«…а не имею любви, — взволнованно произносил Томас Херфорд, — то я ничто. И если я раздам все имение мое…»
…БОЛЬШИЕ С БОЛЬШИМ ОБОДКОМ: ДА — 89,9 %… УТОЧНЯЮЩИЙ ВОПРОС В: ЦВЕТ СОСКОВ… РОЗОВЫЕ: ДА 49,3 %… СВЕТЛО-КОРИЧНЕВЫЕ: ДА — 55,6 %… ТЕМНО-КОРИЧНЕВЫЕ: ДА — 91,3 %… С ВОЛОСКАМИ: ДА — 11,3 %…
«…и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует…»
…УТОЧНЯЮЩИЙ ВОПРОС Г: ФОРМА ГРУДИ… ДЕВИЧЬЯ, НЕЖНАЯ: ДА — 45,6 %… ЖЕНСТВЕННАЯ, ЗРЕЛАЯ И ТУГАЯ: ДА — 60,3 %… ПЛОТНАЯ ОЧЕНЬ БОЛЬШОГО РАЗМЕРА: ДА — 95,4 %…
«…любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует…»
…ГРУШЕВИДНОЙ ФОРМЫ: ДА — 39,6 %…
«…не ищет своего…»
…В ФОРМЕ БУТОНА: ДА — 9,1 %…
«…не раздражается, не мыслит зла…»
…В ФОРМЕ ЯБЛОКА: ДА — 93,4 %…
«…не радуется неправде…»
…УТОЧНЯЮЩИЙ ВОПРОС Е: ЦВЕТ ГРУДИ… РУМЯНЫЙ: ДА — 87,7 %… ЗАГОРЕЛЫЙ: ДА — 67,8 %…
— «…а сорадуется истине, аминь», — произнес Херфорд.
— Аминь, — сказали Мамочка, Зеерозе и Ротауг.
Один из телефонов зазвонил.
— Чертовы придурки! — в ярости заорал издатель. — Они же точно знают, что сейчас Херфорда беспокоить нельзя!
Телефон продолжал звонить.
Издатель быстрым шагом подошел к письменному столу и поднял одну из многочисленных трубок — и не ошибся, он знал, какой телефон звонит.
— Что случилось? — рявкнул он. — Я же ясно… Что?.. Так, понятно… Внутренняя связь, хорошо… — Он положил трубку и нажал клавишу серебряной установки внутренней связи. — Херфорд! — Он отпустил клавишу.
Из динамика зазвучал подобострастный голос:
— Мне страшно жаль, если я тебе помешал, Томми, но это действительно важно…
— Что за срочность, Харальд? — спросил Херфорд, наклонясь над аппаратом, и снова нажал клавишу. В дальнейшем он много раз нажимал и опять отпускал клавишу. Харальд — это Харальд Фиброк, начальник отдела кадров, тоже важная птица на нашей фирме.
Мы все молча выслушали следующий диалог.
— Ах, вокруг меня одни идиоты, Томми! Мы же договорились, что увольняем Клефельда, разве нет?
— Ну и что? Все согласовано. В конце февраля молодой Хеллеринг может занять эту должность.
Молодой Хеллеринг, насколько я знал, был не таким уже молодым сыном нашего важнейшего оптовика, которому Херфорд был обязан и, видно, хотел оказать любезность. Упомянутый Клефельд, старый служащий, работал в отделе реализации, группа «Оптовики». Фридрих Клефельд на фирме уже двадцать лет, почти с основания «Блица». Я внимательно слушал. Наверняка они опять затеяли какое-то свинство!
— К сожалению, с молодым Хеллерингом не получится, Томми.
— Что значит, не получится? Должно получиться! Слушай, отец каждый день наседает на Херфорда. Херфорд обещал!
— Да, знаю. Поэтому еще несколько дней назад прямо поговорил с Лангом и Кальтером. Сказал им: Клефельда увольняем. Так что он должен был получить синий конверт вовремя.
— Просто и ясно.
— Да, и я так думал. Но знаешь, что случилось?
— Что? Не тяни, Харальд, у Херфорда гости.
— Ланг и Кальтер, эти козлы, забыли, когда нужно увольнять.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею…» — думал я, глядя, как лицо Херфорда все больше багровело от гнева и как он прорычал в аппарат:
— Забыли когда? Ты хочешь сказать, что они не уволили Клефельда вовремя?
— Именно так. Я вне себя. Сегодня утром…
— Эти негодяи! Эти задницы! Эти…
— Херфорд, прошу тебя, Херфорд! — подала голос Мамочка.
«…то я — медь звенящая или кимвал звучащий…»
— Именно так, Херфорд! Эти сукины дети! Сегодня утром приходят ко мне с поджатыми хвостами и говорят, что им страшно жаль, но они забыли.
— Страшно жаль! Сучье отродье! Какое свинство! У Клефельда год на увольнение, — продолжал бесноваться Херфорд. — Мы бы ему все компенсировали, если уйдет сразу! И место для молодого Хеллеринга было бы свободно! И нам нечего было бы бояться суда по трудовым конфликтам! У Клефельда же больная жена! Он постоянно опаздывал! Не выполнял свои обязанности с прежней добросовестностью! Однозначное нарушение договора! А если бы он обратился в суд, мы бы выиграли! Верно?
«…если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру…»
— Верно, Томми. Все правильно. А если бы даже и проиграли, потому что он ведь очень давно на фирме и практически не подлежит увольнению, мы бы с ним поторговались и что-нибудь выплатили. Ведь такой процесс требует времени, а мы бы его еще затянули. Он бы его не выдержал, уже по финансовым соображениям!
— Вот именно! Его старуха! Больница! Чего он вообще хочет? Мы еще с ним по-человечески! Так он получает зарплату за целый год, если уходит! Он бы с радостью получил расчет за целый год, этот Клефельд! У его старухи лейкемия, так что деньги нужны!
— Одна только консервированная кровь чего стоит! Ваша касса ее больше не оплачивает!
— Вот видите! И мы бы его очень удачно сплавили. Да к тому же этот дристун уже старик, шестьдесят три, кажется?
— Шестьдесят один.
— Шестьдесят один, ладно. Вот дерьмо, давно надо было его уволить!
«…так что могу и горы переставлять…»
— Если мы сейчас объявим ему об увольнении и придется ждать следующего срока, то его старуха уже помрет и что ему тогда проку в деньгах, он еще захочет отработать весь положенный год!
— Ну что за чертовщина! Надо что-нибудь придумать!
— Херфорд, в самом деле…
— Извини, Мамочка, но я не могу быть спокойным! Эти засранцы… Что тут можно еще сделать, Харальд? Херфорд должен оказать Хеллерингу эту любезность с его сыном! Ты же знаешь, что у старого Хеллеринга вся Верхняя Бавария.
— Знаю, знаю. Но тут ты ничего не сможешь сделать. Дальше еще хуже.
— Еще хуже? Что там еще?
— Шеф группы сбыта «Оптовики» ничего не знал об увольнении. Мы же хотели держать все в тайне, верно? Так вот, они вчера устроили для этого Клефельда праздник, собрали деньги, купили подарки, цветы, шнапс… настоящий маленький праздник, и напечатали ему грамоту…
— Вот дерьмо поганое!
…ГРУДЬ ПОЛНОСТЬЮ ОБНАЖЕНА: ДА — 84,6 %…
— …а в грамоте написано, что издательство благодарит его за двадцать лет самоотверженной деятельности и что ты надеешься еще на много лет плодотворного сотрудничества!
— Я-а-а?!
«…а не имею любви — то я ничто…»
— Да, к сожалению, Томми. Они перенесли твое факсимиле на грамоту по новому методу. Выглядит точно как твоя настоящая подпись. Теперь уволить Клефельда никто не сможет! Если он с этой грамотой пойдет в суд по трудовым конфликтам…
— Прекрати! Мне уже плохо! Какие кретины! Все нужно делать самому! Слушай внимательно, Харальд: проследи, чтобы Ланг и Кальтер были уволены прямо сегодня…
— Хорошо, Томми. Я и сам хотел.
— …а потом просмотри личные дела. Кого в отделе реализации мы можем уволить в ближайшее время. Конечно, не какого-нибудь нужного человека. Но молодой Хеллеринг должен попасть в отдел сбыта! У отца вся Верхняя Бавария, слышишь! А Херфорд скажет отцу, что это только, чтобы войти в курс дела, а потом он получит должность Клефельда…
…СОСКИ ГРУДИ, ВЫДАЮЩИЕСЯ ПОД МОКРОЙ СВОБОДНОЙ МУЖСКОЙ РУБАШКОЙ: ДА — 93,7 %…
— Сделаю, Томми.
— И ты лично отвечаешь мне за то, чтобы Клефельд в следующий раз вовремя получил извещение об увольнении!
— Понятно, Томми, понятно. Можешь на меня положиться. Будем молить Бога, чтобы его старуха до того времени не померла и ему срочно были нужны деньги!
«…и если я раздам все имение мое…»
— При лейкемии это иногда длится долго.
— Тьфу, тьфу, тьфу!
«…и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею…»
— Немедленно просмотри личные дела, чтобы я принял молодого Хелленринга хотя бы временно…
— Сейчас. Я перезвоню. Пока, Томми.
— Пока, Харальд.
…БОЛЬШИЕ С БОЛЬШИМ ОРЕОЛОМ: ДА — 89,9 %…
Херфорд выключил аппарат, выпрямился и сказал:
— Еще язву желудка заработаю в этой конторе, проклятие! Какое вонючее свинство! Ну, эти двое у меня немедленно вылетят! — Он поправил жилетку, и через несколько мгновений на его все еще искаженном от ярости лице снова появилась отеческая улыбка. — Так, с этим покончено. И без того забот полон рот, так нет, обязательно сваливается еще что-нибудь эдакое! А потом люди думают, что Херфорд зарабатывает деньги во сне.
— Зависть, — с готовностью подбросил Лестер.
— Да, зависть, — согласилась Мамочка. — Ужасная это вещь, зависть, правда? А сколько пришлось господину Херфорду повкалывать, чтобы создать все это. — Я глянул на Хэма, но тот из предосторожности смотрел в окно. «А сколько пришлось господину Херфорду повкалывать». Бедный господин Херфорд! — Прими пилюли, ты опять так перенервничал, — сказала Мамочка. Херфорд выловил маленькую золотую коробочку из кармана жилетки, раскрыл ее, и я увидел там множество разноцветных пилюль. Херфорд был знаменитым пожирателем пилюль. Он глотал их горстями. Говорили, что у себя на вилле в Грисхайме он держит целый шкаф, полный медикаментов. А сейчас он принял две синих пилюли и запил их несколькими глотками воды, налив ее из графина в стакан.
— Если бы Херфорд так не любил свою профессию, он бы давно уже все бросил, — сказал Херфорд.
Свою профессию и свои миллионы. Может быть, больная лейкемией госпожа Клефельд протянет подольше, чтобы можно было хотя бы в 1969 году заставить господина Клефельда немедленно уволиться с порядочной компенсацией…
— Итак, господа!
Херфорд снова подошел к конторке с Библией и снова с головы до ног являл собой образ человека чести. (Голые девушки на обложках должны быть только блондинками! Как выяснилось, брюнеток немецкие читатели не хотят.) Теперь я смотрел на него внимательно, мне было искренне интересно, что он хотел нам так срочно сообщить. Мы сидели в глубоких креслах, и я думал, что Мамочка рассматривала своего мужа как светлый образ святого. Они были созданы друг для друга. До войны, когда Херфорд еще работал в рекламном отделе другого иллюстрированного издания, Мамочка была его секретаршей.