Этот господин вхож за кулисы всех парижских театров. Рантье – еврей, полугорбатый. Носит парик – у него искусственная челюсть (от которой дурно пахнет) – из кожи лезет, чтобы казаться молодым человеком. Очень мал ростом – в оперу приезжает к балету – порхает по ложам бенуара – холост – надушен – хитер и эгоист, скуп на все, кроме женщин – речь очень манерная, картавит. Одет безупречно, щурится, чтобы придать взору томность, – очень циничен с мужчинами – фальшив – хвастливый лгун – трус, фланёр, мелочен и интриган (П. Виардо).
Лист 29: Натура странная, прихотливая и взбалмошная. Он еще молод, и характер его пока не установился, может стать религиозным фанатиком – и тогда его губы, теперь такие мягкие, приобретут сухое и жесткое выражение. В нем живут зародыши больших страстей; он упорен, пытлив, и тем не менее его легко увлечь. Верхняя часть головы у него очень широка, а нижняя узка, зубы мелкие и голос неприятный. Любит только все серьезное. Мало симпатичен, сам стеснителен и у других вызывает стеснение. Он прилежен и легко все схватывает, но еще легче составляет себе предвзятые мнения. Женщина, которая его полюбит, будет несчастна. Из ревности он способен убить женщину. Подобные натуры иной раз кончают с собой (И. Тургенев).
Еврей – человек искусства, сумрачный, честолюбивый, слабохарактерный, считает себя гением, но не может понять, почему то, что он делает, лучше не получается. Хотел бы быть композитором. Не лишен чувства прекрасного. Натура слишком созерцательная, слишком мечтательная, чтобы творить. Человек болезненный, его часто лихорадит. Безумно влюбится в первую ж е встречную бой-бабу, именно потому, что она обладает той энергией, которой не хватает ему. У него очень мягкий характер, он доверчив до чрезвычайности, добр, умен, но беспечен; способен на большую преданность. В вопросах религии очень фанатичен (П. Виардо)…
Лист 88, С. 513: Мелкий маклер или биржевой заяц, из евреев еврей. Мелочен, грязен, в нем что-то от козла – но не плут и не злой. В общем, человек очень незначительный (И. Тургенев).
Настоящий еврейский козел. Фамилия его должна оканчиваться на «сон», что-нибудь вроде Иогансон. Торговец мануфактурой во Франкфурте. Горе тому носу, который окажется на уровне его пасти. Фу, фу, фу! (П. Виардо) [МАЗОН-ДУБ. С. 457, 462–463, 470–471, 472–473, 513].
При всей в целом нейтральности еврейских характеристик их авторы подчеркивают в них свою антипатию к еврейским финансистам. В такого рода тенденциозности они явно подпадают под антисемитскую волну. Дело в том, что ХIХ веке истерия по поводу могущества еврейского банковского капитала, в первую очередь – дома Ротшильдов, являлась непременной составляющей антисемитской риторики в публичном дискурсе. Не только «левые» – социалисты, фурьеристы, анархисты, но и правые – клерикалы, националисты, аристократы и иже с ними, с пеной у рта поносили еврейский капитал[442], одновременно и с большой выгодой для себя – как в нашем случае Герцен и Тургенев, прибегая к его услугам.
Тургенев и Виардо оценивают евреев, принадлежащих к финансовой сфере, как людей морально и физически неопрятных. Они наделяются всевозможными пороками и неприятными физиологическими особенностями: дурным запахом, вставной челюстью, горбом, «противными ногами в шишках» и т. д.
Нужно сказать, что характеристика негативных героев через «низкую» физиологическую деталь – частый прием в этой игре. В комментариях к портретам подчеркивается, что люди, в той или иной мере облеченные властью, громко сморкаются, «глядя при этом собеседнику в глаза»; плебеи, не блистающие никакими талантами – покрыты липким потом, грязны. Запах исходит от обывателей, бродяг, старых солдат и т. д. Все отталкивающие физические подробности еврейских банкиров и торговцев, в интерпретации Тургенева и Виардо, связаны с выдвижением на первый план любви к деньгам и удовольствиям. К этим персонажам игроки не испытывают никакого сочувствия, практически обязательного для публичных высказываний на еврейскую тему. [ФОМИНА. С. 105–106].
Великой певице и интеллектуалке Виардо можно также поставить на вид, что характеристика «еврейский козел» звучит в ее устах явно ксенофобски, и особенно – в сравнении с определением Тургенева: «в нем что-то от козла – но не плут и не злой». Вызывает законное удивление, что среди еврейских «портретов» нет ни одного образа врача. Тургенев, несмотря на богатырское телосложение, крепким здоровьем не отличался и, судя по эпистолярию и воспоминаниям современников, часто прихварывал – то простуда, то подагра… Естественно, что это заставляло его часто прибегать к услугам эскулапов, среди которых традиционно было много евреев. Среди них можно выделить, например, профессор бальнеологии Иосифа Зеегена (Seegen; 1822–1904), лечившего Тургенева в Карлсбаде. В его доме Тургенев встречался со многими представителями немецкой культуры. Кстати говоря, особняк в Бужевиле с изящной колоннадой, английским садом и парком Иван Тургенев приобрел в 1874 г. у члена Медицинской академии, доктора Пьера Саломона Сегала [ЗВИГ. С. 17]. Здесь, по соседству с белоснежным каменным зданием особняка он построил двухэтажное шале «Ясени», в котором будет жить большую часть года вплоть до своей кончины 3 сентября 1883 г. Из русских врачей еврейского происхождения Тургенев был близко знаком с профессором Львом Бертенсоном, который пользовался в конце XIX века большой известностью и популярностью в России[443], и Максимом Коцыным, будущим профессором-гигиенистов. Последний, будучи еще студентом, лечил крестьян в Спасском-Лутовиново, см. об этом в [РЕБЕЛЬ Г. (V). С. 41–43].
Не встречаются среди еврейских образов также и политики, коих в числе знакомых Тургенева было немало: Кремье, Оппенгейм или же Лассаль, например (см. Гл. VII).
В заключение этой главы остановимся на самом «щепетильном» моменте тургеневской биографии, касающемся «еврейского вопроса» – отказ писателя от выступления в печати с осуждением еврейских погромов 1881–1882 годов.
После убийства народовольцами 1 марта 1881 года царя-освободителя Александра II и восшествия на престол его сына императора Александра III на юге и юго-востоке Малороссии – в Подольской, Одесской, Херсонской, Черниговской, и Полтавской губерниях поднялась стихийная волна еврейских погромов.
Убийство 1 марта 1881 вызвало всенародное смятение умов, – пишет А. Солженицын. – Для простонародных, и особенно крестьянских, масс – как бы зашатались основы жизни. Опять же, как рассчитывали народовольцы, это не могло не отозваться каким-то взрывом. И – отозвалось. Но непредсказуемо: еврейскими погромами [СОЛЖЕНИЦЫН. С. 185].
Беспорядки начались 15 апреля в Елизаветграде, затем перекинулись на Киев, Киевскую губернию, Одессу и другие южные города Новороссии. Весной 1882 года погромы возобновились, самый страшный из них произошел в Балте. Погромы прошли в 166 населенных пунктах Российской империи. Тысячи еврейских домов были разрушены, многие еврейские семьи лишились имущества, большое число людей было ранено, а некоторые были убиты.
Погромы 1881–82 гг. разразились на фоне нестабильной политической ситуации, сложившейся в России после убийства Александра II народовольцами (1 марта 1881 г.). Неравноправие еврейского населения, застарелый антисемитизм и недовольство православного городского населения экономической конкуренцией со стороны евреев способствовали в этой ситуации широкому распространению слухов о том, что царь был убит евреями и что в связи с этим власти отдали негласный приказ повсеместно устраивать погромы. Пассивность местной администрации, войск и полиции во время погромов убеждала население в правдивости этих слухов. Во многих деревнях Черниговской губернии крестьяне были уверены, что сам царь приказал громить евреев, и потребовали от местного начальства письменного удостоверения, что они не будут отвечать перед высшей властью за исполнение этой «повинности», причем такое удостоверение было им выдано. В некоторых деревнях священники с трудом убедили крестьян, что «приказа бить жидов не было». Есть многочисленные доказательства того, что организаторами большинства погромов были приехавшие из других городов шайки деклассированных элементов (так называемая босоногая команда) под руководством неизвестных лиц, у которых были списки всех помещений, принадлежавших евреям (например, в Елисаветграде погромщиков возглавлял статский советник, прямо заявивший полицмейстеру, что погром должен затронуть лишь евреев). Власти действовали в тесном контакте с приехавшими, еврейскую самооборону разоружали, погром прекращали, как правило, только на третий день. Созданная в 1883 г. Верховная комиссия по пересмотру законов о евреях отмечала, что в тех районах страны, где местные власти решительно выступили против погромов, их не было, например, в Северо-Западном крае <…>. Представители властей весной и летом 1881 г. утверждали, что погромы – дело рук анархистов (об этом заявил и Александр III на встрече с еврейской депутацией). Но вскоре в высших правительственных кругах стали доказывать, что причина погромов – некоторые виды экономической деятельности евреев, которые «имеют вредное влияние на быт коренного населения». Появился тезис о «еврейской эксплуатации» как о главной причине погромов. Основным его сторонником был граф Н. Игнатьев, министр внутренних дел с мая 1881 г. по май 1882 г. Для прекращения «еврейской эксплуатации» были изданы «Временные правила» (май 1882 г.), запрещавшие евреям селиться в сельской местности и вводившие для них другие ограничения.
Немалую роль в разжигании юдофобских настроений сыграли статьи на страницах русской печати – в правом «Новом времени» А. Суворина, в славянофильской «Руси» И. Аксакова, а также в ряде газет и журналов левого направления. Погромы приветствовали и революционные организации «Народная воля» и «Черный передел», которые утверждали, что погромы носят справедливый характер, так как направлены против эксплуататоров трудящегося населения. Подпольная газета «Народная воля» (1881, № 6) в статье, посвященной погромам, писала: «Мы обязаны выражать общую формулу всех сил, справедливо недовольных и активно протестующих, и сознательно направлять