Как скажете: сегодня в программе – новости медицины, лечение склероза электричеством! Раскручиваю подставку настольной лампы, отвинчиваю крепёжные болтики и снимаю шнур. Прищепками из ванной креплю контакты к ушам пёсика, тот зажимает в пасти резиновый мячик и закрывает глаза. В моей голове слышится густой бас Шаляпина:
– Внимание всем службам! Achtung! Achtung! Ключ на старт! Заправлены в планшеты космические карты! Обратный отсчёт: десять, девять, восемь. Дальше что – семь?
Он что, считать не умеет? Я вставляю вилку в розетку, кудрявая шерсть на пуделе встаёт дыбом и распрямляется, а люстра под потолком гаснет. Всё, пробки сгорели!
Прокушенный резиновый мячик вываливается из пасти и катится по полу. На ковре лежит прежняя болонка, глаза пёсика по-прежнему закрыты, никаких признаков жизни. Он что, помер?
– Ну ты Ванька, и садист! – в моей голове язвительно звучит знакомый баритон. – Пытать лучших друзей электрическим током! Это что за Бухенвальд на дому?
Ну, слава тебе КПСС! Очухался! Это снова всё тот же Пестиримус, даже чёрное ухо на прежнем месте! Ты вовремя – добро пожаловать в самый канун Конца Света, сынок!
О грядущем светопреставлении сейчас даже думать не хочется – мне дома пробки предстоит менять. Тем более, мы сделали, что могли, следующий ход – за Пилигримами. Я укладываюсь на кушетку, Пестиримус тыкается носом мне подмышку, а потом укладывает голову мне на грудь. Вокруг – сумерки, мы долго молчим – насколько-же мне было одиноко и как я по нему, чертёнку лохматому, соскучился!
– Почему ты – собака? Ведь ты можешь стать кем угодно. К примеру, человеком.
– Человеком я уже был. Несколько раз, больше не хочется. Чудом уцелел. Когда твою искусственную оболочку уничтожают, ты чувствуешь тоже самое, что и она – нервная система у нас общая. Вполне себе можно лыжи с коньками отбросить.
Желание расспрашивать дальше у меня пропадает.
– А кошкой ты быть не пробовал?
– Выглядеть кошкой – идеальная маскировка для шпиона, даже лучше собаки. Кошки – везде, всё видят, никто не обращает на них внимания. Вот только я кошек не люблю.
– Почему?
– Кроме мышей и валерьянки, их ничего не волнует.
Глава 20.
– Какая милая собачка!
У тётушки в одной руке огромный букет хризантем, в другой – плетёная корзинка, верх которой аккуратно повязан цветастым платком. За её спиной, в дверном проёме – Жорж, наш шофёр, гружённый многопудовым грузом из чемоданов, сумок и баулов. Последней появляется Пелагея Тимофеевна, наша кухарка – от жизни за городом она нисколько не похудела. Кажется, всё в полном порядке и ничего плохого не предвидится: какой конец света, если тётушка здесь?
– И как это очаровательное создание величают?
Пестиримус снова изображает из себя болонку, он радостно прыгает, его хвост напоминает метроном. Подхалим и предатель – сразу сообразил, кто в доме хозяин. Того, чего я страшился, не случается: я-то всё переживал, как тётушка воспримет появление в квартире беспокойного жильца?
– Только не Дружок! – слышу я в голове всё тот-же голос, цедящий сквозь зубы. – Не то пеняй на себя.
– Пести! – мне кажется, что полное имя с титулом в качестве клички болонки тётушке так сразу не выговорить, поэтому я его сокращаю до приемлемого размера. – Ко мне! Сидеть!
– Пестик! Замечательно! – если тётушка в хорошем настроении, ей нравится даже телевизионная реклама. – Он обувь грызть не будет?
– Он очень разумный, – про степень разумности пёсика решаю пока не сообщать. – И поверьте – обувь он точно грызть не станет.
Тётушка руководит разгрузкой. Годичные запасы продуктов размещаются по холодильникам, морозилкам и кладовкам, как будто на дворе снова тридцать седьмой год, а за углом нет продуктового супер-лабаза, в котором всё это с избытком имеется. Затевать диспут на эту тему я даже не берусь: как ты, Иван, не понимаешь – своё много вкуснее! Натуральнее! Без химии! Выращено своими руками! Последнее обстоятельство, хоть и находится в конце тётушкиных аргументов, является самым важным и служит главным оправданием её агрономических потуг всего лета. Вместе с Жоржем совершаем пятую ходку к фольксваген-минивэну, а привезённые запасы всё не иссякают: картофель, репа, грибы, соленья, маринады и все существующие в природе сорта варенья – всё это упаковано в ящики, коробки, корзинки, остальное разлито в бутыли и банки. Каждый из продуктов снабжён этикеткой с обозначением содержимого, даты изготовления и географическими координатами места сбора. Болонка вертится под ногами, изображая энтузиазм и бурную деятельность.
Наконец, фургон пуст, а я от усталости валюсь на дворовую скамейку. Пестиримус присаживается рядом, он часто дышит, демонстрируя, что он вкалывал, не покладая лап – как тот комар, что жужжит в ухо коню-землепашцу: «Ну, мы с тобой и потрудились!» Артист из него замечательный, нам бы на пару в цирке выступать: весь вечер на арене Иванус Двумордый и его говорящая собака!
Возвращаться домой мне не хочется. На улице по-осеннему тепло, дождь, который лил с самого утра, и казалось, никогда не кончится, наконец прекратился. Спускаются сумерки, полная луна, что блюдцем висит над бывшим парком Остерманов, прячется за тучу.
– Может, мне остаться здесь у вас дворником? Буду с утра двор мести, – мечтательно сообщает Пестиримус. – Вакансия, похоже, освободилась.
Ну, ещё-бы. Равиль, после того, как миновал орбиту Юпитера, не объявлялся и вряд ли снова появится. Время тикает, а обещанный контакт с Пилигримами так и не состоялся. Пестиримус внешне хладнокровен, как атлантический айсберг перед встречей с океанским лайнером, предлагает поменьше нервничать, не дёргаться попусту и ждать. А тут ещё Битлы распались… У меня билеты на их январский концерт, «Come back in Russia again! Гастроли в Петрограде и Москве!» Стоп. Какой я всё-таки идиот, это у них, в том мире Битлз распались, а у нас – нет! И концерт не отменят, если только всё в Бездонную Дырку не ухнется!
– Может, мы где-то напортачили? – Я понимаю, что пёсик прав, но на душе неспокойно. – Или старец из облака, может он не том попросил?
– Иванус, береги нервы, – заявляет Пестиримус. – Бери пример с меня.
– Как это?
– А плюнь на всё.
– А вдруг оно начнётся?
– Если оно начнётся, то этого ты даже не заметишь. Вжик! – и всё. Поэтому не печалься, запасись попкорном, наши места – лучшие, и постарайся провести последние отпущенные минуты весело: лучше скажи, кого мне покусать. И вообще, чем бы ты хотел заняться?
Пёсик прав: не стоит сильно нервничать, рвать на голове волосы и суетиться.
– Попил-бы чайку с бубликами, – я вспоминаю про давнюю вечеринку, блондинку в красном платье и расстраиваюсь: надо же было так надраться! – Ну, может, напоследок занялся бы сексом…
– Бублики и секс? Замечательная идея! – говорит пёсик мечтательно. – Если за время, оставшееся до Конца Света, ты не найдёшь особу женского пола для совокупления, можешь заняться любовью с бубликом. Это у вас называется жёстким сексом?
– Пестиримус! – говорю ему я, – почему ты собака, а не в поросёнок?
Туча уходит, на небе появляется полная луна. С ней что-то не так.
– Я вижу это один или… Ты тоже?..
Луна на глазах превращается в смайлик – явственно видны два глаза, чёрточка под ними, прежде прямая, плавно изгибается. Похоже, луна пытается нам улыбнуться.
Началось! Ведь это – начало общения, оно состоит из простейшего послания, примитивного символа-пиктограммы, понятной ребёнку! Следующая пиктограмма не заставляет себя долго ждать – лунный рот открывается, словно тот желает нам что-то сообщить.
Потом внутри появляется меня что-то чужеродное, словно внутри моей головы оказывается кто-то ещё. Это не Пестиримус, голос того я уже изучил вдоль и поперёк и прекрасно знаю. Этот кто-то – он не один, он без спроса роется в моей голове, я его не вижу, и только чувствую – он огромный и холодный. Тогда покажи ему, кто мы!
Мама и папа на берегу реки, дневная жара ушла, вода и песчаный берег полны бликов от заходящего солнца. Всё равно они со мной, ну и что, что они ушли?
Старая хроника, плёнка поцарапана. Тысячи людей на Лубянской площади, на ней – Колонна Победы с брошенными знамёнами бывшего врага – уже четверть века, как на Земле кончилась последняя война. Я мысленно нахожусь там, среди них, поэтому изображение обретает цвет, а царапины исчезают.
Вспоминай! Розы в студии Abbey Road, она увешана гирляндами и воздушными шариками, Ринго стучит по своим барабанам, это знаменитая трансляция из Лондона на весь мир, разношёрстая публика распевает: All you need is love. Ты не способен познать непознаваемое, ты не способен увидеть невидимое, It's easy. Трубы оркестра одиноких сердец звучат в моей голове, всё что нам нужно – это любовь, давайте все вместе!
И вот мне приснилось, что сердце моё не болит. Мой лоб забинтован, в нашей питерской квартире собираются люди, многие из них мне незнакомы, у них напряжённые лица, у женщин – заплаканные глаза. Мне говорят, что я никогда не увижу папу и маму. Как такое может быть?
Вспоминай! Серебряный диск, вращаясь, чересчур медленно падает на ладонь, это из-за слабой гравитации. Юрий Гагарин и Нейл Армстронг в тесной кабине лунного модуля подбрасывают монетку – кому первому ступить на поверхность Луны. Орел или решка?
Вспоминай, вспоминай ещё! Доджо играет в трехмерные шахматы, светящиеся клетки – во всех направлениях. В безжалостной и смертельной игре можно выиграть, только цена выигрыша неимоверно высока – чтобы победить, следует умереть. Больное сердце – колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае. На пагоде пёстрой, висит и приветно звенит. В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
Вспоминай! Отец садится за рояль, я даже не знал, что он это умеет! мелодия, которую он легко наигрывает – тональности ля минор, она рождается в моей голове, это «Für Elise» Бетховена.
Тот, кто внутри меня, замер и прислушался: музыка – это универсальный язык космоса. Ещё, не останавливайся!