Первое открытие: журнал «Огонёк» существует в обоих мирах, моя тётушка – его постоянный и преданный читатель! Быстро пролистываю – это совершенно другой журнал, я разочарован: большая часть иллюстраций – чёрно-белая, политика-аналитика, непримиримая борьба неизвестных даже мне палестинцев против неведомых израильских оккупантов, стихи, беллетристика незнакомых авторов. Битва за урожай – это война кого с кем? На последних страницах – что-то вроде карикатур и уже разгаданная кем-то крестословица.
Тоска зелёная!
И тут мне попадается по-настоящему нечто уникальное. Между двух учебников я нахожу прямоугольную книжечку, у неё яркая глянцевая обложка, имеется и название – «Розогурк». По центру просверлена аккуратная дырка, а сама книжка оказывается музыкальным журналом. Листаю: свет над Россией, имя и дело Ленина будут жить вечно, американские песни протеста. Уже интересно! Внутри, кроме бумажных, обнаруживается полдюжины пластиковых страниц ярко-голубого цвета, с двумя скруглёнными углами и с той-же дыркой в центре. Гениально! это гибкие грампластинки! Музыка из параллельной Вселенной, на тридцать три оборота, даёшь рок-н-ролл! Листаю дальше, пространные рассказы про совершенно незнакомых личностей, песни чьего-то сопротивления, старинные романсы, какие-то самоцветы – причём тут минералогия, если журнал музыкальный? И тут, в самом конце, в рубрике «Эстрада планеты», натыкаюсь на заметку, напечатанную мелким шрифтом.
Прочитанное меня потрясает.
– Что случилось? – Пестиримус, который всё это время сидит рядом и внимательно за мной наблюдает, встревожен. – На тебе лица нет!
– В их мире. Beatles… – говорю я мгновенно севшим голосом. – …распались.
Запиваю новость стаканом воды. Поперхнувшись, долго кашляю. Отлегло. Надо-же…
Вот это да! – Битлы распались…
Оставьте меня все, я – расстроен, мне не до книг и Армагеддона: оказывается, есть вещи похуже конца света. Всё, буду слушать диски из голубого пластика, прихваченные из параллельного времени. Оказывается, это не так просто: книжечка с дыркой слишком толстая, а её поверхность неровная – головка звукоснимателя со скрипом съезжает к центру диска, а из колонок раздаётся пронзительный визг. Стоп, машина – мы пойдём другим путём! Беру ножницы и отрезаю диск от остальной части книги, для красоты обрезаю по периметру. Получается полноценная грампластинка. Ставлю.
То, что я слышу – полный отстой. Да, звучит чьё-то заунывное пение, только это – невнятная тарабарщина, словно кто-то говорит на малопонятном языке, это даже не иностранный язык, люди вообще так не разговаривают. Ставлю следующую пластинку. Раздаётся что-то вроде музыки, у неё есть ритм, кто-то даже пытается напевать – только слушать это невозможно. Может быть, я поставил диск не на те обороты? Останавливаю. Нет, всё верно, тридцать три и одна треть. Ставлю ещё одну пластинку – эффект тот же. Да, это музыка – слышна партия баса, ударные, соло на трубе – и тут до меня доходит.
Ну, конечно – музыка звучит задом наперед!
Если-уж книги вывернулись шиворотом на изнанку, то почему с грамзаписями не должно было случиться тоже самое? Пестиримус наблюдает на мои музыкальные эксперименты молча, однако в выражении его мордочки явно читается упрёк: мол, когда ты, бездельник, работой займёшься, у нас тут светопреставление вот-вот начнётся! Ладно-ладно, как потенциальный историк, я откладываю музыку на потом и начинаю с книг по специальности. Сажусь к зеркалу, судя по обложке – это учебник истории за четвёртый класс. Листаю. На картинке шестеро мужчин тащат спиленное дерево – всё ясно, расчищают московский кремль от внезапно выросшей там сибирской тайги. То, что я читаю дальше, кажется мне не детским учебником, а литературным сочинением сумасшедшего: «Союз Советских Социалистических республик – так называется наша родина. Почему первое в мире государство рабочих и крестьян получило такое название? До 1917 года все народы России были под властью царского правительства. После свержения власти царя, помещиков и капиталистов каждый народ стал управлять своей страной. Русские, украинцы белорусы, народы Закавказья создали свои собственные государства – республики. Во всех наших республиках власть от царя, помещиков и капиталистов перешла к рабочим и крестьянам. Для управления страной были созданы избранные народом Советы. В Советы трудовой народ выбирает лучших своих представителей. По имени Советов та власть, которую создали рабочие и крестьяне в нашей стране, стала называться Советской».
Союз? Советы? Я листаю учебник дальше, и тут до меня доходит: в том, другом мире в результате гражданской войны победили не Белые, как у нас, а Красные! С возрастающим интересом двигаюсь дальше: так, Вторая Великая война там тоже была, но не с коммунистическими Германией и Францией, а с какой-то совершенно другой Германией. У них другая история! У них не было предвоенной диктатуры генералов, лагерей по перевоспитанию, этого ужаса белых репрессий! Там, в параллельном мире, построили совершенно другое, по-настоящему народное государство крестьян и рабочих! Сообщаю Пестиримусу о своём невероятном открытии, заодно спрашиваю:
– Кто такой Адольф Гитлер?
Видимо, терпение моего лохматого приятеля не безгранично: в моей голове слышится вой целой стаи волков, общающихся с полной луной зимней морозной ночью. Сразу после завываний пёсик переходит на вполне человечий язык:
– Извини, само сорвалось. В этом мире, где мы сейчас, человек эксплуатирует человека. А в том – наоборот. Не отвлекайся на политику: белые, красные! Да хоть зелёные в горошек! У нас три тысячи лет назад в битве при Поганой речке Пяточковоносые побили Злобнолохматых. А потом – наоборот! И, что? Ты вообще не там ищешь! Как называется дисциплина, которая занимается описанием Земли? Моря, острова, реки?
– Ты имеешь ввиду географию?
– Тебе виднее. То, что нужно отыскать – где-то там. Главное – ищи разницу.
Первое отличие я нахожу сразу, прямо на обложке.
– В параллельном мире другая орфография, – не думаю, чтобы заглавие учебника было напечатано с ошибкой. – Следует писать не «география», а «географiя». Как тебе кажется, это серьёзное отличие между мирами?
Собачий взгляд Пестиримуса весьма выразителен, и он означает, что я над ним или издеваюсь, или он имеет дело с клиническим кретином. Такой взгляд меня стимулирует, и я погружаюсь в учебник. За час, проведённый за его чтением, я понимаю, что без проблем могу читать любой текст задом наперёд без зеркала и перевестись с исторического факультета на географический, но ничего не нахожу. Совсем. Моим мозгам нужен перерыв. Я плетусь на кухню, беру с полки жестяную банку с кофе. Она пуста. Я хочу отправить её в мусорное ведро, но меня останавливает красочная картинка. На ней изображен орёл, гордо парящий над заснеженной вершиной, изящно окружённой облаками. У него в клюве – чашка с кофе, качественный продукт из высокогорных районов Гималайзии. И тут до меня доходит…
Крупный объект, размером с гору! Температура на макушке минус, внизу – плюс. А может, искомый предмет и есть гора? Огромная и высокая. Вершина всегда в снегу, снизу, из-за близости земной магмы, постоянное тепло. Эврика! Теперь я точно знаю, что следует искать. Мне нужна наша энциклопедия, Брокгауз и Эфрон, 55-го года издания, она в тётушкиной библиотеке. Сравниваю с ворованным учебником. И уже через минуту я радостно сообщаю городу и миру:
– В их мире высочайшая вершина мира – Эверест, высотой 8848 метров, находится на Тибете. У нас такой горы нет совсем, Тибета – тоже. Самая высокая гора у нас – Дапсанг, находится в Кашмире, это независимое княжество в Гималаях. Высота 8614 метров. Давай поспорим на три щелбана по носу – их Эверест и есть Бездонная Дырка!
Глава 12.
В мою комнату влетает ледоруб.
Вращаясь, он пролетает мимо меня, с хрустом втыкается в дверцу шкафа и в ней застревает. За ним, сквозь тёмную дыру в стене врывается снежный вихрь и ледяной воздух. Не успеваю опомниться, как следом появляется кто-то, кого я не успеваю разглядеть; он весь в снегу и с грохотом рушится на пол. Оранжевая каска слетает с его головы и, срикошетив о стену, упрыгивает под кресло. Не понимаю, почему до сих пор я не сделался заикой?
В комнате становится холодно: ещё-бы, вся одежда пришельца покрыта инеем, через плечо перекинут моток верёвки, привязанной к ледорубу. На спине, поверх приличных размеров рюкзака, прицеплен кислородный баллон. От снега с его ботинок, к которым пристёгнуты металлические шипы-кошки, образуется небольшой сугроб, который тут-же начинает таять. Незнакомец лежит на животе и не издаёт ни звука. Самая здравая мысль, которая меня посещает: куда девать труп?
А вдруг он жив? Я беру альпиниста за плечо и с усилием переворачиваю – здоровенный дядька! На голове у него вязаная шапка с дыркой для лица, которого я не вижу; оно спрятано за кислородной маской и огромными солнцезащитными очками. Всё, что на нём – окоченевшее и покрыто инеем, даже часть бороды, что торчит из-под маски, заледенела. Словом, скалолаз, пришедший с холода.
Зиппер-застёжка на куртке не желает расстёгиваться, я дергаю за неё так, что сбиваю себе пальцы: не хочет! Наконец, фермуар срабатывает, именно в этот момент с пришельцем происходит странная метаморфоза. Он начинает сдуваться, словно он – надувная игрушка, которую проткнули чем-то острым. У меня на глазах тело человека исчезает, словно испаряется, однако одежда остаётся на месте, и внутри её что-то шевелится. В это мгновенье я понимаю разницу между примитивным страхом и подлинным ужасом – моё бледное лицо и открытый рот в последние дни превратились в дурацкую традицию.
– Иван… Помоги… – слышится слабый голос, который кажется мне знакомым, – …выбраться.
Внутри, под несколькими слоями тёплой одежды, кто-то копошится, пытаясь вылезти. Сквозь ворот свитера я вижу чёрный нос болонки. Как же он меня напугал!
– З-з-заверни меня во что-нибудь тёплое, – пёсика трясёт, как от припадка малярии. А у собак она бывает? – Бы-ы-ы-с-с-стее!