Жили они вместе с Фетиской с 1851 по 1853 год. Однако через год совместной жизни писатель пресытился и заскучал. Уже в начале 1852 года он пишет о Феоктисте своему приятелю: «Скука такая же, как и в Москве. Увы! против скуки не помогает даже безнравственность. Начинает надоедать она мне сильно – но делать нечего». Конечно, добрая и простая Феоктиста, удовлетворяя физическую страсть писателя, не могла удовлетворить его высокие духовные потребности. В конце концов возникли естественные последствия этой любовной связи – Феоктиста забеременела и появилось на свет «прелестное дитя», о чем свидетельствовал знакомый Тургенева Н.В. Берг. Тургенев решил срочно устраниться и от Феоктисты избавиться, то есть, по обычаю того времени, пристроил ее замуж.
Много позднее, в 1865 году, Тургенев писал из Спасского поверенному в своих делах Маслову: «У меня в 1851‐м, 2‐м и 3‐м годах в Петербурге и здесь жила девушка, по имени Феоктиста, с которой я имел связь… Я в последствии времени помог ей выйти замуж за маленького чиновника морского министерства – и она теперь благоденствует в Петербурге. Отъезжая от меня в 53‐м году, она была беременна, и у ней в Москве родился сын Иван, которого она отдала в воспитательный дом. Я имею достаточные причины предполагать, что этот сын не от меня, однако с уверенностью ручаться за это не могу. Он, пожалуй, может быть мое произведение. Сын этот, по имени Иван, попал в деревню к мужику, которому был отдан на прокормление. Если этот Иван жив и отыщется, – то я бы готов был поместить его в ремесленную школу – и платить за него…» Ко времени написания этого письма Ивану должно было бы быть 12 лет. Неизвестно, что ответил ему Маслов, разыскал ли он сына Феоктисты и Тургенева, здесь для нас его следы теряются…
Заключение
Постараемся отвлечься от мелких деталей, чтобы понять главное в жизни и характере великого русского писателя Тургенева. Ведь сам Тургенев писал: «К живописи применяется то же, что и к литературе, – ко всякому искусству: кто все детали передает – пропал; надо уметь схватывать одни характеристические детали. В этом одном и состоит талант и даже то что называется творчеством» (Полонскому, 10 сентября 1882 года).
Жизнь Тургенева была действительно необычайно богата событиями, переменой мест обитания, встречами, расставаниями, сильными переживаниями, большой любовью и гениальным творчеством. Однако надо признать, что жил он как перекати-поле, оторвался от родных корней, перебрался жить в Европу и примостился на краешке семейного гнездо французской певицы Виардо. Здесь он благоденствовал, чувствовал себя приятно и комфортно, по собственному выражению, «резвился как форель в ручье». Конечно, за эту приятную жизнь во французской семье надо было платить, и он с лихвой оплачивал свое пребывание во Франции, пользуясь своими доходами от русских имений и распродавая унаследованные от матери земли, леса и дома. Иногда деньги нужны были срочно, и тогда приходилось одалживать деньги в издательствах, с оправданием: «Париж не Петербург: там люди только деньгами и живут».
Вот кусочек из письма, написанного В. Боткиным в 1856 году, который дает ключ к пониманию характера писателя: «Отзыв твой о Тургеневе мне усладил душу. Может ли быть он не добрым и не отличным человеком! Да, легкомыслен, ребенок, барич, – сколько хочешь, – но спустись поглубже – фонд удивительный…» То есть и в 28 лет вел себя Тургенев как добрый, но легкомысленный, избалованный ребенок, однако, несмотря на это, окружающие его любили и готовы были все ему простить. Ведь, по свидетельству современников, нечеловеческое у него было обаяние: «За улыбку этих маленьких светлых подслеповатых глаз женщины обожали его, как мужчину, мужчины, – почти как женщину».
Об этом с недоумением и горечью писал Льву Толстому А. Фет: «Тургенев вернулся в Париж, вероятно, с деньгами брата и облагодетельствовав Россию, то есть пустив по миру своих крестьян… порубив леса, вспахав землю, разорив строения и размотав до шерстинки скотину. Этот любит Россию. Другой роет в безводной степи колодец, сажает лес, сохраняет леса и сады, разводит высокие породы животных и растений, даёт народу заработки – этот не любит России и враг прогресса».
Афанасий Фет, превосходный поэт, оставивший после себя множество прекрасных вдохновенных строк: «Шепот, робкое дыхание…», «На заре ты ее не буди…», «Я пришел к тебе с приветом…» и др., вышел в отставку с военной службы в чине гвардейского штабс-ротмистра, женился и купил заброшенную усадьбу. Из полуразрушенного дома под соломенной крышей, который издевательски высмеивал Тургенев («Плоский блин, на блине – шиш, вместо природы – одно пространство»), труженик Фет создал образцовое имение. Он выращивал зерновые культуры, проектировал конный завод, держал коров, овец, птицу, разводил пчел, рыбу. Показатели урожаев с его полей поднимали статистику губернии, а яблочную пастилу Фета доставляли прямо к императорскому двору. Он был избран мировым судьей и в течение 11 лет переизбирался на этот пост. А Тургенев, который в 1840‐х годах служил коллежским секретарем в ведомстве В. Даля по выработке положений для отмены крепостного права, несмотря на «аннибалову клятву», тяготился своей службой и уже через полтора года уволился, чтобы отправиться в Европу вслед за Виардо.
Силу тургеневского обаяния испытывали и издатели, со многими из которых у Тургенева сложились приятельские отношения. В то время как бедный Достоевский получал 150 рублей за печатный лист, богатый Тургенев получал по 400, а то и 500 рублей. Объяснялось это, по-видимому, не только дружбой Тургенева со издателями, но и тем, что нуждавшийся в деньгах Достоевский, как правило, составлял договор на еще ненаписанные произведения и получал деньги авансом, в то время как состоятельный барин Тургенев имел возможность работать над своими произведениями без спешки и продавал уже готовые сочинения за хорошую цену.
По мнению современников, душевная мягкость и доброта составляла основу личности Тургенева, однако эти прекрасные свойства часто проявлялись в отсутствии твердости позиций и убеждений, то есть слабости характера. Д.В. Григорович даже писал: «Недостаток воли в характере Тургенева и его мягкость вошли почти в поговорку между литераторами».
Погружаясь в жизнь писателя, действительно замечаешь свойственные ему нерешительность, двойственность, противоречивость поступков, отсутствие чёткости гражданской позиции. Тургенев говорит о величии русского языка и ратует за необходимость образования для крестьянских детей и в то же время закрывает единственную школу в Спасском, чтобы сэкономить на зарплате учителям, потому что ему нужны деньги на приданое дочерям Виардо. После смерти Гоголя он демонстративно надевает траур, резко осуждает равнодушие светских знакомых и публикует некролог «Гоголь умер…», подчеркивающий заслуги писателя перед Россией. Однако, оказавшись под арестом за опубликование этой статьи, он тут же падает духом и в письме цесаревичу просит смилостивиться и смягчить его наказание. Во время французской революции он бегает по Парижу в качестве любопытствующего наблюдателя, в то время как друг его М. Бакунин сражается на баррикадах. Он ссорится с Добролюбовым, обзывает его очковой змеей и изображает в образе циничного нигилиста Базарова, но когда сталкивается с резкой критикой революционной молодежи, то отступает и начинает уверять, что это был единственный положительный герой «Отцов и детей». Писатель переметнулся в «Отечественные записки», напечатал там главные свои произведения, но, заметив, что консервативные взгляды редактора не пользуются поддержкой у молодежи, порвал с ним. Он – умеренный либерал, который выступал за постепенные преобразования и против всякого насилия, втайне ссужал деньгами крупных революционеров и террористов Бакунина, Лаврова, Лопатина и поддерживал материально их издания все с той же целью, чтобы завоевать симпатии революционной молодежи. Он – непревзойденный певец русской природы и светлой тургеневской девушки, говорящий о любви к Родине, и в то же время две трети своей жизни прожил за границей. Любовь для него была самым высоким и прекрасным чувством, он говорил, что даже не был способен творить, не будучи влюбленным, а увлекшись очередной красавицей и влюбив ее в себя, через некоторое время пропадал, растворялся, боясь взять на себя ответственность за женщину и за семью. Он обещал, что его дочь Пелагея никогда не узнает нищеты, но завещал всю свою недвижимость и доходы от издания произведений богатой Виардо, а дочь с внуками оставил ни с чем. И таких примеров из жизни Тургенева можно привести великое множество.
Его взгляды часто зависели от эмоционального, душевного настроя: в самый счастливый период жизни в немецком Баден-Бадене он выступает в романе «Дым» с резкой критикой варварской России, которой якобы надо всему учиться у Запада, и даже заявляет Достоевскому, что считает себя не русским, а немцем. А в другие, менее счастливые периоды жизни за границей пишет своим корреспондентам: «Нет счастья вне семьи – и вне родины: каждый сиди на своём гнезде и пускай корни в родную землю». А уж в 1870‐х годах, когда болезни начинают одолевать и творческий потенциал ослабевать, поучает русских эмигрантов: «Будет вам шататься за границей, поезжайте в Россию. Здесь вы только истреплетесь и изверитесь… Поезжайте; вы еще недостаточны стары, чтобы вполне оценить разрушительное действие жизни вне родственной среды, вне общественных связей и обязанностей, без определенной цели и деятельности. Я лучше вас был приспособлен к жизни за границей, да и то, в сущности, прозябаю и все чего-то жду… и не дождусь уж теперь».
Вспоминается его яростный спор с Львом Толстым, который еще в 1850‐х годах отрицал наличие у Тургенева и его приятелей настоящих убеждений, а замечал лишь ненужную, затемняющую суть вещей риторику и фразу. И с возмущением говорил: «Я не могу признать, чтобы высказанное вами было вашими убеждениями. Я стою с кинжалом и саблею в дверях и говорю: «Пока я жив, никто сюда не войдет!» Вот это убеждение. А вы друг от друга стараетесь скрыть сущность ваших мыслей и называете это убеждением».