Я в значительной степени обязан этим своим успехом Виардо, которая как певица и актриса поднялась до такой трагической высоты, которую я до сих пор никогда не видел на театральной сцене [MEYERBEER. S. 486–487].
Вагнер также был обрадован смертью дружившего с Виардо Мендельсона в 1847 году. По его мнению, огромная популярность консервативного стиля этого очень популярного во всей Европе композитора ограничивала потенциал немецкой музыки.
Порвав, как утверждают некоторые биографы Полины Виардо, личные отношения с Вагнером, она, однако же, оставалась горячей поклонницей его музыки. О чем, в частности, можно судить из ее письма к Ивану Тургеневу от 4 (16) февраля 1869 г. (Веймар):
Решительно, да, решительно Вагнер – единственный композитор, творчество которого имеет для меня интерес. О, не буду отпираться, я вагнерианка до кончиков ногтей, мой бедный друг! чувствую, что неодолимо качусь по этой наклонной плоскости[438].
Последнее замечание, шутливо-извинительного характера, явно связано с неприязненным отношением Тургенева к Вагнеру, чьи оперы он не раз слушал, но не любил [И.С.Т.-ВВСОВ. Т. 2. С. 178]. По свидетельству Леонида Майкова Тургенев говорил:
<…> я <…> не то что не понимаю, но совершенно не люблю музыку Вагнера… Вечные диссонансы Вагнера на меня производят, с первого же их звука, самое неприятное впечатление[439].
Существует и другие аналогичного рода воспоминания современников на сей счет, а также свидетельства, что Тургенев читал публицистические работы Вагнера. Все они, вкупе с его саркастически-уничижительными высказываниями в адрес «сумрачного немецкого гения» в письмах Людвигу Пичу [ТУР-ПСП. Т. 9. С. 79 и Т. 13. Кн. 2. С. 255–256], демонстрируют явно неприязненное отношение русского писателя к личности Вагнера. Подробнее об этом см. в [БОР-ЖАТ. С. 162–163]. Вместе с тем не имеется никаких доказательств, позволяющих утверждать, что тургеневское неприятие Вагнера было, в частности, связано с декларативным антисемитизмом композитора.
Здесь нельзя еще раз не акцентировать внимание читателя на влияние, которое оказывала на Тургенева модная в ту эпоху концепция доминирования «биологизма» в историко-социальной сфере, подразумевающая, в частности, наличие «кровной», биологической природы в сфере национального единства. Имеется в виду увлечение писателя
разного рода «предгенетическими» теориями, распространившимися в Европе уже в первую треть XIX в. [FALK]. Нельзя не учитывать и распространение расовых теорий во Франции в середине (книга Ж. де Гобино) и второй половине XIX в. (подробнее об этом [ТАГИЕФФ]). С середины 1870-х гг. происходит сближение Тургенева с Ренаном – сторонником теории расы, делавшим акцент на культурно-психологических различиях народов. О расовой принадлежности самого Тургенева Ренан скажет позднее в Прощальном слове на смерть писателя [ЗВИГ. С. 297–335 и 322–326].
Представление об определяющей роли наследственности предельно обнажается в наброске незавершенной «Новой повести», задуманной Тургеневым во второй половине 1870-х гг. Согласно замыслу, повесть должна была быть чрезвычайно насыщена различными этническими и даже расовыми типажами. В наброске присутствуют и французы, и итальянцы, и малоросс, и онемеченный еврей, и негритянка и т. д. Но наиболее примечательна работа Тургенева над образом главной героини. Он рисует генеалогическое древо, состоящее из трех поколений, и в процентах высчитывает соотношение в ней русской, итальянской и французской крови <…>.
Расчеты Тургенева свидетельствуют о том, что «кровь» для него – не просто метонимия национального происхождения, а биологическая субстанция, в которой зашифрованы черты характера предков. На формирование этой концепции у писателя повлияло развитие естественных наук и распространение различных околонаучных гипотез в середине – второй половине XIX в. Обнародование теории Дарвина в 1859 г. вызвало новый виток общего интереса к теме наследственности, повлияв, в том числе, и на Тургенева и на его представления о человеке и об устройстве биологического мира в целом.
Тема психологических и морфологических изменений личности под воздействием окружающей среды была развита Тургеневым в статье «Александр III». Статья, анонимно опубликованная в первые дни нового царствования, предназначалась для разных российских и западноевропейских политических групп и была рассчитана на то, что с ней ознакомится сам император. Учитывая своих потенциальных адресатов, Тургенев дает одновременно и прогноз, и политическую программу дальнейших действий нового царя. Он не сомневается в том, что Александр III – противник конституции, но предполагает (= призывает), что его царствование будет отмечено множеством либеральных реформ, касающихся, в первую очередь, крестьян. Характерным образом на протяжении всей статьи Тургенев мотивирует предполагаемые будущие действия Александра свойствами его «природы», отказаться от которых царя могут заставить лишь экстренные обстоятельства. Эта «природа» – подчеркнуто «русская», несмотря на немецкие корни императора:
«…он русский и только русский. Он представляет даже замечательный пример влияния среды согласно теории Дарвина: в его жилах течет едва несколько капель русской крови и, однако, он до того слился с этим народом, что всё в нем – язык, привычки, манеры, даже самая физиономия отмечены отличительными чертами расы. Где бы его ни увидели, везде назвали бы его родину» [ТУР-ПСС. Т. 10. С. 286–287].
Очевидно, что «среда» здесь оказывается сильнее «крови», но биологический фактор тем не менее выдвигается на передний план: в «расе» зашифрована национальная характерология.
Биологически писатель обосновывал и необходимость дальнейшего развития государства по западноевропейской модели, указывая не только на язык и культуру, но и на «кровь», общие у русских с остальными европейцами:
«Русские – той же расы, что и все остальные европейские народы, их образование и цивилизация аналогичны, их нужды тождественны, их язык подчинен правилам той же грамматики, – так почему бы политической жизни русского народа не укрепиться на тех же конституционных основах, как и у ее соседей?» [ТУР-ПСС. Т. 10. С. 292].
Отсутствие противоречия между русской и европейской «расами» раскрывает еще одну особенность тургеневской концепции, которая не проводила черту между «русским» и «европейским», а, напротив, позволяла вписать русский характер в общечеловеческий контекст [ФОМИНА. С. 26–28].
В связи со всем вышесказанным примечательно, что Тургенев никогда и нигде не аттестует евреев как особую – чуждую европейцам расу, хотя, как отмечалось выше, эта концепция муссировалась антисемитами всех мастей и в первую очередь Рихардом Вагнером – человеком из круга общения семейства Виардо.
Личные отношения Тургенева и супругов Виардо и по сей день являются сюжетом многочисленных произведений документальной прозы, – см., например, [ЗАЙЦЕВ], [БАРБЬЕ], [БЕРГМАН], [МОЛЕВА], [ПЕРВУШИНА], [ЧАЙКОВСКАЯ], [KENDALL-DAVIS], [SEMENOFF] и др. Из этих книг вкупе с научными исследованиями можно составить достаточно четкое представление о семье Виардо, где почти половину жизни удовлетворялся скромным местом «на краю чужого гнезда» Иван Тургенев. В контексте нашего повествования особо отметим, что в доме супругов, как и в салоне мадам Виардо-Гарсиа, царила атмосфера межэтнической терпимости и взаимного уважения.
Двигаться, идти вперед, не замыкаться в границах обыденности и не бояться приключений <…> – этим принципам будет подчинена жизнь Полины и Луи Виардо, которые вместе «исколесят немало стран» и дом которых в Париже на улице Дуэ станет центром притяжения для музыкальной и литературной европейской элиты, безотносительно национальности и гражданства. Так же поверх границ протекала жизнь тесно связанного с семьей Виардо Ивана Тургенева, в скромную парижскую квартиру которого, по свидетельству мемуаристки, «как мусульмане в Мекку, стекались знаменитости всех национальностей», включая «бесчисленное множество соотечественников и соотечественниц всякого состояния, настроения, направления» [РЕБЕЛЬ Г. (IV). С. 223].
Описывая знаменитые музыкально-драматические представления, что давали на курорте в Баден-Бадене Полина Виардо и Иван Тургенев, Людвиг Пич особо подчеркивал, что
в эпоху обостряющегося в европейских странах национализма творческое содружество Тургенева и П. Виардо в Баден-Бадене служит примером того, как в стремлении к «прекрасной и чисто человеческой культуре» через воздействие искусства можно стать выше узких и односторонних национальных интересов. Здесь уместно привести выдержку из другой статьи Пича, озаглавленной «Возвращение домой окольными дорогами», которая появилась несколько ранее публикуемой нами статьи. Уже в ней, рассказывая о любительских спектаклях на вилле Тургенева, Пич рассматривает эту деятельность с точки зрения высокого гуманистического идеала: «Французская оперетта, либретто которой, написанное русским, положила на музыку испанка со всей теплотой чисто “немецкой” задушевности и которую исполняют французские, испанские, итальянские, бельгийские и немецкие артистки и любители на немецкой земле, принадлежащей русскому владельцу, да притом перед публикой, в которой смешаны все страны, хотя в основном это немецкая публика – можно ли за пределами этой долины найти такое же “concours international” <“международное содружество” – фр.>, сложившееся во имя чистого культа искусства и красоты, ради осуществления идеи об идеальном, подлинно человеческом непринужденном общении?!» [С-ТУР-во-ФРАН. С.505].
Пресловутая «еврейская тема» в такой обстановке «подлинно человеческого непринужденного общения» не звучала и уж тем более не муссировалась. Как можно судить по комментариям к «Игре в портреты», которой «Тургенев, семья Виа