М. Антокольский.
Во всяком случае, прошу вашего мнения и ответа.
И.С. Тургеневу, осень 1881 г. (Париж).
Дорогой мой Иван Сергеевич! Я опять пишу вам, потому что продолжать безмолвствовать – это значит поддерживать теперешнее больное положение и дать ему еще более усилиться. Кому дороги правда, добро, человечество и свое отечество, тот первый должен протестовать против того, что происходить теперь у нас. С одной стороны, фанатизм и невежество разгорелись до того, что дальше им идти некуда. Девизом их очевидно стало: «Кто не за нас, тот против нас!» на что с другой стороны им хором отвечают: «Чем хуже, тем лучше!» Но я убежден, что не вся Россия еще так больна и что там есть еще достаточное число людей здравомыслящих и честных, которые выслушивают правду, хотя бы и горькую правду. Наше печальное положение началось с тех пор, когда лжепророки стали говорить во имя парода. Нам было приятно слушать, как они льстили нашему патриотическому самолюбию, и мы слушали их, заслушивались и увлеклись… поверили им, будто бы народ требует войны за братьев-славян; поверили, что мы шапками забросаем турок и повели полумиллионную армию за Балканы, похоронили там сто тысяч голов, израсходовали пять миллиардов – чуть ли не остатки народного добра – и победили! Навязали болгарам конституцию, когда сами победители ее не имеют, потом урезали эту конституцию, рассорились с братьями-славянами – вот и все!
Что ж, разве этого мало? Разве берлинский трактат не есть позор для нас? Разве Австрия не загребла жар нашими окровавленными руками? Разве финансовое и экономическое положение не страдают до сих пор от всего этого? Но наше патриотическое самолюбие до того ослепляет нас, что мы не хотим этого видеть, и вместо того, чтобы стараться поправить прежние ошибки, мы закусили удила и без удержу, без оглядки несемся стремглав вперед. Виновники тысяч смертей, создавшие столько же вдов и сирот, и бесчисленное количество других бедствий, получили повышение, им доверили внутреннее управление! После этого, конечно, не трудно было предвидеть результаты: ложь и фанатизм стали господствующим элементом! Эти доверенные люди, ободренные своим успехом, а также наградами, полученными за совершенные ими подвиги, повели атаку на всех пунктах: уж не против одних мусульман, а против всех, кто только не думает и не верует так, как они сами. В тоже время они стали травить либералов, немцев, поляков и жидов: обвинили их в неблагонадежности, в нигилизме, назвали их изменниками отечеству; одним словом травили всех против всех, и цель была достигнута; и вот шпионство, доносы, взятничество продолжают практиковаться в колоссальных размерах; везде оказываются недочеты, кража; общество деморализовано; подозрительность и недоверчивость друг к другу доходят до озлобления и вражды… и все это успело раздражить всех мало-мальски здравомыслящих людей до того, что из мирных граждан превратило их в недоброжелателей продлению подобного порядка вещей. Теперь все в один голос желают скорейшей развязки этого разлагающегося положения. Но этого еще мало; наши охранители успели раздражить и соседние государства и вкоренить в них мнение, что Россия жаждет войны и что остановка только за деньгами. Более же всего несправедливо, бессердечно и жестоко они поступили с евреями. В то же время, когда организованная шайка совершает свой крестовый поход, ходит из города в город, возбуждает народ всякими нечистыми средствами, грабит, разбивает и уничтожает мечом и огнем всякое попадающееся на пути еврейское добро, не обращая внимания ни на больных, ни на детей, ни на бедных, – наши охранители внутреннего порядка и благосостояния со своей стороны тоже принимают целый ряд серьезных мер, но, увы! не против грабителей, а против тех же несчастных и разграбленных, – созывают комиссии из своих креатур, где обсуждается и решается ограничение прав евреев и, конечно, решается так, – как эго желательно покровителям. При этом надо заметить, что, за немногими исключениями, евреев не допускают в эти комиссии – и это делается так наивно и беззастенчиво, как будто этого требует закон справедливости; они забыли, что даже разбойнику на суде дают право слова и право защиты. Но это еще не все. Вот теперь, когда в Балте совершаются небывалые на нашем веку зверства, когда поджигают целые улицы с еврейскими домами, в которых вталкивают несчастных владельцев, когда грабят, насмехаясь над всем святым, когда обесчещивают жен на глазах мужей, девушек на глазах родителей и зубами вырывают груди у женщин, сопровождая все эго хохотом пьяных дикарей – охранители внутреннего порядка принимают свои меры: выгоняют аптекарей, да и вообще тысячи жителей, из внутренних губерний России, выгоняют даже и тех, которые прослужили весь свой век государству и отечеству, и также не обращают внимания ни на больных, ни на детей, ни на бедность, ни на время года… После этого нечего удивляться, если все утверждают, что правительство совершенно солидарно с виновниками этой дикой и безобразной оргии. А между тем недавно еще патриоты поведали всему миру, что мы, православные, идеалисты, воюем за угнетенных. Что это? Не бред ли больного ребенка, или просто насмешка над всем святым и над самими собой? Где же правда, совесть, жалость? Где же христиане, где религия, проповедующая «любить ближнего, как самого себя» и «у кого нет греха, пускай тот возьмет первый камень» и т. д.? Где передовые люди интеллигенции? Никто не промолвился ни одним словом сочувствия, ни одним словом протеста, если не в пользу евреев, то по крайней мере хоть для того, чтобы смыть то позорное кровавое пятно, которое положено на наш век, на все человечество вообще, и на Россию в особенности. Неужто все, чему нас учили в школах и в церквах о правде, нравственности, религии и о всем добре, которое дорого человеку, неужто все это ложь, ложь и одна только ложь, – или же что-то поверхностное, лишнее, которое стряхивается при малейшей буре человеческих страстей? Неужто вся наша цивилизация, вся наша гуманность только маска, под которой скрывается алчный эгоистический зверь? И вы, либералы, и вы, старец-поэт, смягчающий наши нравы, учащий нас всю свою жизнь любви и прощению, неужто не содрогается у вас сердце, не вырывается крик ужаса при виде того, как все это осмеяно и опозорено шайкою фарисеев, которая толкает восьмидесятимиллионный народ в пропасть, создает смуты и междоусобия, и все для того только, чтобы извлекать материальную пользу для себя? Но оставим идеальные требования, перейдем на реальную почву и спросим, чего желают наши псевдопатриоты? Достигнуть единства? – Очень хорошо! Но, во-первых, это не так легко, особенно насильственными мерами, да притом – какая польза будет от этого русскому народу? Фердинанд Католик, благодаря настойчивым требованиям инквизиторов, выгнал всех евреев и мавров, чтобы охранить католическую религию и этим достигнуть единства, но после этого страна пала… и теперь та же Испания приглашает к себе тех же когда-то изгнанных евреев, как будто для того, чтобы загладить исторические ошибки, но, в сущности, для того, чтобы поднять и оживить торговлю и промышленность. <…> Но урок ли это нашим охранителям престола и отечества? Что им удастся достигнуть своей цели – выжечь из своих мест всех неправославных – и все-таки единство не будет достигнуто просто потому, что абсолютного единства нет в природе. История всех народов учит нас, что политические страсти не менее сильны, чем религиозные, что за политические идеи ведется не менее отчаянная борьба, чем за идеи церковные. Надо быть слепым, чтобы не видеть, как элементы для подобной борьбы быстро растут. Как и сами охранители престола создают беспорядки и разлад. Каждый их нелогичный поступок создает массу врагов, каждый несправедливый поступок создает массу революционеров, каждое жестокое действие рождает нигилистов, уже не одних пролетариев. Бедствия, которые испытывает Россия, и их последствия падут на тех, кто создает разлад между престолом и его интеллигентными подданными, кто стал лжепророком, говорящим от имени народа и на тех, на чьей совести лежат сотни тысяч невинных смертей.
Мы, евреи, униженные, осмеянные, попранные невежественными ногами, – мы не о мщении молим, а о прощении тех, которые не ведают, что творят; о том, чтобы Бог пробудил их совесть и укрепил их разум, и еще просим Бога о том, чтобы Он защитил Государя и Россию от внешних врагов, и, главное, от мнимых внутренних друзей [М.М.-АНТ. С. 1009–1012].
Возникает законный вопрос: как отреагировал «Добрый и дорогой Иван Сергеевич» – по жизни столь близкий Антокольскому человек, горячий поклонник его искусства, на страстное обращения к нему художника? Ответ здесь очевиден – отпиской: доброжелательной, с выражением глубоко сочувствия и разумными аргументами, объясняющими невозможность что-либо предпринять – из-за цензурных ограничений и «духа времени», и выражением «надежды, что придет время, когда можно будет обнародовать этот документ», но! – не содержащей никаких высказываний по существу затронутых Антокольским вопросов. Уже только по этой причине тому
кто видел в нем «лучшего русского человека», кто искренне и наивно верил в его «вещее слово» и «могучий голос», смириться с молчанием Тургенева было трудно [РЕБЕЛЬ Г. С. 34].
Сам Антокольский в письме к В.В. Стасову, 20 октября 1883 г. (Париж) характеризовал этот тургеневский ответ так:
раз я писал ему по поводу еврейского вопроса, он ответил коротко, но интересно. В свое время я напечатаю это письмо отдельно, чтобы рельефнее вызвать этот вопрос [М.М.-АНТ. С. 516].
В письме к «Элиасику» – Илье Гинцбургу, формулировка более жесткая:
Когда начались еврейские погромы, я писал И. С. Тургеневу, прося его сказать свое авторитетное слово. Он не скоро отвечал мне, и что отвечал? Скорее отнекивался: теперь, дескать, не время (кажется, я передал это письмо барону <Г. Гинцбургу> и, кажется, оно было где-то напечатано) [М.М.-АНТ. С. 859].
Как отмечалось выше, в Гл. VI, избегая публично высказываться по «еврейскому вопросу», Тургенев и в ситуации с письмами Антокольского действовал по принципу «не навреди»: ни себе, ни другу-скульптору. Хотя они оба считали, что «большое видится на расстоянье», и их проживание в Европе ничуть не притупляет остроту их видения российской ситуации