од ради сбыта своего уже товара; без литературных знакомств, которые преимущественно они доставляли Ивану Сергеевичу, переводы его произведений покупались бы издателями менее охотно, шли бы туго и популярность Тургенева во Франции не достигла бы приобретенных ею размеров. Французская публика чаще всего уклоняется от чтения иностранных писателей, тогда уклонялась и от русских, не украшенных еще модою. Чтобы приманить ее, познакомить, приучить и приручить, чтобы сделать для нее привлекательным новое литературное имя хотя бы первоклассного автора, нужно было дружное содействие издателей и критиков, недостижимое без такого практика, как г-н Виардо, посвященного во все приемы, во все ficelles (тонкости (фр.) парижской моды еще со времени своего управления труппою певцов Итальянской оперы в 1837–1840 годах…
Тургенев все больше сближался с европейскими писателями, что в какой-то мере возместило горечь от порванных связей с русскими писателями – Л. Толстым, И. Гончаровым, Н. Некрасовым. Первым в этом ряду стал Густав Флобер, с которым Тургенев познакомился 23 февраля 1863 года на одном из знаменитых обедов у Маньи в Париже. Флобер был в восхищении от мастерства Тургенева: «Меня восхищает ваша манера повествования, одновременно пылкая и сдержанная, ваше сочувствие к людям, которое распространяется и на малых сих и одухотворяет пейзаж… Как велико ваше искусство! Какое сочетание растроганности, иронии, наблюдательности и колорита! И как все это связано!.. Оставаясь самобытным, ваше творчество вместе с тем общезначимо. Сколько я нашел у вас перечувствованного и пережитого мною самим!» (4 марта 1863 года).
Флоберу нравилось тургеневское свойство «быть правдивым без банальности, чувствительным без жеманства, комичным без всякой пошлости». Он оценил искусство автора в изображении женских характеров: «Они идеальны и реальны в одно и то же время. Они обладают притягательной силой и окружены сиянием». Тургенев пригласил Флобера навестить его в Париже, и на эту встречу явилась также мадам Виардо. Естественно, на нее произвела огромное впечатление высокая оценка творчества Тургенева со стороны такого литературного мэтра, каким считался во Франции Г. Флобер. Это еще раз убедило ее в том, что таким знаменитым поклонником пренебрегать не следует.
И.Я. Павловский писал в своих воспоминаниях: «Из французских современных писателей Иван Сергеевич питал искреннюю и глубокую любовь только к Флоберу. «С нами, – говорил мне Золя, – он не мог сходиться близко, нас разделяли возраст, вкусы, привычки. Мы все его очень уважали, он нас также любил, но дружбы, близости в отношениях между нами не было. У меня от него есть всего два-три письма, которые имеют общий интерес… Между тем с Флобером он переписывался почти непрерывно в течение 15 лет. Флобер говорил мне, что эти письма имеют большой интерес».
В своих письмах Флобер признавался: «С давних нор Вы являетесь для меня учителем…» Флобер сравнивал автора «Записок охотника» с Сервантесом, он был восхищен благородством его таланта, тонкостью и точностью его психологических наблюдений. Тургенев в восприятии Флобера – один из самых гармоничных современных художников. «Во всем особенный, Вы умеете быть всеобщим», – писал он Тургеневу 16 марта 1863 года. Как утверждает один из современников, Флобер говорил, что Тургенев «понятнее» для него, «чем граф Лев Толстой и Достоевский», ибо он «и в переводе сохраняет всю свою самобытность». Тургенев в глазах Флобера – художник в самом высоком и единственном смысле. «Я не вижу больше никого, кто бы так понимал искусство и поэзию…» – пишет он автору «Первой любви» и «Вешних вод», пленивших его. Французский романист восхищен образованностью Тургенева, обширностью его познаний. Флобер ищет и ждет встреч с Тургеневым: «Вы единственный человек, с которым я люблю беседовать»; «Общество моего дорогого Тургенева приносит благо моему сердцу, разуму, нервам…». Тургенев также особо выделял Флобера из среды современных европейских писателей. «Госпожа Бовари», по убеждению Тургенева, «бесспорно самое замечательное произведение новейшей французской школы».
Семейство Виардо планирует перебраться на постоянное место жительства в Баден-Баден, и с этой целью они все распродают, в том числе и часть коллекции картин Луи Виардо. Дом на улице Дуэ сдается в аренду. Для осуществления намеченных планов им необходим теперь Тургенев. Он им нужен как преданный друг и помощник, как неиссякаемый источник дохода, да и к тому же его знаменитое имя, присовокупленное к угасающей известности Полины Виардо, позволяет ей снова приподняться в общественном мнении. Тургенев планировал в мае 1863 года, как и в предыдущие годы, поехать в Россию, в Спасское, но все его благие намерения рассыпались в прах. Переписка с графиней Ламберт, да и с остальными старинными русскими друзьями становится все более редкой, Тургенев снова прочно привязан к Виардо, поглощен ее интересами, и ни на что другое ни сил, ни времени у него не остается.
Тургенев решает ехать с семейством Виардо в Баден-Баден. Он пишет покаянное письмо друзьям Фету и Борисову: «Я еду отсюда не в Россию, а в Баден, где теперь еще никого нет – и где я буду работать с остервенением в течение двух месяцев (я во всю зиму пальца об палец не ударил) – а в июле, если бог даст, прибуду в Спасское на тетеревей. Мое присутствие там необходимо – не столько, впрочем, для тетеревов, сколько для других соображений. Считаю излишним говорить вам, с какою радостью я вас обоих обниму».
Тургеневу неудобно перед своими друзьями, которые с нетерпением ждут его приезда в Россию, и он пишет более подробно о своих планах лишь Варваре Карташевской: «…Я не хочу выехать из Парижа, не давши знать Вам и П.В. Анненкову (которому лично не дерзаю писать, так мне перед ним совестно) о моих намерениях. Я через неделю поселяюсь на два месяца в Бадене (куда можете мне писать poste restante) и намерен посвятить это время усиленной работе, так как я до сих пор ничего не делал; между прочим, я непременно окончу и пошлю пресловутую статью о Пушкине – слышу отсюда, как при этих словах ядовито – и справедливо – смеется надо мною Анненков, – но это так; потом в июле месяце съезжу в Россию – а к осени опять вернусь в Баден». Переводчику своих произведений на немецкий язык Тургенев пишет еще более откровенно: «Я уезжаю в Баден-Баден, где пробуду до зимы. В Париж вернусь к октябрю месяцу…»
31. Переезд в Баден-Баден
24 апреля 1863 года Полина Виардо выступила в последний раз в опере Глюка «Орфей» и распрощалась с лирическим театром. Ее 24‐летняя оперная карьера на этом закончилась. Уже в конце апреля семья Виардо окончательно переселилась в недавно приобретенный дом в Баден-Бадене. Тургенев следует за ними и выезжает в Баден-Баден с дочерью и гувернанткой Иннис в субботу 2 мая. А 5 мая 1863 года писатель докладывает об этом в письме к брату Николаю: «Любезный брат, я третьего дня прибыл сюда, нашел здесь квартеру, куда уже переселился – вместе с моей дочерью и г-жой Иннис…» Он каждый день у Виардо, теперь уже в новом качестве, не просто как друг или поклонник, но как новоиспеченный член семьи.
Однако упорно работать, как намеревался Тургенев, в Бадене не получается, о чем он пишет публицисту Николаю Васильевичу Щербаню в Париж 2 июня 1863 года: «Я здесь полегоньку принялся за работу и теперь хоть немножко да пишу. Авось со временем пойдет шибче. – С нетерпением ожидаю результата избраний во Франции. Мне всё сдается, что без войны не обойдется». И в следующем письме тому же адресату: «Теперь я намерен деятельно приняться за мой большой роман». Тургенев имеет в виду роман «Дым». В это время именно с Щербанем ему легче всего общаться, это новый приятель, который ничего от него не ждет, а лишь исправно снабжает журналами и публикациями из России да по необходимости выполняет обязанности секретаря.
Старинным же друзьям своим (Анненкову, Фету, Борисову, Боткину, графине Ламберт) Тургенев пишет теперь много реже, ведь объяснить все с ним происходящее в этот период не так легко. К тому же многие друзья Тургенева осуждают его как гражданина и русского писателя за то, что он решил окончательно поселиться за границей. В ответ на негодующее письмо графини Ламберт Тургенев оправдывается: «Положа руку на сердце, я также не думаю, что живу за границей единственно из желания наслаждаться отелями и т. п. Обстоятельства до сих пор так сложились, что я в России могу проводить только 5 месяцев в году; а теперь и того хуже стало. Вы, я надеюсь, мне поверите, если я скажу Вам, что именно теперь я желал бы быть в России и видеть вблизи то, что в ней происходит и чему я глубоко сочувствую».
Ну как напишешь, что он перебирается на постоянное место жительства в Баден-Баден, а значит, теперь надолго отрывается от Спасского, от Петербурга и от самой России? Ну как рассказать о том, что он наконец обрел семью, о которой так долго мечтал? Ведь так можно и спугнуть эту птицу счастья, которая опустилась на его руки. Как объяснить, что теперь он уже не на краешке чужого гнезда, а наконец-то оказался в его центре и занял долгожданное место члена семейства? Ведь все это означает, что старинные связи неизбежно будут рваться и многими придется пожертвовать ради своей новой жизни. Баденская жизнь Ивану Сергеевичу пришлась очень по душе, по наблюдениям навещавших его друзей, а биографы даже считали, что это был самый счастливый период его жизни.
Полина Виардо была известна среди современников не только как одаренная певица, но и как женщина очень расчетливая и практичная, которая всегда грамотно умела отличать «мух от котлет». Она, несомненно, трезво оценивала сложившуюся ситуацию. Много у нее было поклонников – талантливых музыкантов, дирижеров и композиторов, но каждый из них со временем исчезал или же переходил с ее орбиты на свою собственную. Шарль Гуно женился, Ари Шеффер умер, пылкий Берлиоз быстро загорался и так же быстро остывал, и только Тургенев любил ее преданно на протяжении многих лет. Но ведь ей уже за сорок, и даже верный Тургенев может устать от одиночества и поддаться искушению построить семью с одной из толпы обожающих его женщин. А он ей теперь нужен как никогда, ведь прошли те времена, когда ей платили громадные гонорары за ее пение, да и муж состарился, исписался, и книги его уже никому не нужны. А семья большая, и привыкли жить они все на широкую ногу, вот и пригодился теперь преданный, добрый и, главное, щедрый, к тому же европейски знаменитый Иван Тургенев.