<…> С 1862 г. началось перевооружение армии нарезным (вместо гладкоствольного) оружием. <…> более современной стала подготовка офицеров. <…> Главным из всех военных преобразований стала реформа комплектования армии. <…> 1 января 1874 г. был принят закон, который заменял систему рекрутских наборов всеобщей воинской повинностью. Закон 1874 г. значительно сократил сроки военной службы: вместо 25-летней рекрутчины, для солдат – 6 лет действительной службы, после чего их переводили в запас на 9 лет, а затем в ополчение; для матросов – 7 лет действительной службы и 3 года запаса. Лица с образованием служили еще меньше: окончившие вузы – 6 месяцев, гимназии – 1,5 года, начальные школы – 4 года. Фактически 6–7 лет служили только неграмотные, но они-то и составляли тогда абсолютное большинство (80 %) призывников. Новый закон позволял государству держать в мирное время уменьшенную кадровую армию с запасом обученных резервов, а в случае войны, призвав запас и ополчение, получить массовую армию;
в судебной системе: проведены преобразования обеспечившие, независимость судей, введения адвокатуры, бессословного суда присяжных и пр.
В России до 1864 г. отсутствовал институт адвокатуры. Николай I, считавший, что именно адвокаты «погубили Францию» в конце XVIII в., прямо говорил: «Пока я буду царствовать, России не нужны адвокаты, без них проживем». Так и получилось. «В судах черна неправдой черной» (по выражению А.С. Хомякова) Россия была веками, но после отмены крепостного права оставаться такой она не могла. Александр II это понял и, к чести его (а главное, к благу России), <…> 20 ноября 1864 г. <…> утвердил новые Судебные уставы. Они вводили вместо феодальных сословных судов цивилизованные судебные учреждения, общие для лиц всех сословий с одним и тем же порядком судопроизводства.
Отныне впервые в России утверждались четыре краеугольных принципа современного права: независимость суда от администрации, несменяемость судей, гласность и состязательность судопроизводства. <…> Созданы были три типа судов: мировой суд, окружной суд и судебная палата.
<…> Единой кассационной инстанцией для всех судов империи являлся Сенат – с двумя департаментами: уголовным и гражданским. Он мог отменить решение любого суда (кроме Верховного уголовного), после чего дело возвращалось на вторичное рассмотрение того же или другого суда;
в сфере межнациональных отношений: Россия, разросшаяся за счет присоединения государственных образований и территорий Кавказа и Закавказья, а в 1870-х гг. и Средней Азии, из конгломерата национально-религиозных групп, объединенных военной силой, присягой царю и наличием в некоторых случаях внешней опасности, превращается в имперское государство, стремящееся к созданию единой российской нации, путем слияния своих народов – в первую очередь славянского происхождения, в национальную общность.
Развитие капитализма требовало участия всех субъектов экономической жизни империи в решении проблем ее хозяйственного и политического управления [ЗАЙНЧКОВСКИЙ (I)]. В немалой степени это обстоятельство касалось и евреев – крупнейшего неславянского этноса, проживавшего на территории Российской империи и практически не участвовавшего в экономической и культурно-общественной жизни страны. Рассматривая процессы, происходившие в «черте оседлости» в «Тургеневскую эпоху» с точки зрения вкладываемого в понятие еврей содержания, следует выделить четыре <…> компонента: существовавшие и прежде религиозный и социальный, а также вновь появившиеся культурный, а затем и политический. Во второй половине XIX века к этим четырем компонентам добавились расовый и идеологический.
Утверждение слова еврей как нормы в официальной терминологии отражает важность религиозного компонента. Религиозная принадлежность – исповедание иудаизма – являлась для властей базовым и главным отличием и определением евреев, при этом евреи сначала рассматривались как единая группа нехристиан <…>. Опираясь на существовавшую традицию, государство со времен Екатерины II считало, что «евреи, по самому существу своей религии, суть противники христианства и притом противники опасные для господствующей церкви ввиду предполагаемого в них прозелитизма». В то же время самый известный текст, написанный русским чиновником о евреях, – «Мнение…» Гавриила Романовича Державина (1800) [ДЕРЖАВИН] опирается в оценке евреев на интерпретацию «самого Священного писания» <…>. «С одной стороны называется избранным от Бога, с другой – родом неблагодарным, строптивым, неверным и развращенным», – говорит о еврейском народе Державин. Библейская история доказывает, по его мнению, склонность евреев к мятежам и смутам. Религиозное образование евреев (здесь Державин переходит от древности к реалиям современной ему еврейской жизни, добытым эмпирическим путем), извращая с помощью толкования Талмуда «начальные основания их чистого богослужения и нравственности», поощряет простой народ «к одним пустым обрядам и к ненависти к другим народам». «В помрачении своем» евреи ожидают Мессию, который возродит храм Соломона и их древнее могущество. Среди мер, предлагаемых Державиным по отношению к евреям, с тем чтобы уменьшить их потенциальный «вред», упоминается строжайший запрет обращать в свою веру христиан, а также поддерживать сношения с Палестиной.
Культурное определение евреев было тесно связано как с религиозным и социально-экономическим определениями, так и с тем антропологическим и культурным изумлением, которое евреи вызывали у русских администраторов. По словам могилевского губернатора Михаила Васильевича Каховского (1773 год), «евреи – народ хотя и трезвый, но ленивый, обманчивый, сонливый, суеверный, к нечистоте приобвыклый, в домостроительстве неискусный». Г.Р. Державин пытается дать более пространную и взвешенную оценку положительных и отрицательных качеств евреев:
«Жиды умны, проницательны, догадливы, проворны, учтивы, услужливы, трезвы, воздержаны, не сластолюбивы, и прочее; но, с другой стороны, неопрятны, вонючи, праздны, ленивы, хитры, любостяжательны, пронырливы, коварны, злы и тому подобное». В этом описании Державина несомненные способности и достоинства евреев потенциально опасны для окружающего христианского населения.
<Таким образом> уже в конце XVIII – начале XIX века <т. е. к моменту появления на свет И.С. Тургенева (sic!) – М.У.> евреи были определены как особая, не подчиняющаяся общим нормам и правилам поведения и в конечном итоге «вредная» группа населения. «Еврейский фанатизм» и «еврейская эксплуатация» прочно вошли в бюрократический лексикон. Принятое в 1804 году «Положение о евреях» определяло двоякую задачу властей по отношению к ним: «исправить» самих евреев (в частности, превратив их в землепашцев) и оградить их соседей от последствий еврейского «паразитического» образа жизни.
Культурная инаковость евреев была законодательно отмечена властями печатью отсталости и варварства. Об этом, в частности, свидетельствует закрепление за ними статуса инородцев в 1835 году (во втором «Положении о евреях»). Евреи были единственной проживавшей на Западе империи этнической группой, получившей такой статус. На первый взгляд, общим с другими инородцами («восточными», в основном кочевыми) у евреев было только то, что они исповедовали нехристианскую религию. В то же время с юридической точки зрения статус инородца определялся скорее не религиозными или этническими отличиями от «коренных жителей», а различиями в укладе жизни (при понимании, что инородцы находятся на более низкой ступени развития).
На рубеже 50–60-х годов XIX века русское общество вступило в эру инициированных самодержавием реформ, целью которых была быстрая экономическая и общественная модернизация страны. Правительственная политика по отношению к евреям при Александре II [АЛЕКСАНДР II], [ЯКОВЛЕВ А.И.] <…> ставила своей целью «слияние этой нации с коренным населением, поскольку моральное состояние евреев позволит это». Теперь цель «слияния» должна была быть достигнута «выборочной интеграцией» (выражение Б. Натанса [НАТАНС]) отдельных категорий еврейского населения с русским обществом. Правительственные меры в отношении евреев (разрешение отдельным их категориям, более готовым к интеграции, покидать черту оседлости, предоставление получившим образование евреям равных с христианами возможностей) можно рассматривать как часть Великих реформ, которые были связаны с ними идейно и персонально – фигурами проводивших реформы бюрократов и чиновников.
В результате процессов модернизации и принятых правительством шагов евреи «внезапно» появились на авансцене русской жизни – и как численно заметная группа, и как влиятельная часть экономической и интеллектуальной элиты. За сорок лет (1859–1897) число евреев в губерниях европейской России за пределами черты оседлости увеличилось в 10 раз (с 11 900 до 128 000). Эти данные не включают евреев Прибалтики (более 80 тыс.) и «незаконно» проживающих евреев – по оценке, только в Санкт-Петербурге в конце XIX века проживало около 70 тыс. евреев. Если в 1865 году евреи составляли 3 % всех учащихся гимназий, то через пятнадцать лет – 12 % (и более трети – в черте оседлости). Еврейская «плутократия», владеющая банками и строящая железные дороги, стала неотъемлемой частью экономической жизни страны.
Религиозное определение еврея как человека, исповедующего иудаизм, по-прежнему оставалось для правительства основным и в эпоху реформ. Еврей, перешедший в христианство, немедленно переставал рассматриваться законом как еврей, и накладываемые на евреев ограничения его уже не касались. Это не означало, однако, что он воспринимался обществом как «свой», причем власти также неохотно разрешали евреям менять фамилии на «нееврейские» [ГОЛЬДИН (II). С. 342–347, 349, 352–353].
<…> Фактически правительство Александра II выполнило необходимые условия для обеспечения капиталистических реформ в России применительно к еврейскому населению: были сняты практически все ограничения на купцов 1 гильдии, были даны все возможности для получения евреями престижного образования и престижных профессий, что от