините вашего дядю, у него немного расстроены нервы!
Ага, алкаш теперь называется человеком с расстроенными нервами! Эвон как куртуазно! Подождав, пока гости выйдут, я демонстративно, со скрежетом, два раза провернула ключ в замке двери и пошла переодеваться в рабочий наряд. Раз уж сказала, что много дел, то пойду по своему хозяйству. В своей комнате я присела, пытаясь перевести дух после всех этих словесных баталий и проанализировать ситуацию.
Утренней тишины в доме более не наблюдалось — стучали молотки, зудела пила, где-то грохал тяжёлый молот, выбивая старинную кладку. Я лениво подумала, что после ремонта мне, вероятно, стоит переехать в хозяйские покои, а не ютиться в небольшой девичьей светелке. Но это потом, когда закончится благоустройство. С точки зрения жителя двадцать первого века это благоустройство примитивно и минимально, но для девятнадцатого века, тем более для российской глубинки — это просто ноу-хау.
Всё-таки Сергей Матвеевич, мой предполагаемый отец, был очень хорошим инженером. Поскольку подвод холодной воды уже был, теперь оставалось получить горячую. Для этого он рекомендовал использовать старую печь в кухне, давно заложенную кирпичом после появления большой плиты с духовкой сбоку. Если в старую, большую печь, вмонтировать котел с водой, то его можно нагревать и горячую воду подавать по трубам наверх при помощи ручного насоса. Из ванн и унитазов слив будет прямой, без всяких сифонов и колен в трубах. Как я понимаю, поддувать холодом из унитаза будет изрядно, но это все-таки лучше, чем горшок, или общее отхожее место. Весь сток пойдет по трубам в направлении большого оврага, уходящего от ограды имения длинной полосой в лес. Придется для работы на насосе по утрам и вечерам привлекать кого-нибудь из крепких парней-подростков. Вряд ли кто возжелает принимать ванну днём. Разве что такие типы как мой дражайший дядюшка.
Переоделась, нахлобучила широкополую шляпу, подвязала ее потуже под подбородком широкими лентами, сама себе напоминая кузину Бекки из невесть, когда и какой прочитанной книги. Вот книгу не помню, а кузину Бекки — помню. Через холл прошмыгнула чуть ли не на цыпочках, чтобы меня не заметили и не задержали. Из гостиной доносились голоса — размеренный, монотонный, какой-то усыпляющий голос Красильникова, и периодически громко что-то восклицавший неразборчивое — голос Арсения Даниловича.
Я вышла на крыльцо, вдохнула теплый, пахнущий медом запах алиссумов, во множестве растущих на клумбах вокруг крыльца, закрыла глаза, прислушиваясь к ветерку, лениво шевелящих кроны деревьев в парке. Наконец, я дома! Теперь я уже приняла это место своим домом и очень скучала, когда бывала вдалеке от него.
А потом день помчался вскачь. Огороды, фермы, люди, проблемы. Обедать меня пригласила Алечка. В домике у нее было чисто, уютно, с малышом на расстеленном на полу одеяле играла старшая девочка. Пообедав, я ещё успела позаниматься со старшими мальчиками французским языком. Надо сказать, что ребята оказались очень умненькими и знания усваивали очень легко. Следующее наше занятие будет посвящено биологии.
Алечка ещё похвалилась своим огородиком. Действительно, у нее там все цвело и колосилось. Можно не переживать, эту зиму они без запаса овощей не останутся. Затем я в одном из своих забегов по двору встретила управляющего, который сообщил, что принесли от кузнеца готовые пресс-формы для печенья. И везти ли сразу в новый кондитерский цех сахар, который мы купили в Вязьме.
Разумеется, везти! Там у нас уже работали несколько обученных женщин, которые изготавливали леденцы и ирис. Ну, и, конечно, у меня сразу же загорелось проверить полученные формы на практике. Было уже примерно часа четыре пополудни, но когда меня это останавливало? Велев запрягать коляску и подать ее к черному входу кухни, я помчалась на кухню. Там вытребовала у Марфы муку-крупчатку, яйца, масло, соду и молотые орехи. Немного корицы, чуточку ванильной палочки.
Кухонный мужик все это отнес в коляску, туда же погрузилась Вера, моя неизменная помощница во всех авантюрах. Увидев это, следом в коляску, сняв передник, полезла и Марфа. Сказала, что ужин готов, подадут и без нее, а кондитерскую новинку она ни за что не пропустит. Велев вышедшему нас проводить Трофиму, чтобы дед Сава к вечеру истопил нам баню, мы отбыли на сахарный завод.
И начались наши эксперименты. Первый противень печенья мы благополучно подожгли. Пока не поняли, что для выпечки нам не нужна такая температура, как для варки леденцов. Долго шуровали кочергой в печи, раздвигая и отгребая от духовки брикеты торфа. Но и немного подгоревшее печенье мы сочли вкусным и, не чванясь, слопали с чаем, угостив и женщин, которые сегодня работали с конфетами после обеда. Сахар ведь вчера ещё закончился с утра. Так что, когда здесь шныряли дядюшка с гостем, цех был закрыт, а то ещё бы получила претензии.