странное внизу, там, где должны были быть мои ноги. Я напрягла зрение, прежде чем снова потерять сознание. Что-то серебряное блестело на месте моих ног. Что-то нечеловечески прекрасное. Что-то…
Когда я пришла в себя, то обнаружила, что лежу лицом вниз на песке. Волна захлестывала меня, едва доставая до пояса. Мокрые волосы упали мне на шею и лицо. Одежда промокла насквозь и неприятно липла к телу при каждом движении, меня тошнило, и я кашляла морской водой. Каждый дюйм моего тела болел, будто меня сбил грузовик.
Я скорчила гримасу, пытаясь собрать остатки сил, чтобы подняться на ноги. Судя по тому, как ныли все суставы под давлением любого веса, я подумала, что у меня сломаны кости. Хуже всего было то, что я понятия не имела, где нахожусь. Пляж показался мне незнакомым, а у меня не было с собой телефона, чтобы кому-то позвонить.
Сбитая с толку и измученная, я, наконец, обрела равновесие. Солнце только начинало подниматься, постепенно сменяя ясное фиолетовое небо оранжевыми и розовыми полосками на горизонте океана. Я изучала местность в поисках чего-то знакомого. Чего-то, что могло бы привести меня домой.
Запрокинула голову, глядя в небо, и вдруг заметила все еще сияющую яркую звезду. Я криво улыбнулась. Я узнала эту звезду. И последовала за ней, направляясь в том направлении, куда она выходила, вдоль побережья.
Я брела по пустынному побережью, и от высыхающего песка и соли у меня начинался зуд. Свежий утренний воздух заставлял меня дрожать. Мое покрытое синяками тело отзывалось болью при каждом шаге. Но больше всего меня беспокоило то, как насмехался надо мной открытый океан.
Все выглядело точно так же, как и каждый предыдущий день, ленивые волны плескались о берег. Прилив был таким же, как и всегда. Будто ничего не изменилось. Хотя на самом деле под ним скрывалось столько темных тайн. Тайн, о которых я никогда не смогу рассказать. Тайн, которые море хранило веками, и все же вот так, в одно мгновение, оно поглотило их целиком.
Прогулка в одиночестве показалась мне вечностью. К тому времени, как я добралась до знакомых берегов, рассвет уже наступил и скрылся за горизонтом. Я шла, должно быть, не меньше часа, прежде чем увидела вдали пирс. При виде его на меня нахлынул поток воспоминаний, которые я пыталась забыть.
Всего за один месяц моя жизнь изменилась навсегда. За одну ночь я разрушила древние проклятия, как магические, так и передающиеся из поколения в поколение. И мне удалось сделать это без того, чтобы пираты вырезали мое сердце. Так почему же у меня было такое чувство, будто его вырвали?
Я думала, что если заплачу еще немного, то усохну от обезвоживания. Но оказалось, что у меня осталась одна слеза. Слеза по Майло. По любви, которую я потеряла, но и по любви, которую я подарила, освободив его от проклятия. Слеза по Беллами и той боли, от которой он так долго пытался убежать. Слеза по Серене, которая не заслужила своей участи. И слеза по маме и всем моим родственникам, которые пострадали от мести Корделии.
Я позволила слезе скатиться с глаз, бросив последний взгляд на море, прежде чем с трудом заползти на водительское сиденье маминой машины. Потянувшись за телефоном, я увидела девять пропущенных звонков от папы, три сообщения и одно голосовое сообщение.
— Трина, твоя мама… Она просыпается! Она ничего не помнит, но с ней все будет в порядке.
Его сообщение еще раз убедило меня в том, что я поступила правильно. Однако, когда вспомнила о последних словах, которые сказала папе, это было как удар под дых. Я была слишком измучена, чтобы думать о том, как мне с этим смириться, но я знала, что разберусь с этим позже. А пока отправила ему единственное сообщение, которое смог сформулировать мой мозг, просто чтобы он знал, что я в безопасности.
«Счастливого Дня Благодарения, папа. Я возвращаюсь домой».
39. В лучшем виде
Я приехала домой на следующий день после Дня Благодарения. Я была так измучена, что предпочла бы улететь самолетом, но маме нужно было вернуть машину.
В тот же день маму выписали из больницы, и она сказала, что этой ночью выспалась лучше, чем когда-либо в своей жизни. Хотя она не уточнила почему, я точно знала, что она имела в виду. Во сне меня тоже не преследовали никакие кошмары. Это был самый раскрепощающий отдых, который я когда-либо испытывала, и я сожалела только о том, что моя бабушка и все те, кто был до нее, никогда не испытают этого.
Когда в пятницу вечером мы сидели за столом и готовили поздний ужин на вынос в честь Дня Благодарения, я, наконец, почувствовала, что мы снова собрались всей семьей. Впервые с тех пор, как была ребенком, я услышала мамин смех. А папа широко улыбался. Я молчала. Все еще привыкая. Но позволила себе быть довольной. Я была обязана хотя бы этим.
После ужина я извинилась и ушла в свою комнату. Когда разворачивала сверток, который принесла с собой, в дверях появилась мама. Я спрятала пакет подальше, чтобы она не увидела.
— Катрина. — Ее голос, странно легкий и непринужденный, разнесся по комнате.
— Да, мам? — спросила я, все еще немного колеблясь, но изо всех сил стараясь не подать виду.
— Я только что вспомнила. Ты всё-таки нашла шкатулку, которую искала?
Я вздрогнула при упоминании.
— Да, — спокойно ответила я. — Там было все, что я надеялась найти.
— Ты смогла ее открыть? — Она казалась шокированной.
— Ну… — Я отвела взгляд, все еще обдумывая свое объяснение и жалея, что сказала так много. — Да. Но поверь мне, это было нелегко. — Это, конечно, не было ложью.
— Ух ты. — Она присела в изножье моей кровати. — Знаешь, я помню, как моя мама очень старалась открыть ее, когда я была маленькой, но у нее никогда не получалось. Ей всегда было интересно, что там внутри.
— По сути, это была просто шкатулка для ожерелья, со старыми письмами и прочим хламом. — Я собиралась оставить все как есть, но что-то заставило меня рассказать ей больше. Было бы справедливо, если бы она знала о нашем наследии так же, как и я. Я знала, что она никогда не сможет связать воедино ту часть о русалках и пиратах. Мне было интересно, помнит ли она вообще все, что рассказывала мне во время своих пьяных телефонных разговоров. Может быть, если сказать ей, что все остальные женщины в нашей родословной были подвержены тем же душевным мукам, что и она, это заставит ее чувствовать себя немного менее виноватой за то, что вышло из-под ее контроля. — Ты знала о потайном отделении, в котором хранился дневник моей прабабушки?
— В самом деле? Я понятия не имела. Я никогда особо с этим не возилась. Это одна из тех семейных реликвий, которые я просто бережно хранила и не задавала вопросов. Как и ожерелье. Но, может быть, мне стоило поверить в эти глупые семейные легенды, и все было бы не так плохо. Кто знает.
— Что ж, тебе стоит как-нибудь прочитать его. — Бросив осторожный взгляд, я заметила ключ, лежащий на прикроватном столике. Я не собиралась брать его с собой. — Думаю, ты поймешь, что вы с бабушкой не единственные, у кого были проблемы. Это никогда не было твоей виной.
— Мы все знаем, что это передается по наследству. У каждой дочери. Ходят даже слухи, что одну из них поместили в сумасшедший дом, потому что она действительно считала это ожерелье волшебным. Так что это стало чем-то вроде семейной истории о привидениях. Кто знает, было ли хоть что-то из этого правдой. Но это всегда передавалось по наследству. Но я не хотела иметь к этому никакого отношения. Я думала, что это просто глупое суеверие. Но, в конце концов, я отчаялась… в прошлом году… и тогда я ушла. Я пошла вернуть ожерелье. Оно хранилось у семьи твоего дедушки в Миссури. Я чувствовала себя глупо, но я должна была что-то предпринять. Это звучит нелепо, но я действительно на минуту поверила во все это. Прости, что отправила его тебе. Не могу поверить, что на самом деле купилась на все это.
Мама улыбнулась странно теплой улыбкой, которая одновременно обрадовала и взволновала меня. Я не привыкла разговаривать с ней трезвой, и это все еще было неловкой попыткой. Но я была рада этому. Внезапно она прищурилась.
— Кстати, где ожерелье? — спросила она.
— Я оставила его в Константине, — просто ответила я. Это тоже не было ложью. Я просто опустила ту часть, где говорилось, что оно на дне океана.
— Ну, это только доказывает, что весь этот кошмар никак не был связан с тем ожерельем. Нам оно явно было не нужно, и все обошлось. Тебе больше не снятся кошмары, не так ли?
Я подумала, не рассказать ли ей о том, что песня, которую я пела на пирсе, похоже, частично раскрыла силу ожерелья, но решила не упоминать об этом. Мама явно настроена скептически. В любом случае, сейчас это не имело большого значения.
— Нет, не снятся. — Я усмехнулась иронии, но мама заговорила с неожиданной серьезностью, которая застала меня врасплох.
— Я горжусь тобой, Катрина. И я знаю, что не смогу исправить все те моменты, когда меня не было рядом с тобой. Но я уже нашла программу, которая поможет мне оставаться чистой… навсегда. И думаю, что на этот раз это будет легко. Правда, хочу. Потому что мне ни разу не хотелось выпить с тех пор, как мы выписались из больницы. Это будто… будто я проснулась совершенно новой. Будто с плеч свалился груз. — Она вдохнула так, словно вдыхала сладкий весенний воздух. — Обещаю, тебе не придется беспокоиться обо мне, когда ты вернешься во Флориду. Не позволяй ничему — особенно мне — помешать тебе осуществить мечту, к которой ты начала там стремиться.
Я подумала, что это странное совпадение с ее стороны. После всего, что Константин мне рассказал, я не была уверена, стоит ли мне возвращаться. Я подумывала о том, чтобы закончить семестр и затем попытаться перевестись куда-нибудь еще. Не знала, смогу ли справиться с болезненными воспоминаниями, которые преследовали меня.
— Спасибо, мам, — сказала я, набравшись смелости, чтобы обнять ее. Ее глаза загорелись, и она приняла это с распростертыми объятиями. Мы стояли вместе в моей комнате, крепко обнявшись, и между нами не было ни запаха алкоголя, ни чувства обиды. Я давным-давно потеряла всякую надежду на подобные объятия, поэтому втайне дорожила ими еще больше.