Пожилая женщина не поддалась на уговоры дочери и уставилась на меня остекленевшими глазами. Она смотрела на меня так, словно пыталась кого-то узнать, прищурив глаза, которые и без того были почти закрыты дряблой кожей и морщинами.
— Серена, это ты? — Ее морщинистые глаза расширились, и искра радости зажглась на ее лице, хотя она и запиналась, произнося слова. — Я не видела тебя… с Рождества.
— Нет, миссис Гутьеррес, меня зовут Катрина Дельмар, — поправила я, делая шаг вперед. — Но я знаю Серену. Или, по крайней мере, я знаю о ней. — Радостное выражение на лице пожилой женщины медленно сменилось замешательством. Синтия, все еще пристально смотревшая на меня, тоже выглядела озадаченной.
— Кто такая Серена? — спросила она.
— Не говори глупостей, hija (исп. «дочка»), — пожурила ее миссис Гутьеррес. — Ты же знаешь Серену. Серену La Reina (исп. «Королева»). Она… она… — Женщина замолчала, глубоко вздохнув. — …наш звездный исполнитель.
Она указала на меня дрожащей рукой, испещренной морщинами.
— Иди сюда, Королева.
Я нерешительно поднялась по деревянным ступенькам, чтобы встретиться с ней на крыльце. Она взяла меня за руку, и ее речь неожиданно стала более плавной.
— О, Королева, тебе нужно порепетировать перед завтрашним выступлением… Новые ласты… Ты видела ласты? Изготовлены на заказ…
— Миссис… Гутьеррес, — я втянула в легкие влажный воздух Флориды. — Я не Серена. Но не могли бы вы рассказать мне о ней?
— О, хммм… — пробормотала она. — И когда же ты сюда попала? Кто… кто ты такая? — По тому, как она водила глазами, я поняла, что она все еще в ужасном замешательстве. Именно тогда я вытащила телефон из заднего кармана шорт и показала ей фотографию Серены в газете.
— Я — Катрина, — напомнила я ей.
— Ой. А… где Серена? — она села, насторожившись, будто искала девушку.
— Мне жаль тебе это говорить, но Серена скончалась несколько лет назад. — Синтия вздернула подбородок и угрожающе посмотрела на меня.
Руки миссис Гутьеррес дрожали, когда она брала у меня телефон. Мне показалось, что она изучала снимок несколько часов, пока мы с Синтией ждали ее реакции. Я молча молилась, чтобы не расстроить ее.
Пожилая женщина обернулась, все еще держа мой телефон.
— Мама? — Синтия положила руку на сгорбленное плечо матери.
Мы услышали дрожащую мелодию, слетевшую с губ пожилой женщины. Сначала это было невнятное бормотание, но затем ее голос стал громче, пока слова не стали отчетливыми. Она спела каждую строчку безукоризненно, без единой запинки.
На берегу моря встретимся еще раз
При свете луны люби и оставь
С наступлением рассвета
Вечно меня преследуй
Я инстинктивно сжала ожерелье, когда песня закончилась. Оно стало странно теплым в руке.
— Что это была за песня, ма? — спросила Синтия, сбитая с толку внезапной ясностью речи матери.
— Серена когда-то пела эту песню. Все время. На самом деле, она пела ее, когда…
— Когда что? — Я не хотела вмешиваться, но ее слова захватили меня в плен, и я не могла позволить ей остановиться на достигнутом.
Она обернулась и посмотрела на меня через плечо.
— Когда ее похитили.
Миссис Гутьеррес пригласила меня на чашечку кофе «Бустело», к большому неудовольствию Синтии, но она не могла спорить с этой маленькой вспыльчивой старухой. В моем представлении, она была именно такой, какой я хотела бы представить себе бабушку, с которой мне так и не довелось встретиться.
— Сейчас ты так сильно напоминаешь мне ее… — Она замолчала, когда похлопала меня по руке со своего места за столом. Я почувствовала, как улыбаюсь, пока взгляд блуждал по маленькой кухне. Стол из старого вишнево-красного дерева как нельзя лучше контрастировал с пастельно-желтыми шкафчиками и белыми занавесками с оборками. Запах детской присыпки и кофе наполнил мои ноздри.
— Судя по слухам, Серену любили многие, — сказала я, дуя на обжигающе горячий напиток в кружке.
— О, так и было! — миссис Гутьеррес закрыла глаза. — Она была настоящей звездой. Ей нравилось выступать. Она вся светилась, когда надевала эти ласты. Плавать ей было удобнее, чем ходить. Мы всегда шутили, что она настоящая русалка. — Внезапно она приложила палец к щеке. — Если подумать, у меня есть несколько фотографий! — Она повернулась к Синтии. — Эй, hija (исп. «дочка»). Достань из книжного шкафа маленький фотоальбом. Тот, синий.
Синтия покачала головой и встала, чтобы выполнить просьбу. Вернувшись с альбомом, она положила его перед матерью, которая радостно улыбнулась, и розовая помада растеклась по ее морщинистым губам. Но затем она исчезла так же быстро, как и появилась.
— Почему… что это?
— Ты просила фотоальбом, ма.
— Я… кофе подгорел? Ты купила… продукты вчера?
Синтия на мгновение закрыла глаза и вздохнула.
— Может, вам лучше уйти, — сказала она мне, как только открыла глаза.
— Не будь грубой, — отрезала миссис Гутьеррес. — Покажи фотографии.
Со стоном поражения Синтия листала фотографии в альбоме, пока мать не остановила ее, когда увидела небольшую подборку фотографий с ее шоу.
— Мира, — сказала она, указывая пальцем, — о, посмотри на Серену. Оранжевый… она любит оранжевый. И золотые… косички в ее волосах…
Я наклонилась над столом, любуясь фотографией. Хотя она была немного нечеткой из-за времени, я без труда смогла разглядеть изображение сияющей девушки, которая махала рукой зрителям, наблюдавшим за ней через стеклянный барьер. Ее хвостовой плавник был оранжевого цвета с золотыми вкраплениями, а на ней был бюстгальтер в виде ракушек и морских звезд кораллового цвета на фоне нежной смуглой кожи. На мгновение было легко забыть о ее ужасной судьбе.
— Она кажется замечательной, — кивнула я. — Где именно проходило ваше шоу?
Пожилая женщина откинулась на спинку стула.
— Ну, ты помнишь… Место в центре города. У залива, видишь? — Она указала пальцем мне на изображение здания с большими желтыми буквами циркового шрифта, над входом висел синий полосатый занавес. Это могло быть где угодно в центре Сент-Огастина или Константина, но я полагала, что это не имеет значения.
— Иногда Серена специально появлялась на берегу океана недалеко от пляжа Константин. Они все получили от этого такое удовольствие, — старуха надолго задумалась.
— Они? — спросила я.
— Туристы. Местные жители. Дети… Поклонники. Они оставляли ей записки… присылали… присылали цветы. Но был один, которым она восхищалась в ответ. Он приходил к ней по вечерам, и она приводила его за кулисы. Иногда я заставала их поздно возвращающимися с купания при лунном свете. Якобы он был очень красив. Черные волосы, приятное лицо. И все такое.
Я навострила уши при упоминании об этом особом поклоннике.
— Итак, что с ней случилось, если вы не возражаете, я спрошу?
Внезапно теплый тон женщины стал ледяным.
— Bueno (исп. «Хорошо»), у тебя перед глазами вырезка из газеты. Там написано, что произошло.
Я моргнула, чтобы сдержать жар, который вспыхнул у меня на лице от смущения.
— Да, но вы действительно верите, что она утопилась? — Я выдавила из себя вопрос.
— Не знаю… она утопилась? Кто? Нет… она бы этого не сделала. Она здесь? — резко спросила женщина, огляделась по сторонам и позвала ее по имени. — Серена. Королева, куда ты ходила, дорогая?
Я не могла отделаться от ощущения, что эта маленькая старушка знает больше. Я верила, что она что-то знает. Если бы я только могла вытянуть это из нее. Мне нужно было направить ее к еще одному всплеску ясности. И тут вспомнила слова Рассела о том, что Вальдес угрожал ему, если он кому-нибудь расскажет. Возможно, то же самое было и с миссис Гутьеррес. Копнув поглубже, я набралась смелости, чтобы добиться от нее большего.
— Вы можете рассказать о том, что на самом деле произошло той ночью? Этой ночью? — Я указала на газетную вырезку.
Синтия вскочила, чуть не опрокинув стул.
— Ладно, хватит.
Но, к моему удивлению, миссис Гутьеррес протянула руку и жестом велела дочери сесть обратно.
— Я не могу… я не могу доказать, что произошло. Никто не поверил мне… никто… никто мне не поверит. — Ее опущенные глаза заблестели от влаги, и я могла только догадываться, что она пытается сдержать слезы.
— Отец Серены поверил бы вам. Он знает, что она не убивала себя. Он знает, что полиция скрыла это, потому что не смогла собрать все воедино. — Я сделала паузу, и не знаю, какая смелость на меня нашла, чтобы сделать это, но я осторожно положила руку поверх ее ладони через стол. — И я думаю, вы тоже это знаете.
Пожилая женщина разрыдалась и, опустив голову, начала безудержно всхлипывать.
Синтия тихо выругалась и снова встала.
— Мне все равно, девочка, тебе нужно уйти. Посмотри, что ты с ней делаешь! Ты приходишь сюда и задаешь ей вопросы обо всех этих странных вещах, напоминая о прошлом, которое она едва помнит…
— О, нет, hija (исп. «дочка»), — фыркнула миссис Гутьеррес, пытаясь взять себя в руки. — Я хорошо это помню. Слишком хорошо. Но они думают, что я ненормальная. Ты тоже так думаешь. — Она замолчала, глядя на свою хмурую дочь. — Но, может быть, сейчас здесь есть кто-то, кто выслушает меня.
Я смотрела на нее, цепляясь за ее слова. Отчаяние никогда раньше не проявлялось во мне с такой силой.
Миссис Гутьеррес устроилась в кресле поудобнее и уставилась в одну точку на полу рядом с собой.
— Я была с ней в тот вечер, — начала она, не двигаясь с места. — Это было сразу после нашего шоу… в пятницу. Она взяла ласты и пошла на пирс, чтобы поплавать в одиночестве. Она училась свободно нырять в них. Я, конечно, пошла с ней, ради безопасности. Этот хвост был таким тяжелым. Я действительно не понимаю, как она так хорошо плавала в нем… — Она помолчала. — Что я тебе уже говорила? Я… прости.
— Вы сказали, что это был вечер пятницы с Сереной.
— О, да… я ждала ее там, на берегу. Она ушла под воду некоторое время назад. Я уже начала беспокоиться. Я подумала, что она слишком долго на