Ни одному городу мира не сравниться с ирландской столицей по выпитому в ночь с субботы на воскресенье.
Господи, какая рань! 3.45 утра, но аэропорт уже ждет: пора из Дублина на Родину. Спускаюсь в холл пятизвездочного «Джурис отеля» — какая ж там гулянка. Правда, еще часов в десять, поднимаясь к себе в номер, попались на глаза кавалер в смокинге и невеста в белой фате до пят. Немного удивило другое. У входа в ресторан гости устроили нечто вроде охоты на официантов с подносами. Стаканы с крепким, а вовсе не фужеры с шампанским, сметались с быстротой молниеносной. И тут тили-тили тесто жених и невеста не отставали от приглашенных. Я почему-то еще подумал и о пьяном зачатии, и о том, что такого ураганного темпа разодетой толпе долго не выдержать.
Но ошибся. Потому что дам в роскошных платьях и их кавалеров объединяло под утро по крайней мере одно: все они здорово навеселе, или попросту пьяны. Крик, шум, ор, нетрезвый галдеж.
Пожалуй, слабый пол все-таки нагрузился в эту весеннюю прохладную ночь посильнее своих спутников. Молоденькая, шатающаяся будто на ветру девчушка, поддерживая фату и все время в ней путаясь, упорно лезет в ссору со мной и моим неизменным спутником по заседаниям и Конгрессам спортивной прессы известным журналистом Львом Россошиком. Ба, да это же сама невеста. Макияж размыт и грязными черными струйками стекает на потерявшее белизну подвенечное платье. «Я хочу вступить с вами в дискуссию, — икает бедная девочка. — Я знаю, вы понимаете по-английски!» Нетрезвый юноша едва отрывает от нас свою уже миссис. Она вырывается и лезет «в дискуссию» с гостями.
И тут к входу подкатывает большой автобус. До аэропорта — 45 минут, но мы, чуть отъехав от шикарной гостиницы, попадаем в пробку. Она, поверьте, своеобразна. Прямо на широких дублинских мостовых идет небывалая гульба, которой не бывает в Москве и на майских. Поутру зябко, всего плюс четыре градуса, но градус поглощенного, видимо, согревает: молодняк так вообще в легких безрукавках, летних платьицах. И никаких чулок. Сотни, тысячи юных и не совсем уже юных ирландцев парами, толпами, в одиночку, хаотично и пошатываясь, бредут по улице. Какие там машины и движение. Здорово выпившим не страшны никто и ничто. Наш шофер сигналит, автобус скрежещет тормозами. Вдруг мы чуть не оказываемся на полу. Это мальчуган лет пятнадцати бросается на дорогу и впечатывается в лобовое стекло. Шофер, до этого едва не ставшего трагическим момента, бесстрастный, теперь изрыгает поток ругательств из четырех заветных английских букв. Выскакивает из высоченного своего автобуса, отдирает парня от стекла. А тому хоть бы хны. До чего же верна пословица про пьяного и море. Мы тихонечко трогаемся, а щуплый паренек что есть силы молотит по автобусу ногами. Но вот мы и в центре. Здесь сплошной разгул. Тротуары, мостовые заполонены сидящими, лежащими и подгулявшими. А броуновское движение еще держащихся на ногах толп не поддается описанию. Снуют повсюду деловитые такси. Народ вываливает на мостовые, чтобы, бросившись под машину, остановить ее. Но водители, видно, в отличие от нас привычные к такому проявлению ирландской удали, ловко уворачиваются от нетрезвых пешеходов.
А что это за очереди в 4.15 утра, напоминающие по густоте и длине былые наши за докторской колбасой? Это более дисциплинированные дублинцы терпеливо ожидают такси на стоянках.
— Скажите, у вас сегодня праздник? — осмеливаюсь потревожить здоровяка-шофера, когда мы все же выезжаем из города.
— Праздник, — не оборачиваясь, кивает он.
— А как называется? — не унимаюсь я.
— Повальная пьянка с субботы на воскресенье, — отвечает водитель. — В году этих праздников ровно пятьдесят два. Вот отвезу вас, а на работу теперь только в понедельник. Так что нигде, кроме Дублина, вы таких пьянок никогда не увидите.
Точка. Конец диалогу. Действительно, нигде не видел. А шофер автобуса не обманул. Уже в Москве на сайте Би-би-си нашел сообщение из Дублина. «Безудержное пьянство распространено в Ирландии больше, чем в других странах Евросоюза. (От себя добавлю — и не только.) В среднем каждый взрослый житель Ирландии тратит на выпивку почти 2400 долларов в год. Медицинские последствия употребления алкоголя, езда в пьяном виде, связанные с этим преступления обошлись за год ирландскому обществу более чем в три миллиарда долларов». После этого грех говорить о России как о пьющей стране. Так, выпивают отдельные особи. И далеко нам до дублинцев. Как и шотландскому, упоминавшемуся уже в этой книге, городу Глазго, провозглашенному местными жителями столицей пива и пивных. Шотландский мой опыт кажется невинным развлечением. По массовости, по всеобъемлющему масштабу и охвату шотландцы — дети малые по сравнению с гигантами выпивки ирландцами.
Да будьте вы прокляты, эти пиво и виски!
Начало легенды
Итальянец Эудженио Монти, признанный самым благородным спортсменом мира, пустил пулю в лоб. Аминь герою. И Фейр-плей тоже?
Хотел бы поведать о своем спортивном кумире Эудженио Монти, чье фото вот уже сколько лет украшает мой рабочий стол в редакции. Четверть века назад президент Международной ассоциации спортивной прессы (АИПС) турок Тогай Баятли откомандировал меня, своего вице-президента, в Международный комитет Фейр-плей. Работа в нем превратилась в одну из главных даже не отдушин, а искренних радостей бренного существования.
В первые дни новогодних каникул вместе с другим вицепрезидентом итальянцем Маурицио Монего мы на пару рассматриваем десятки заявок на вручение Трофеев и почетных Дипломов Фейр-плей, поступающих со всего мира. Отметаем бесполезные, составляем аннотации по достойным, разделяя на четыре категории. Самая главная — Трофей Жана Боротра за поступок Фейр-плей — благородный жест по отношению к сопернику. Затем следуют еще три Трофея — за безупречную карьеру, за продвижение идей честной игры и молодым спортсменам до 18 лет. Отсеиваем песок, а блесточки представляем пред светлы очи коллег по Комитету. Самых достойных приглашаем на Гала — церемонию вручения, которая всегда проходит торжественно и очень искренне. Ведь приезжают к нам хорошие, благородные люди.
Да и возглавляет наше движение приятнейший венгр Йено Камути — известный фехтовальщик и знаменитый в своей стране кардиохирург. За годы в Фейр-плей Йено Камути превратился из просто президента в настоящего друга. Когда мое здоровье нежданно сплоховало, Камути пригласил меня в Будапешт. Определил на исследование в им же созданную кардиологическую клинику. Там твердо сказали, что жить буду.
А Комитет наш возник еще в 1965 году в Париже, во многом стараниями известного французского журналиста Жака Феррана. Тогда о скоростных поездах и не мечтали, и Жак, ехавший в купе с несколькими друзьями, несколько часов обсуждал злободневную тему: есть ли в большом спорте, да и в спорте вообще, место благородству — честной игре, Фейр-плей. Все сошлись во мнении: есть.
Но тогда почему герои Фейр-плей всегда остаются в тени? О них как-то не принято ни писать, ни говорить. И Ферран решил исправить несправедливость. Настойчивый парижанин для начала обратился в ЮНЕСКО и крупные международные спортивные федерации типа ФИФА. Там его поддержали, однако задав законный вопрос: мы-то «за», но кто будет помогать нам распространять идеи Фейр-плей по миру, если не журналисты? И Ферран тотчас заручился поддержкой АИПС. Так ЮНЕСКО, международные спортивные федерации и АИПС сделались с подачи неугомонного Феррана соучредителями Международного комитета Фейр-плей.
Видите, как иногда полезно человеку с идеями проехаться в поезде по маршруту Париж — Марсель.
Председателем Комитета стал француз Жан Боротра — главный спортивный теннисный мушкетер не только Франции, но и всего мира. Он выиграл 18 Больших шлемов — четыре в одиночном разряде и 14 — в парном и смешанном, несколько Кубков Дэвиса, не говоря уже о прочих турнирах. До войны не побоялся несколько раз заехать со своими друзьями Коше и Лакостом (да-да, тем самым, что создал фирму «Лакост» с символом-крокодильчиком на любом изделии) в предвоенную Москву.
Когда в конце 1980-х — начале 1990-х этот высокий, со вкусом одетый человек далеко за восемьдесят появлялся на главной арене «Ролан Гарроса», где разыгрывался Открытый чемпионат Франции по теннису, один из четырех турниров Большого шлема, весь стадион вставал.
Мне посчастливилось познакомиться с месье Боротра. Был он глух, всегда вертел в руках слуховой аппарат, регулярно его подводивший. Мы сблизились сначала не на теннисе и даже не на Фейр-плей, а на марках, которые собирали. Боротра, сделавший состояние не на игре, а на бензиновых колонках, занимал целый этаж дома в престижнейшем XVI аронидисмане (районе) Парижа. Показал коллекции, которым и цены не было.
Мы разговорились о приходе в спорт огромных — чистых и нечистых — денег, и мушкетер поведал мне свою историю. Однажды за победу в турнире какой-то болельщик подарил юному тогда Боротре золотой портсигар. Жан носил его в кармане. Но что-то его беспокоило. Выложил подарок на стол в кабинете. Беспокойство не исчезало. И тогда понял: да он же фактически принял деньги за игру в любимый теннис. Отыскал дарителя, вернул с извинениями портсигар и больше за всю свою длинную карьеру никогда не принимал дорогих подарков. Конечно, в наши дни отдает идеализмом, но именно такие, как Боротра, и должны быть в первых рядах Фейр-плей.
Пишу об этом подробно и серьезно. И клоню к тому, простите, если переход увидится неожиданным, что пора нам, россиянам, завершать все эти игры с допингом и вливанием непонятных денег в большой спорт. Наши эксперименты с полузапрещенными веществами обречены на провал. Личный позор еще смываем и забываем. На Отчизне он — грязным пятном. Помимо всего прочего, нельзя быть под международным колпаком и надеяться, что пронесет, простят, исключат, но потом допустят. Наше исконное «авось» на их языки не переводится.
Экономика — экономикой, санкции — санкциями, но даже бедность и стремление выбраться в обеспеченные ни на йоту нарушителей не оправдывают. Парадокс, но н