В Париже, тоже в шестидесятых годах, Тургенев, по выражению его биографа Бориса Зайцева, особенно
«широко» встретился с французскими писателями <…> на обедах в ресторане Маньи, куда ввел его Шарль Эдмонд. Там бывали: <Мериме >, Сент-Бев, Теофиль Готье, Флобер, Гонкуры, Тэн, Ренан, Поль де Сен Виктор и др. Тогда Тургенева знали во Франции только как автора «Записок охотника», но писатели встретили как «своего», равного по чину – почтительным приветствием на первом же обеде [ЗАЙЦЕВ].
Знаменитые западноевропейские критики (И. Тэн, Э. Ренан, Г. Брандес, Карлейль и др.) причисляли его к числу первых писателей того времени, – см. [ЭСБЭ. Т. 34. С. 97].
Ипполит Тэн – историк и философ, литературовед и искусствовед, человек энциклопедических знаний в разных областях культуры, игравший видную роль в интеллектуальной жизни Франции второй половины ХIХ в. писал о Тургеневе Брандесу: «Можно всех немцев в ступе истолочь, и все равно не добудешь капли его дарования» [И.С.Т.-ВВСОВ. С. 282].
Сам датчанин Георг Брандес – крупнейший литературный критик эпохи натурализма (или критического реализма) ХIХ – нач. ХХ века, являл собой яркий пример аккультурированного еврея, завоевавшего общественное признание и большой авторитет на всеевропейской культурной сцене. В частности, именно Г. Брандесу, автору «Русских впечатлений» (1888) и ряда статей, очерков и заметок об общественно-политической и культурной жизни, литературе и искусстве России, удалось сыграть главную роль в пропаганде русской культуры в скандинавских странах.
<…> Один из ведущих европейских литературных критиков, теоретиков и историков литературы, Брандес пользовался в России широкой известностью. За период с 1902 по 1914 гг. «Собрание сочинений» Брандеса на русском языке выходило дважды: в 1902–1903 гг. в Киеве (в 12 тт.) и в 1906–1914. в Санкт-Петербурге (в 20 тт.). В скандинавских странах с именем Брандеса связан период наиболее плодотворного развития литературы и искусства. В начатом им в 1871 г. в Копенгагенском университете курсе лекций «Главные течения европейской литературы ХIХ века» (издавался с 1872 по 1890 г.) Брандес обратился к писателям скандинавских стран с призывом покончить с национальным романтизмом, идеализировавшим прошлое, и создать реалистическую литературу, обращенную к современности. Под лозунгами «свобода исследования» и «обсуждение проблем» Брандесу удалось объединить лучшие силы творческой интеллигенции в Дании, Норвегии и Швеции для решения актуальных проблем культурного развития в этих странах. Возглавляемое Брандесом общественно-политическое и литературное движение получило название «Современный прорыв» (Det moderne gennembrud), а литературное творчество участников этого движения – «литература прорыва». Литературно-эстетическим форумом сторонников Брандеса стал журнал «Девятнадцатый век» (Det nittende Aarhundrede, 1874–1877). Во многом именно благодаря Брандесу скандинавская литература в конце ХIХ в. сумела «прорваться» сквозь культурную отсталость и стала оказывать влияние на мировую литературу.
Другая, не менее важная сторона литературно-критической деятельности Брандеса – пропаганда лучших достижений европейской культуры. В сочинениях и лекциях Брандеса, который был не только замечательным ученым, но и, как свидетельствовали современники, выдающимся оратором своего времени, неизменно высоко оцениваются писатели, отстаивающие либеральные идеи, идеалы «свободы и прогресса».
<…> С середины 1870-х гг. Брандес регулярно публиковал в журнале «Девятнадцатый век» статьи и рецензии, посвященные русской литературе, в частности, рецензировал вышедшие в переводах на датский язык «Дым» (1875), «Дворянское гнездо», (1875), «Записки охотника» (1876). <Относясь к Тургеневу>, как к «первому среди русских писателей», открывшему для европейцев «богатую психологию целой расы людей и сделавшему это глубоко прочувствованной душой, хотя это чувство никогда не затемняло ясности рассказа», <Брандес> в предисловии ко второму изданию «Литературы эмигрантов» (1877) поставил <его> в один ряд с классиками мировой литературы.
<…> В 1881 г. в России началась публикация самого значительного и революционного сочинения Брандеса «Главные течения европейской литературы ХIХ века». Отрывки из него впервые появились в переводах с немецкого в радикально-демократическом журнале «Дело» еще в 1877 г., вызвав большой интерес у читателей, а в начале 1880-х гг. были полностью опубликованы на немецком языке первые четыре книги из шести (с них и осуществлялся перевод на русский). <…> эстетические манифесты Брандеса, призывавшего к созданию реалистической социально-критической, тенденциозной литературы, находили отклик у многих представителей российской интеллигенции.
<…> Важным событием в истории культурных связей между Россией и Скандинавией стало посещение Брандесом в 1887 г. Санкт-Петербурга и Москвы, оставившее яркий след в творческой биографии критика. В 1886 г., находясь в Варшаве, Брандес получил приглашение Петербургского Союза русских писателей посетить Санкт-Петербург и прочитать несколько публичных лекций на французском языке при условии, что четвертая часть причитавшегося докладчику гонорара поступила бы в «Общество для пособия нуждающимся литератором и ученым» (1859–1922), среди учредителей которого были И.С. Тургенев, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Некрасов и др.
<…> В многочисленных письмах и книге воспоминаний «Жизнь» (1–3, 1905–1908) Брандес писал о своем преклонении перед «великими русскими писателями». В юные годы его потрясло знакомство с творчеством Лермонтова, у которого, как и у «Гейне, Киркегора и Гёте», он «нашел все то, что любил, понимал и чем восхищался». «Еще мальчиком я прочел “Евгения Онегина” и “Героя нашего времени”. Причем последнее произведение вызвало переворот в моей душе. Посредством Мериме я познакомился с Гоголем и Тургеневым».
<…> Весьма показательна оценка Брандесом Тургенева, Достоевского и Толстого, которым уделяется в книге больше всего внимания. Каждый из них, в глазах Брандеса, великолепный художник слова, мастер психологического анализа, знаток человеческой души. Однако самое почетное место он все же отводит Тургеневу, который по своему мироощущению кажется Брандесу наиболее близким европейскому читателю, и, главное, по его твердому убеждению, из всех троих «наиболее выдающимся художником и мыслителем»[162]. Брандес дает высокую оценку искусству Тургенева, которому, «как никому другому, удалось изобразить людей разных слоев общества и описать их психологию». В европейской литературе, по мнению критика, нет более тонких психологических исследований, более совершенных описаний действующих лиц, более глубоких характеристик, чем тургеневские. Как и у многих других русских писателей, «волна меланхолии» проходит через все книги Тургенева. Но если мрачная серьезность Толстого коренится в его религиозной вере в судьбу, то грусть Тургенева носит не религиозный, а, скорее, философский характер, это «настроение мыслителя, который понял, что все идеалы человечества – справедливость, разум, добро, счастье, – безразличны природе и никогда не обретут собственной божественной власти». В то же время она обусловлена социально, это грусть патриота, который «горевал о своем отечестве и отчаивался в нем». Особую же полноту и оригинальность придает мировоззрению писателя то, что он «любит человеческую природу, о которой имеет столь невысокое мнение и которой так мало доверяет». Анализируя романы «Накануне», «Рудин», «Дым», «Отцы и дети», «Новь», «Стихотворения в прозе», Брандес констатирует, что многие из них, как, например, «Отцы и дети», стали образцом для подражания у европейских писателей. Именно у Тургенева, автора великолепной реалистической прозы, Брандес призывает учиться скандинавских прозаиков [СЕРГЕЕВ А.В.].
В 1874 году, прочитав во французском переводе «Живые мощи», Ипполит Тэн написал Тургеневу:
Какой шедевр! Жму вашу руку с уважением и восхищением и, если бы осмелился, обнял вас. Какой урок для нас, и какая свежесть, какая глубина, какое целомудрие! Насколько это показывает, что наши источники иссякли! А рядом – неисчерпаемый, полноводный ручей. Как жаль, что вы не француз! [ГЕНЕРАЛОВА (I)], [ZVIGUILSKY (I)].
Друг и биограф Тургенева Павел Анненков в своих воспоминаниях «Молодость Тургенева. 1840–1856» пишет:
Тотчас же по переводе его рассказа «Живые мощи», Ж. Занд писала ему: «Маire! Nous devons aller tous a votre ecole»[163]. «Странно и дико, – прибавлял Тургенев, сообщая по секрету этот отзыв знаменитого романиста, – но все-таки приятно выслушать такое мнение». Вообще он никак не соглашался принять титул представителя эпического творчества в Европе, какой немецкие и французские друзья его готовы были предложить ему, и почти разделял мнение «Аллгемейне Цейтунг» (тогда еще Аугсбургской <газеты>), которая ядовито и насмешливо говорила о поклонении немцев «московской» эстетике. Успех своих рассказов он постоянно объяснял новостью предметов, им затрагиваемых, и тем, что в них своя и чужестранная публика встретили еще не ожидаемые и не подозреваемые ими начала морали и своеобычной красоты. Скромность его в этом отношении выдержала искушения, перед которыми мог бы потерять голову менее твердый человек. Напрасно большинство знаменитостей европейского мира слали ему одна за другой свои приветы. Карлейль утверждал, что более трогательного рассказа, чем «Муму», ему еще не приходилось читать; старый Гизо выразил желание познакомиться с автором «Дневника лишнего человека» – психического этюда, по его мнению, раскрывающего неведомые глубины человеческой души; молодой и торжествующий тогда Гамбетта приглашал его на парламентские завтраки и толковал о делах родины своего гостя. Известно, что Тэн в своей «Истории революции» сослался однажды на те же «Живые мощи» как на образец воспроизведения истины народного понимания жизни; не менее известно также и то, что Ламартин при описании своей встречи с Тургеневым достиг такого пафоса, который близко стоял к комизму