Иван Тургенев и евреи — страница 115 из 144

[552].

Этот отзыв в свою очередь косвенно свидетельствует и о высоком уровне мастерства одного из игроков, который сражался с ним за шахматной доской – Ивана Тургенева. Вместе с тем:

Игра Ивана Сергеевича отличалась неровностью: одни партии он проводил мастерски, другие – ниже своих возможностей. Объяснялось это и его эмоциональностью, и порой плохим самочувствием. То же самое можно сказать и о состязаниях – турнирах и матчах. В одних Тургенев играл с подъёмом и добивался порою высокого спортивного результата, в других – ниже своей силы и с плачевным исходом. Кстати, писатель никогда не стеснялся в этом признаться своим друзьям. Так 8(20) января 1861 г. он сообщал в Петербург В.Я. Крашевской: «Перед обедом хожу играть в шахматы в Cafе de la Rеgence и претерпеваю частые пораженья: кажется, больше нечего сказать» [ТУР-ПСП. Т. 3. С. 189]. Столь же откровенно, видимо под свежим впечатлением, поведал Тургенев о неудаче в серии «лёгких партий», игранных в «Режанс» с одним из сильнейших немецких мастеров Густавом Нейманом (1838–1881), в письме И.П. Борисову от 23 декабря 1869 г. (4 января 1870): «…Скажите Урусову, что я очень рад тому, что он дружелюбно принял мой подарок; значит, он меня помнит. Скажите ему также, что я от шахматов совсем отстал; в последний раз в Париже Нейман так меня бил, что даже жалость в зрителях возбуждалась; правда, то был Нейман, самый сильный игрок после Морфи; но я действительно совсем ослабел» [ТУР-ПСП. Т. 10. С. 107] [ЛИНДЕР (II). С. 199].

Большую часть своей жизни Гарвиц прожил в Лондоне и Париже. Чтобы свести концы с концами, он с утра до позднего вечера играл в шахматы в Cafe de la Regence, которое в середине ХIХ века стало своего рода европейским шахматным центром. Получив наследство после смерти отца Гарвиц поселился в Боцене (Тироль), где умер 2 января 1884 г. и был похоронен на местном еврейском кладбище.

Известно два письма Тургенева к Даниэлю Гарвицу, в одном из них, датируемым 1856/1857 гг. он сообщает шахматисту:

Милостивейший государь, Я нажил себе ревматизм в колене – и должен сидеть дома, вернее лежать. – Наш «матч» <видимо, в Cafe de la Regence, – М.У.> все еще откладывается. Вместе с этим посылаю Вам книгу, которую Вы пожелали. Преданный Вам И. Тургенев [ТУР-ПСП. Т. 3. С. 370].

ТУРГЕНЕВ И ЭММА ЛАЗАРУС (ЛЕЙЗЕРУС)

Из числа иностранных корреспондентов Тургенева, с которыми он, состоя в многолетней переписке, никогда, однако, не встречался, особо привлекает к себе имя Эммы Лазарус. В письме от 4 (16) декабря 1876 г. из Итаки, большой поклонник Тургенева американский писатель Ялмар Бойесен в числе прочего пересказывал ему ответ своей соотечественницы, писательницы Эммы Лазарус, на письмо, которое она от него получила:

Мисс Лазарус, с которой я виделся несколько дней назад, очень гордится вашим письмом к ней <11 (23) октября 1876 г.> и глубоко благодарна вам за то, что вы были так добры и обратили внимание на ее пьесу. Все члены семьи, которую составляют шесть черноглазых еврейских девиц, являются вашими восторженными почитательницами. Все они состоятельны, образованны и все, более или менее, литературно одарены» [ТУР-ПСП. Т. 15. Кн. 2. С. 402].

Эмма Лазарус[553] родилась в Нью-Йорке и была четвертой из семи детей Моисея Лазаруса, богатого еврейского торговца и переработчика сахара. Один из ее прадедов был родом из Германии, а остальные сефардскими евреями из Португалии, которые задолго до американской революции прибыли из Бразилии в Нью-Йорке – тогда Новый Амстердам, спасаясь от португальской инквизиции, преследовавшей евреев. Будучи в свои 27 лет не замужем, она жила в отцовском доме в Нью-Йорке, в кругу большой и дружной семьи, где почиталась изящная словесность и ценились литературные знакомства. Она получила прекрасное образование: помимо родного английского, владела немецким, французским, итальянским языками, а также ивритом. С 1866 года Эмма Лазарус заявляла себя как поэтесса, активно интересуясь при этом социальной проблематикой. Она поддерживала дружеские отношения со знаменитым поэтом и философом Ральфом Эмерсоном, видным политэкономом Генри Джорджем и др. известными интеллектуалами того времени. В 1874 году Лазарус опубликовала роман «Алид: эпизод из жизни Гете», что, по всей видимости, и послужило поводом для нее завязать знакомство с Тургеневым.

Три письма Ивана Сергеевича Тургенева к Эмме Лазарус впервые были опубликованы на английском языке в 1939 году профессором Колумбийского университета Ральфом Л. Раском в сборнике «Письма к Эмме Лазарус». Все они написаны в Бужевиле, где русский писатель жил в то время по соседству с семьей Виардо и где он скончался 3 сентября 1883 года. Во втором письме Тургенев подтверждает получение пьесы Э. Лазарус «Спаньолетто», еще неизвестной в самой Америке. В нем же он упоминает о своей работе над романом «Новь», к которому снова возвращается в третьем и последнем письме. Одно два письма написаны по-английски, третье, по-французски.

До публикации Раска письма Тургенева находились в архивах младшей сестры Э. Лазарус Анни Джонстон, а в настоящее время хранятся в архиве Колумбийского университета.

В 1877 году, беседуя с известным американским литературным критиком Томасом Хиггинсоном, Тургенев называл Эмму Лазарус в числе своих американских корреспондентов.

Один из американских делегатов на международном литературном конгрессе в Париже в июне 1878 г. – Томас Уентворт Хиггинсон, рассказывая о встрече с Тургеневым, вспоминает, что русский писатель «сердечно приветствовал нас как американцев < …> и тепло говорил о тех наших соотечественниках, которых он знал, например, об Эмме Лазарус и профессоре Бойесене», и прибавляет: «Все это говорил он по-английски и продолжал говорить на этом языке, хотя и не с полной легкостью и правильностью, и несмотря на то, что мы просили его говорить по-французски [ТУР-ПСП. Т. 1. С. 53].

Все известные письма Тургенева к Э. Лазарус, опубликованные в [ТУР-ПСП. Т. 13], приводятся ниже, писем же Эммы Лазарус к Тургеневу, к сожалению, до сих пор не найдено.

Среда, 2-го сент., 1874 г. (Буживаль)

Любезная госпожа Лейзерес,

Прошу извинить меня за то, что не сразу ответил на ваше письмо, приложенное к присланной вами книге[554]. Я был далеко отсюда, в России, был болен и вернулся во Францию всего несколько дней тому назад. Я только что закончил lecture <чтение> «Alide» – и, хотя, вообще говоря, я не сторонник того, чтобы известных современников – особенно поэтов и художников – выводить в романах, я искренне рад сообщить вам, что прочел вашу книгу с живейшим интересом. Она очень правдива и поэтична одновременно; вы глубоко проникли в общественную и духовную жизнь Германии – а ваши характеры нарисованы кистью изящной и твердой. Я чувствую себя весьма польщенным той оценкой, какую вы дали моим работам, и признанием воздействия их на ваш талант: автор, который пишет так, как вы, более не «ученик в искусстве»; он сам уже почти мастер. Остаюсь, любезная госпожа Лейзерес, совершенно преданный вам

И. Тургенев [ТУР-ПСП. Т. 13. С. 327].

Понедельник, 23 октября, 1876 г. (Буживаль)

Дорогая мисс Лейзерес,

Я только что получил в один и тот же день – ваше письмо и вашу драму[555] – и приношу вам свою глубокую благодарность Я сейчас очень занят: заканчиваю большой роман, который появится в январской книжке одного русского журнала[556]. Но, как только у меня будет свободное время, я с удовольствием прочту «Спаньолетто». Не сомневаюсь, что эта драма окажется достойной автора «Алиды» – а я буду располагать досугом, чтобы сообщить вам свое мнение о ней. В начале ноября я возвращаюсь в Париж (улица Дуэ, 50) – и проживу там всю зиму, за исключением нескольких недель, которые проведу в Петербурге. Остаюсь, дорогая мисс Лейзерес, совершенно преданный вам

Ив. Тургенев [ТУР-ПСП. Т. 15. Кн. 1. С. 325–326].

1 августа 1877 г. (Буживаль)

Сударыня,

Прежде всего прошу позволения писать вам по-французски: этот язык вам так же близок, как ваш собственный – а я свободнее владею французским, чем английским. Ваше любезное письмо дошло по назначению лишь после моего возвращения во Францию – немногим более двух недель тому назад; и я бы немедленно на него ответил, если бы новый приступ подагры, от которого я с трудом избавляюсь, не уложил меня в постель. Я как нельзя более тронут лестными словами, которые вы мне говорите – и рад видеть, что мое последнее произведение вам понравилось[557]. Из всех моих романов этот стоил мне наибольших усилий – и, надо сказать, имел наименьший успех в моей родной стране. Критика была очень сурова ко мне – и публика тоже, особенно в первое время; потом положение немного улучшилось – или, вернее, иные, более серьезные, заботы направили всеобщее внимание в другую сторону[558]. Как бы то ни было, ваше одобрение для меня очень ценно: я улавливаю в нем то доброжелательное пристрастие, с которым вы вообще относитесь к моим сочинениям; но, с другой стороны, вы не могли бы сказать мне столько хорошего о моей книге, если бы она вам не понравилась; и это для меня гарантия того, что мой роман, каким бы горьким и мрачным он ни был, вероятно, не совсем лишен достоинств. Не сомневаюсь, сударыня, что вы, со своей стороны, продолжаете заниматься литературным трудом, к которому у вас есть очевидное призвание; и, желая вам всяческих успехов, прошу вас принять, сударыня, выражение моей искренней симпатии, с которой остаюсь совершенно вам преданный