Давыдову, и без того отвечавшему за все и вся, ничего не оставалось, кроме как согласиться. Горцы жест полковника поняли и оценили по достоинству; усадили десятилетнюю Машу на почетное место, обращались с ней, как со взрослой.
Маша ответственность понимала и тоже держалась серьезно и с достоинством, пока неугомонный Раим ан-Хоба, оттараторивший поминальную речь и посчитавший свои обязанности на том законченными, не утащил подругу прочь: даже грусть по деду не могла заставить его усидеть на месте. На Хан-Гуруме он несколько раз бывал с отцом и показывал Маше станцию с хозяйским гостеприимством. Но гвоздем программы должен был стать Волхв, которого они оба много раз видели на аэродроме в Дармыне и на котором прилетели сегодня — но, по понятным причинам, не имели возможности вдосталь по нему полазить без навязчивого присмотра взрослых.
Когда Белецкий добрался до площадки, Маша с деловым видом рассматривала хвостовой винт, а Раим, вооружившись отцовской кодовой карточкой, старался добраться до двери кабины. Но для него оказалось высоковато; да и карточка майора ан-Хоба была тут бесполезна.
Белецкий отошел к противоветровому щиту, за которым Раим не мог его видеть, и достал коммуникатор.
— Волхв, прием. Управление заблокировано?
— Да. Кроме «хеллоу»-системы, — немедленно откликнулся «Волхв». Белецкий вздрогнул: из-за помех голос искина звучал чуть охрипло и оттого стал совсем схож с голосом Дениса Абрамцева.
— Тогда, можешь открыть дверь и выпустить трап? — попросил Белецкий. — Только осторожно. Не сбрось парня.
— Сделаю, — ворчливо согласился искин. — Не подозревал в тебе чадолюбия.
— Я поощряю в молодежи исследовательский интерес, — парировал Белецкий.
— Нет, правда: что на тебя нашло, Игорь?
— Сам не знаю. — Белецкий зябко поежился и набросил капюшон: ему, редко покидавшему лабораторию, с первой минуты на высокогорье было холодно. От открытых пространств и попыток охватить взглядом огромные скалы слегка кружилась голова. — Давай, действуй.
Дождавшись, пока Раим ан-Хоба который раз почти дотянется карточкой до замка, Волхв дал предупредительный звуковой сигнал.
Испуганный Раим отпрянул и в следующую секунду стал участником первого в своей жизни «собственноручно» сотворенного чуда: в заблокированной двери что-то щелкнуло, и она плавно отъехала в сторону. Когда нижняя ступенька короткого выдвижного трапа коснулась земли, в кабине зажегся свет.
— Ух ты! — Подбежавшая Маша с восхищением уставилась на Раима. — Как это ты сумел?
— Без понятия, — честно признался обескураженный Раим, но тут же напыжился, как положено победителю. — Сумел как-то. Пойдем!
Он быстро полез в кабину, не забыв, впрочем, отряхнуть снег с ботинок.
— Что дальше? — недовольным тоном поинтересовался Волхв у Белецкого.
— Да что хочешь, — сказал Белецкий. — Только оставь мой канал включенным, чтобы я видел, что у вас там творится.
Хотя Волхв ворчал, Белецкий знал, что на самом деле тот не так уж и недоволен. Искину было скучно — в той мере, в какой он вообще мог испытывать скуку, а после удаления ограничителей и увеличения самостоятельности способность эта у него обострилась.
— Ладно, — согласился Волхв.
Белецкий приник к маленькому экрану своего комма, на который передавалось изображение с коммуникатора из кабины: дети, тем временем, вовсю изучали обстановку.
— Ты — Волхв, да? — Раим протянул руку к голограмме-заставке, но вовремя отдернул.
Голограмма у Волхва была схематичная, в синих тонах: она изображала бородатого мужчину с посохом в одной руке и раскрытой книгой — в другой.
— Да, маленький нарушитель, — манерно и чуть растерянно ответил искин: все дети на Великий Хребет раньше летали на Иволге — а ему до сегодняшнего дня не приходилось иметь с ними дела.
— Ничего, что мы здесь…ну, посмотрим немножко? — Маша решила проявить себя дипломатом.
— Ничего: если ничего руками трогать не будете.
— А я недавно летал на большом катере, в три раза тебя больше! — Не удержался от хвастовства Раим. — И еще на твоей…э… сестре, как там это у вас, компьютеров, называется. В общем, на Иволге.
— Это, конечно, очень мне интересно, — с нескрываемой иронией сказал искин. Но Раим принял его слова за чистую монету и начал рассказывать, что и как, и даже как его в первый раз укачало, пока Маша не прервала его тактичным покашливанием.
— Господин Волхв, — обратилась Маша к голограмме. — Можно спросить?
— Спрашивай, — разрешил искин.
— Я читала, что «волхв» — почти то же самое, что волшебник: кто-то мудрый, знающий. Понятно, почему вас так зовут. А почему «Иволга»? Нам в школе показывали, это птичка такая с Земли… маленькая, самая обычная.
Белецкий весь обратился в слух: такое имя искину предложил когда-то Абрамцев, но почему — он не говорил. Да никто его и не спрашивал: лезть к Абрамцеву с расспросами о ерунде было себе дороже.
— Как оно по правде так вышло, я тоже не знаю. Но, может, именно потому, что самая обычная? — Волхв выдержал театральную паузу. — На земле «драконы» миллионы лет назад вымерли и многих птиц уже нет, а из тех, что остались — большинство можно увидеть только в зоосадах и заповедниках. А иволга живет себе. Ореол обитания — половина земного шара: даже в книгу редких видов не внесена. Вот тебе, маленькая нарушительница, и «самая обычная птица». Там, где даже от драконов останутся одни кости, иволга будет летать!
— Спасибо за разъяснения, господин Волхв. — Маша с серьезным видом кивнула голограмме. — Я запомню. Вы, правда, очень умный.
— Спрашивай еще, если хочешь, и запоминай, — благодушно разрешил искин. — Тогда тоже станешь умной.
Индикатор заряда на коммуникаторе замигал желтым светом. Белецкий шепотом выругался: когда он не забывал взять комм с собой, то перед этим забывал его зарядить.
Белецкий отключил экран, оставив только слуховую линию на минимальной громкости, и устало привалился плечом к противоветровому щиту. Ответ, который дал Волхв, никогда не приходил ему в голову; никогда прежде он и не думал об этом всерьез. Холод забирался за шиворот, взгляд вяз в бело-серой пелене… В шаге от трапа смутно вырисовывался человеческий силуэт — высокая, усыпанная снегом фигура в надвинутой на глаза фуражке и черном полупальто; индикатор открытия двери сливался с оранжевым огоньком в углу рта.
Мысли на холоде текли тяжело и медленно: только спустя несколько секунд Белецкий понял, что что-то не так — никто со станции не прошел бы к площадке мимо него. И слишком болезненно точным было сходство.
— Эй!.. — Белецкий подался вперед, но у трапа никого уже не было, а через секунду снег заскрипел за спиной.
— Присматриваешь за моим прохвостом и его подружкой? — Ош ан-Хоба, вынырнув из снегопада, встал рядом и протянул термокружку. — Держи, а то совсем замерзнешь.
— Ош, ты что-нибудь видел?! Т-только что, там… — Белецкий махнул рукой в сторону вертолета. Следов на снегу не было.
— Нет, а что такое? — удивился майор ан-Хоба.
— Что-то… что-то вроде человека. Вроде призрака.
— Призраков не существует, Игорь, — майор ан-Хоба взглянул на него задумчиво. — Но ты можешь спросить Волхва или сам посмотреть запись с его внешних камер и удостовериться в этом. Если хочешь.
Он улыбнулся в усы и ушел.
Белецкий снова облокотился на щит и открыл клапан кружки. Кофе был густой, терпкий. От запаха защекотало в носу.
Тихо бубнил коммуникатор: дети в кабине продолжали о чем-то расспрашивать искина.
— Нет, — твердо сказал Белецкий в бело-серую мглу. — Не хочу.
— Ты это мне? — удивился на выделенном канале Волхв.
— Не тебе.
— По-твоему, я прав насчет Иволги? — Вопрос искина прозвучал несколько смущенно. — Как-то это… банально.
— С каких пор ты спрашиваешь меня, человека, прав ли ты в своих умозаключениях? — удивился Белецкий.
— Человеку лучше знать о людях. Даже такому чудному, как ты, — пробурчал Волхв. — Ну так что, я прав?
Со стороны Дома Предков доносились гулкие удары бубна; Раим и Маша выбрались из кабины наружу и позабытой кем-то лыжной палкой стучали по трапу им в такт.
— Если Иволга будет летать — будешь прав, — сказал Белецкий и отхлебнул кофе.
Екатерина Годвер aka «Ink Visitor»,
18.01.2017 — 22.07.2017.
Особая благодарность Ирине Мягковой, Артему Шарову и Руфату Мустафа-заде за помощь в предполетной подготовке.