по наклонной платформе внутрь. «Там, в фюзеляже, люди зафиксируют автомобиль», — машинально подумал Берти, когда сопла самолета уже оглушительно взвыли.
Медленно, постепенно набирая скорость, катился тяжелый грузовой самолет по взлетно-посадочной полосе. Вот он оторвался от земли. Вот набирает высоту. Из сопл вырывались темные горючие газы, оставляя широкий шлейф в воздухе.
Самолет поднимался все выше и выше.
Вот он стал совсем маленьким. Вот сделал крутой вираж влево…
Первые пожарные машины доехали до пылающего автомобиля. Заработали пенные огнетушители. Мужчины, выскочившие из машин, что-то бурно выясняли, размахивая руками, а потом помчались к контрольной башне.
12
Сильно прихрамывая, Берти вышел из лифта и пошел по переходу, который вел в главное помещение контрольной башни. Находиться посторонним здесь было запрещено. Но во всеобщей панике Берти удалось обойти оцепление у подножия башни. Он перелез через высокую решетку и поднялся на лифте. После стольких лет работы на своем поприще он знал массу трюков. Проход с большим количеством дверей был пуст. Берти услышал какой-то шум. Он мгновенно огляделся и увидел туалет! Распахнул дверь, заскочил в кабинку и заперся. Не прошло и минуты, как до него донеслись голоса двух проходивших мимо мужчин, возбужденно говоривших по-фински. А потом — Берти недаром всегда утверждал, что он везунчик! — он тихо, но отчетливо услышал другие голоса через стенку туалета. Он прижался ухом к стене. В соседнем помещении громко разговаривали. Несколько мужчин — Берти насчитал в общей сложности пять голосов — говорили по-английски. Берти понял, что это были американцы. Должно быть, четверо из тех, которых он преследовал. А пятый, с низким голосом, оставался, вероятно, здесь, потому что ему докладывали. Ну и подфартило ему…
— …Джим сейчас в контрольном помещении, ведет себя как помешанный! Звонит всему миру, включая Господа Бога! Требует, чтобы немедленно подняли реактивные истребители для перехвата грузового самолета…
Низкий голос:
— Успокойся, я в курсе. Я сам его отправил.
— Для этого ему нужна санкция министра обороны, Пит…
«Значит, этого с низким голосом зовут Пит». Он произнес:
— Ну и?
— Министр поостережется! Самолет соцблока, да еще в Финляндии!
— Мы должны перепробовать все! — сказал Пит.
— До русской границы сто пятьдесят километров! Послушай, Пит, даже если действительно последует военный приказ, давно уже будет поздно!
— К тому же приказа никогда не будет! Думаешь, МИГи из конвоя будут бездействовать?
— Знаешь, что меня особенно бесит, Пит: неужели среди нас действительно есть предатели?
— Почему ты так решил?
— Так в бронированной машине сидели ведь не только чехи, там ведь было четверо наших ребят! Двое здешних и двое из Гамбурга. Что же это — четверо подонков? Сколько же им за это заплатили? Что…
— Идиот! — загремел голос Пита. Потом он стал помягче: — Извини, Уолли, тебя же не было, когда пришло сообщение.
— Какое сообщение?
— Финские водители нашли за кустами на шоссе двух связанных мужчин. Рты заклеены лейкопластырем, вот так-то… Это были двое твоих коллег из Хельсинки!
— Проклятье!
— Вот именно, проклятье! Это были настоящие водители лимузина.
— Но как же…
— Они сказали, что, выехав в аэропорт, вдруг увидели лежащего на шоссе ребенка… Их специально послали сначала одних, чтобы ваш конвой преждевременно не вызвал подозрений… В общем, увидели ребенка, остановились и вышли…
— Непростительное легкомыслие!
— Ну что же ты хочешь? Они подумали, что и в самом деле произошел несчастный случай! Ну, а русские только того и ждали.
— Русские?
— Они сказали, что это были русские. Типажи блестяще подобраны, вылитые американцы. Говорят без акцента, одеты безупречно, во все американское, полная осведомленность. Избили наших ребят до потери сознания, забрали бумаги, оружие и опознавательные жетоны. Спрятали их за живой изгородью и поехали на летное поле… в роли водителей лимузина!
— А ребенок? А что ребенок, Пит?
— Встал как ни в чем не бывало. Просто лег, вот и все. Машина увезла его…
— Вот сволочи проклятые!
— Фантастика! Просто фантастика! А мы ничего не заметили! Вообще ничего! Ни на секунду не закрались сомнения! Я же с ними обоими разговаривал!
— Я тоже!
— И я!
— Ну вот видите! — басил Пит. — Все дело в том, что вы не были знакомы лично… Это была наша ошибка… Кто-то все выдал русским: каким рейсом вы прилетаете, сколько вас и что вы поедете по указке Билки за спрятанными микрофильмами — абсолютно все.
— То есть эти двое русских погнали машину в транспортный самолет…
— Дошло наконец?
— Подожди! Кроме двух русских и Билки с девчонкой и Михельсеном, в машине были же еще двое наших из Гамбурга! А что с ними?
Голос Пита:
— Командир транспортного самолета сразу после взлета передал, что с ними ничего не случилось. Они взяты в заложники русскими и членами экипажа.
— Ну тогда это просто чушь собачья, то, что пытается Джим — вынудить к посадке с помощью истребителей-перехватчиков!
— Он должен попытаться сделать все. Ты же знаешь, о чем речь.
— Тогда они убьют наших ребят!
— Командир уже предупредил об этом. Как только появится первый истребитель, сказал он. А так оба вернутся, когда самолет приземлится у себя. Условие: никаких действий с нашей стороны. Я понимаю, что ситуация дерьмовая. Но центр приказал хотя бы попытаться поднять истребители…
Новый голос, вне себя от ярости:
— Все кончено! Теперь все кончено!
— Что случилось, Джо?
— Смотрите! Посмотрите на микропленки! Эти и вот эти! Ведь один из русских взял в бунгало из рук художника кассеты и передал их мне. Потом снова взял их, чтобы вложить обратно пленки. Тогда-то он их, наверное, и подменил.
— О Боже!
— Черт бы их всех побрал!
— В коробочках теперь микрофильмы последних маневров НАТО! Непостижимо!
— А пленки Билки?
— У русского, конечно! В самолете!
— Бог ты мой, ну и хреновая история!
— Так, спокойно, — проговорил Пит. — Как все было в бунгало? Как подменили пленки? По порядку. И подробно, пожалуйста.
13
— …В общем, они этому Питу все подробно изложили, а я все слушал — вот откуда информация, — звучал голос Берти у моего уха. Я сидел на диване и слушал его отчет. Монеров, брат Билки и Ирина стояли неподвижно вокруг меня, застыв, словно восковые фигуры мадам Тюссо. Человек, называвший себя Монеровым, улыбался и по-прежнему держал в руке пистолет.
— Ну и? — спросил я. Я уже пару раз прикладывался к бутылке, пока его слушал, и сейчас снова глотнул.
— Я, разумеется, удрал оттуда, с верхотуры. Для начала надо унести ноги из аэропорта. Я тебе звоню из… неважно, откуда. У меня все тот же водитель. Все для меня делает. Сказал, что привезет меня к первому рейсу на Гамбург. Кстати, хочешь посмеяться: шофер не финн. Он норвежец. Норвежский коммунист, он мне сам признался. Твоя очаровательная фройляйн Луиза…
— Кончай, — буркнул я. Норвежец. Норвежский коммунист. В Хельсинки. Помогает Берти. Я заставил себя не думать об этом. — Возвращайся как можно скорее. Все, — произнес я. Трубка едва не выскользнула еще раз из моих рук, такие они были мокрые от пота. Я повесил ее.
— Русские схватили Яна? — прошептала Ирина, следившая за разговором.
— Да, — ответил я. — И подругу, и Михельсена.
Брат Билки громко застонал.
— Как видите… — начал Монеров, но в этот момент дверь распахнулась, и в номер ворвался Жюль Кассен, старший официант. Поверх форменной одежды на нем были надеты пальто и шляпа. На нас он даже не взглянул, все его внимание было обращено только на Монерова.
— Все в порядке, Иосиф, — произнес он. — Самолет благополучно пересек советскую границу. Приземлится через несколько минут. Здесь нам больше нечего делать. Заканчивай.
Монеров передал ему пистолет.
— Я только заберу пару вещей. Сейчас вернусь! — Он выбежал из номера.
Я поднялся и подошел к французу.
— Ну вы и мерзавец, — сказал я. — Проклятый негодяй, вы работаете на русских! Вы обманули меня!
— Неужели уже заметил? Быстро это у тебя, — усмехнулся Жюль Кассен. Он поднял пистолет: — Стоять! Не думай, что я не смогу сделать тебе дырку в животе!
— Вы… вы… — Я все же остановился. — У вас было задание все из меня вытягивать для этой вот штуковины… — Я показал на микрофон в радиоприемнике, из которого все еще звучала нежная музыка. — У вас было задание удерживать меня здесь…
— Умненький мальчик. Поздравляю, — съязвил Жюль.
— А Зеерозе? Человек, который спас вам жизнь? Или это тоже неправда?
— Спас жизнь! — Жюль сплюнул на ковер и грубо выругался по-французски. — Спас жизнь, merde![108] Перестраховка, больше ничего. Зато я вытащил его в сорок пятом из лагеря и дал показания в его пользу! И выбил ему лицензию! А вся моя семья, абсолютно все погибли в этой проклятой войне! Под бомбами или у маки. Или в концлагере! Я ненавижу всех немцев!
— Навечно, да? — спросил я.
— Да, навечно! — сказал он.
— Но почему, Жюль?
— Почему? Ты меня спрашивал, почему я до сих пор официант, в моем возрасте! Почему у меня нет бара, как я мечтал, так?
— Да…
— Alors,[109] тогда я женился на немецкой женщине, понимаешь? Подумал: хватит ненависти. И что она сделала, моя маленькая сладкая немецкая жена? Изменила мне! Обманула! Я для нее слишком старый был. А потом, когда я скопил достаточно денег для бара, она украла у меня все деньги и сбежала с другим… С американцем… Сегодня большие друзья — американцы и немцы! Не мои! — Он метнул на меня быстрый взгляд, его глаза горели. — Все, я уезжаю прочь из этой страны! Никогда, никогда не вернусь! Я счастлив! Счастлив! Понимаешь?