«Ну почему я такая неженственная, – думала она. – Ну почему есть женщины как женщины? Кокетливые, игривые, губки надуют, ресницами помашут, «да, дорогой», «нет, дорогой», «вот ту красненькую с автоматической коробкой передач». Тьфу! А я все делаю сама. Стремлюсь все контролировать, не считаю слабость достоинством! Почему?»
Она снова выпятила челюсть вперед и защелкала зубами. Евгения, которая органично чувствовала себя в деловых серых костюмах и черных туфлях, как-то пыталась поменять гардероб. В мини-юбке в клеточку, в золотых босоножках на шпильках, с волосами, выкрашенными в платиновый цвет, она чувствовала себя то ли участницей маскарада, то ли волком в овечьей шкуре.
При этом все портили настороженные, умные, внимательные глаза и кривая полуулыбка. Одежда помогала, только пока мужчина смотрел на Евгению со спины. Почему-то, посмотрев ей в глаза, ее начинали бояться.
Евгения знала, что на работе ее опасаются. Эти сжатые в ее присутствии плечи, эти опущенные глаза, эта шаркающая походка. Она давно отчаялась найти себе мужчину. Смотрела в испуганные и затравленные глаза, и возникало желание вцепиться в глотку этим трясущимся существам, которые позорили своей трусостью звание мужчин. Причем тряслись и подчиненные, и те, на кого Евгения обрушивалась с проверкой.
В Петре она не увидела ни страха, ни стремления подлизываться. Желание действовать ударно и нестандартно заставило сделать ее предложение Петру.
Не получилось.
Но почему-то у Евгении не было ощущения проигрыша. Она посмотрела на платье, на котором больше не было пуговиц, потерла шею в засосах и улыбнулась. Торчащая челюсть при этом автоматически спряталась. Телефон Евгении пискнул, доставив сообщение, она подошла, взяла его со стола, раскрыла, прочитала.
«Только ноги».
Еще и отправлено из Интернета.
– Кто-то ошибся, – решила Евгения. – Адресатом. При чем здесь ноги? Только. Ноги. А руки и голова?
Она отложила телефон и принялась чистить чеснок.
Марина и Дима примеряли, примеряли и примеряли. Платья, юбки, топы, джемпера, шортики и брючки. Кое-что Марине понравилось. В частности, трикотажное платье до пят на тоненьких бретельках, мягко охватывающее фигуру.
– Бомба, – кивнул Дима. – Очень красиво.
Хлопок был уютным, теплым и каким-то очень комфортным. Марина вообще любила натуральные ткани.
– Купим, будешь ходить дома, – сказал Дима. – Редко тебе что-то идет так, как это платье. Оно просто-таки создано для тебя.
Потом Дима включил лампу и осмотрел примерочную. Ничего. Ни малейших следов крови.
– Давай отнесем на кассу, – сказал Дима, кивнув на платье, – и пойдем изучать следующую кабинку.
Но следующая кабинка была занята двумя подругами.
– Маша, – доносился через тканевую перегородку басовитый голос, – Маша, с твоими ногами такую юбку носить нельзя. Ты на себя посмотри. У тебя же жир на коленях болтается.
В ответ раздалось возмущенное бормотание.
– Кто тебе правду скажет, как не я, твоя лучшая подруга, – продолжал басок, – я же не виновата, что жир у тебя и правда болтается, это ж объективная реальность.
Бормотание приобрело визгливые нотки.
– И попа у тебя отвисшая, – продолжал басок злорадно. – А туда же, хочешь мини-юбку купить.
Ответную реплику разобрать было нельзя, но она явно имела депрессивный оттенок.
– Купи свободные брюки и тунику, это скроет жир, – резюмировал басок. – А это все, что хотела купить, повесь назад. Послушай меня, свою лучшую подругу. Такое мини можно носить мне, а тебе нужно избавиться от иллюзий и нездорового оптимизма.
В примерочной послышалось пыхтение и возня. Несколько минут спустя они вышли – толстенькая невысокая брюнетка с ножками в виде буквы «икс» и высокая худощавая блондинка.
– Объективность прежде всего, – сказала брюнетка баском, передвигая ножки и слегка косолапя, – такие, как я, просто созданы для мини. Но если тебе мини никак... то не надо впадать в отчаяние! Джинсы просто-таки созданы для девушек с жирными ножками.
И она выразительно покосилась на свою худощавую подругу. Та грустно кивнула. Пончик торжествующе повел подругу к полке с джинсами.
– Уверенность в себе, – сказала Марина, – позволяет убедить окружающих в том, что белое – это черное, и наоборот.
– Наполеон, – улыбнулся Дима.
Они зашли в освободившуюся примерочную. Дима повесил на вешалку плечики с вещами. Марина набрала номер Вероники.
«Мой френд Alexander играет в игру, которую я не поощряю, – писала Стекл_offa, – он пытается всем доказать, что любую девушку можно взять измором. Посмотрите его блог – он каждый день ходит за девушкой, незаметно ее фотографирует, изображает смертельно влюбленного юношу и уверен, что она в конце концов сдастся».
Ощущая биение сердца, Ира переключилась на страницу Александра, закрыла глаза и вновь открыла. Там было множество ее фотографий.
«Пока ломается, – было написано под верхней фоткой, – но от меня не уйдешь»
Сердце Иры забилось как сумасшедшее. Рука непроизвольно сжала чашку. Ощущать себя объектом жестокого эксперимента было очень неприятно.
«Она делает вид, что ей все равно, – гласила надпись под еще одной фотографией, – но это только так кажется».
На следующей фотографии была спина Иры и подпись: «Не бывает неприступных крепостей».
Она оставила комментарий: «Бывают», – и залпом допила кофе.
От него слегка пахло табаком. На вкус он был терпким и кололся щетиной. Вероника закрыла глаза, чтобы не видеть голубых глаз, просвечивающих ее насквозь.
– Мммммм, – сказал он, на секунду оторвался от нее, вдохнул воздуха и вновь впился в ее губы.
– И джинсы на голое тело? Это прекрасно. Ты больше не носишь ничего лишнего? – сказал он.
Джинсы упали на пол. Гладкая поверхность стиральной машины приятно холодила филейную часть Вероники.
– Как сладко, – сказала она.
– Смелость вознаграждается, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь?
– Отлично. Как человек, который снял скафандр на третьей планете от Солнца. Боялся, что задохнется. А оказалось, там давно цветут сады.
Он стянул с себя куртку, потом футболку, оставшись с голым торсом. На левом плече у него была большая татуировка. Вероника чувствовала, как перераспределяется у нее в организме кровь, как стучит в груди сердце и становится трудно дышать. Телефон, лежащий на полочке среди косметики, которая отныне Веронике не нужна, зазвенел и запрыгал.
– Ответь, – сказал он. – Это важно.
Вероника подчинилась, ощущая, что подчиняется автоматически, не раздумывая, как будто он был истиной в последней инстанции.
– Але, – сказала она. – Здравствуйте, Марина. Да, получала. Из Интернета. Такое странное... «Твоя очередь никогда не наступит». Спасибо, буду осторожна, до свидания.
Она отключила связь и снова обвила руками его шею.
Дима осветил все вокруг ультрафиолетовой лампой.
– Все чисто, – сказал он. – Крови нет. Что сказала Вероника?
– Ей пришло сообщение, что ее очередь никогда не наступит. Это что-то апокалиптическое. Кира и Ульяна мертвы, фото Цукермана разорвано, Лиза следующая, с Ирой нет связи, Анастасия будет последней, очередь Вероники не наступит никогда. Мне не приходило ничего. Евгении я сейчас по...
В этот момент Евгения позвонила сама.
– Дай я угадаю, – сказал Дима. – В эсэмэске, которая пришла Евгении, есть слово «ноги».
– Марина, – сказала Евгения в трубку, – вы попросили сообщать обо всех подозрительных звонках, сообщениях и ситуациях. Мне пришло сообщение. Там два слова. «Только ноги».
Марина посмотрела на Диму дикими глазами.
– Евгения, спасибо, это очень важно, – сказала она. – У нас уже два трупа. Убиты Кира и Ульяна. Это сообщение – угроза. Вашим ногам. Хотя я не представляю, как это может быть и что это значит.
– Кто-то убивает посетительниц семинара одну за другой? А у меня ноги планирует оторвать?
– Да. В торговом центре. Второе убийство словно сделано под копирку.
– Маньяк, – сказала Евгения. – Определенно маньяк.
– Зачем?
– Маньяк не задает слова «зачем». Ему просто хочется убивать. У него в душе есть что-то сумасшедшее. Что-то в глубине... такое бешеное. Как гидра, которая притаилась на дне пруда.
Евгения отключилась. Марина посмотрела на мужа.
– Откуда ты знал? – спросила она.
Он улыбнулся.
– Вник в логику, – сказал он. – Тебе сообщение вообще не придет. Потому что ты беременная, не в теме. Не вписываешься в ряд. Знаешь, как рубанок, гвозди, стамеска, молоток, арбуз, пила и шпатель. Найди лишнее.
– Арбуз.
– Молодец. Ты арбуз. Ты – лишняя.
– Так почему ноги? Почему?
Они вышли из примерочной и пошли к кассе.
– Пока не могу сказать, – покачал он головой. – Потерпи. Если я расскажу тебе свою версию, ты перестанешь думать, а мне надо, чтобы ты продолжала пытаться мыслить самостоятельно. К слову, моя догадка ни на что не влияет. Я просто уловил закономерность. Но она нам пока ничем не поможет.
Они оплатили покупки и вышли из Terranova. Следующим был кофейный бутик, распространяющий одуряющий аромат.
Лиза рисовала, но вдохновение потихоньку убывало, а шрамы на груди болели все сильнее. Они ныли и стреляли, как будто на грудь капал раскаленный свинец. Лиза села на мягкий пушистый пол рядом с недописанной картиной и прижала руки к груди. Картины были прекрасны. Она была молодой, красивой и талантливой. Но силы оставляли ее, а депрессия нарастала.
Она прошлась по квартире, залезла в ванну с морской солью, потом встала перед зеркалом. Лиза вспомнила, как ее привезли в больницу, как персонал уговаривал ее сказать правду и написать заявление на того, кто это сделал... Но Лиза не сказала ни слова. Никто не знал, кто был виноват.
Потом, пару лет спустя, она попыталась наладить личную жизнь, но, когда дело зашло далеко и она разделась, на лице у молодого человека отразились изумление, ужас и плохо скрытое отвращение. Она ждала сочувствия. Ну или что он просто сделает вид, что все в порядке… Больше Лиза романтических отношений не заводила.