И с царями можно ладить
И в черных теннисных туфлях великий князь Владимир Кириллович Романов выглядел немного похожим на настоящего самодержца.
Сейчас смотрю на это если не с иронией, то снисходительно. Как же наивны мы были, когда в 1990-е уходила знакомая нам страна, а ей на смену двигалось нечто новое, совсем непонятное. Казалось, не выбраться нам самим из той ямы, в которую себя и спихнули. Социализм с так и не достроенным коммунизмом были уже не наши, а что взамен? Со всех сторон еще не рассыпавшемуся Союзу предлагали капитализм-империализм, но он тоже явно прогнил и многих не устраивал.
Вдруг сначала тихо, осторожно, а потом как умело разведенным костром вспыхнувшее, виной перед убиенным Николаем II и полнейшей безысходностью подогретое, поднятое: а если самодержавие, добрый царь-батюшка, единовластие? Это же наше, исконное. Дайте хоть посмотреть, полюбопытствовать. А где наш собственный корреспондент во Франции? Ведь наследник престола или кто он там давно обосновался в Париже. Встретиться, взять интервью, и немедленно.
С трудом приняли мои робкие объяснения, что великий князь Владимир Кириллович Романов, действительно живущий около площади Согласия, совсем не наследник, а Глава российского Императорского Дома. И приказали встретиться во что бы то ни стало.
Нажав на все имеющиеся в моем распоряжении скромные рычаги, подключив несколько знакомых из славных российских родов, бежавших на реку Сену еще в 1917-м, я добился лишь разрешения обратиться с нижайшей просьбой о встрече. Написал в мае 1991 года вежливое письмо на бланке «Комсомольской правды», где логотип был красного революционного цвета, а ордена Ленина, полученные газетой за верное служение идеалам социализма, черными. Мало шансов, что кто-то откликнется, ответит.
Правда, вскоре позвонил князь Урусов, возглавлявший, по его словам, у Главы Императорского Дома нечто вроде службы протокола. Да, письмо получено, но знаю ли я, что великий князь никогда с представителями советских газет не встречался? Пока не отказ, но Владимир Кириллович взял паузу на раздумье.
Ожидание обещало превратиться в вечность. Никаких подвижек. Но ирония судьбы. Грянул августовский путч 1991 года. И через несколько дней в трубке прохрипело. Звонила невиданная дотоле дочь Владимира Кирилловича: «Это княгиня Марья. Папа ждет. Вскоре сообщим».
Думаю, тревога Владимира Кирилловича «а что там в России будет?» и ускорила все откладывавшуюся встречу. Из Москвы мне на помощь была послана хорошая журналистка плюс красивая женщина Ольга Дмитриева. И мы, заранее договорившись с Марией Владимировной, рванули на машине в Сент-Брияк, что километрах в 500 от развеселого Парижа.
Сент-Брияк — это в переводе на русский — «глушь, Саратов». Пусть аллегория, но точная. Мы волновались, как бы не опоздать. Ночью сочиняли вопросы, спорили, как построить беседу. Я почему-то верил в удачу. Уж очень Ольга Петровна Дмитриева умна и хороша, ей не откажешь. Да и я тоже много чего насмотрелся за годы вдали от дома. В пять утра выехали, удача сопутствовала, и ни разу не сбившись с узкой, для Франции редкость, шоссейной дороги, были в десять утра на месте. В машине переоделись в лучшее, что было у нас.
Без всякого труда нашли шато или дом великого князя. Он находился на улочке, в честь него названной. И первое, нагло лезущее в голову: а Глава Императорского Дома совсем не богат. Вилла под названием «Кер Аргонид», построенная еще в начале 1920-х родителями — великим князем Кириллом Владимировичем и женой его Викторией Федоровной, внучкой английской королевы Виктории со стороны отца, выглядела не старинной, а просто ветхой. В больших из-за отсутствия излишней мебели покоях, то бишь комнатах, веяло русскими просторами. Из придворных фрейлин лишь добрая русская женщина Маша. Твердый приверженец царского строя, она каждый год, уж не знаю каким образом, приезжала аж из Владивостока — за свой счет. Прибирала, помогала по хозяйству. Вот и вся свита.
Врезались в память совсем не княжеские черные теннисные туфли Владимира Кирилловича да темно-синее платье с белым старомодным воротником на супруге его — великой княгине Леониде Георгиевне.
А вот приняли нас по-доброму. Угостили хорошим кофе, сваренным Леонидой. Для начала мы с Олей ответили на многие вопросы, в том числе и на наивнейший, великого князя тревоживший: «Навсегда ли покончили с августовским мятежом?» Нам продемонстрировали семейную реликвию, захваченную еще великим князем Кириллом Владимировичем при бегстве из Страны Советов: маленькую старинную детскую ванночку, которую в семействе использовали во время путешествий еще в кои веки. На ней были выбиты имена всех предков его деда с отцовской стороны. «Потом мы записали на ванночке нашу дочь Марию, — показал надпись Владимир Кириллович. — И нашего внука Георгия тоже. Это, быть может, для меня с великой княгиней Леонидой Георгиевной самый ценный предмет, который в доме сохранился».
Тут вбежал симпатичный мальчик-непоседа. Шаркнул ножкой. Быстренько и как-то привычно приложился к ручке моей симпатичной спутницы. «Гога, ты что делаешь?» — вскричала Леонида, но Гоги, а по-настоящему великого князя Георгия Михайловича, уже и не было. Он говорил по-русски, но то был совсем не язык Владимира и Леониды. Корявый, неродной, вымученный. Да и вид у Гоги был совсем не царственный. Толстенький сынишка княгини Марии и принца Франца Вильгельма Прусского, которому еще давно присвоили имя Михаил плюс княжеский титул, был испечен из несколько иного теста. Время само забирает то, что так не хочется отдавать, и часто этим — заветным — оказываются не только годы. Яблоко упало далековато от яблони. Сейчас взрослый и полный Георгий живет в Испании. Там, думаю, и есть истинное его ПМЖ. Принц Франц Вильгельм уже в ту пору был разведен с княжной Марией. Мальчик попал в ласковые женские руки. И вырос тем, кем и должен был вырасти.
Ну а тогда мы, тоже не лыком шитые, прихватили в Брияк собственные дары. Привезли в момент тотального всесоюзного дефицита нехилые по тем временам подарки: пол-литра «Пшеничной» водки и конфеты почему-то из Киева. Но, к счастью, до бутылки не дошли, еще неизвестно, что там было под вылинявшей этикеткой, а сладости пожелал великий князь отведать. Давненько не испытывал я чувства столь жгучего стыда. Одного вида открытой царственным жестом коробки было достаточно: шоколадки не только засахаренные, но и наверняка просроченные. И Владимир Кириллович, все быстро понявший, спас нас от извинений. Быстро, хотя и не без явных, но скрываемых усилий разжевал конфету и, ухитрившись не поперхнуться, выдохнул, умело скрыв отвращение: мол, ничего, даже своеобразно.
Но не было никакого панибратства, ни намека на дружеское братание. Россия переползала тогда из одной общественной формации в иную, и визитерам очень аккуратно было указано на их весьма отдаленное от российского престола место.
Нам все разложили по полочкам. После убийства императора Николая II и всей его семьи в Ипатьевском доме Кирилл Владимирович Романов, успевший покинуть родину, остался старшим в династическом роду. Конечно, Великий князь Владимир не собирался рассказывать нам, что его отец, двоюродный брат царя, принял Февральскую революцию как долгожданную. Ему и сейчас ставят в вину ношение красного банта, дерзкие речи в поддержку Временного правительства. Но, быстро уразумев, куда всё катится, Кирилл Владимирович бежал, чем спас жизнь не только себе, но и семейству.
А вот дальше наш любезный хозяин был абсолютно достоверен. В 1922 году его отец еще не был убежден, что все члены семьи Николая II убиты. Потому и объявил о своем блюстительстве престола, но не царствовании. Уверившись в трагедии, принял в августе 1924 года титул российского императора в изгнании. Именовался Кириллом I, что прибавило веса у части белой эмиграции, но никак не денег. С трудом отстроил нечто вроде поместья в захолустье, а после его ухода в 1938-м дом и все-все остальные менее вещественные, однако более весомые права унаследовал единственный сын Владимир Кириллович. Он был гораздо более сдержан в притязаниях, если такие и были. В отличие от своего отца, провозгласившего себя императором, ограничился титулом Главы Императорского Дома.
Династия считается царственной, если ее глава вступает в брак с ровней. И это необходимое условие Владимир Кириллович выполнил, женившись в 1948 году на дочери главы Грузинского дома князя Георгия Александровича Багратион-Мухранского великой княгине Леониде Георгиевне. Соблюла равенство в браке и их дочь Мария, родившаяся в 1953-м.
У нас о равенстве в браке известно мало. Суть проста. Связав себя семейными узами с простолюдином или даже обладателем всего лишь дворянского титула, будущий претендент теряет право на престол. Тут у Кирилловичей все вроде бы было чисто, они признаны не правящей, обратите внимание, а царственной династией всеми монархами Европы.
Но далеко не все оставшиеся и раскиданные по белу свету Романовы согласны с этим. Не собираюсь спорить ни с теми, кто за главенство Кирилловичей, ни с теми, кто против. В моих сундуках столько наших и чужих материалов на эту тему, что, может, и придет еще время поведать собственную версию. Но после, после…
Великий князь Владимир Кириллович на фоне сонма близких и дальних царских родственников высился эдакой несокрушимой глыбой. Романов В. К., 1917 г. р., место рождения — город Порвоо, Финляндия, не совершил в жизни ничего необычного или выдающегося. Разве что благополучно выжил, когда его бежавшая от большевиков беременная маменька споткнулась и упала. Однако уважения все равно заслуживает. Он, как мог, служил династии Романовых. Сохранил (по своему разумению) древнейший род. Ничем уж таким страшным не запятнал собственное имя. Хотел бы я, чтобы все мы говорили на родном русском с той чистотой, которая была свойственна лишь ему: речь и величественная, и простая, не вычурная, доходчивая. Блюдя, вот какое прорвалось словечко, традиции и обычаи, он, как ему думалось, безупречно довел царственную фамилию до 1991 года.