«Друзья мои, — растроганно подумала Луиза, — друзья мои, они начеку, они не оставляют меня в беде, нет-нет! И говорят мне вдруг „ты“ и „Луиза“! Впервые!»
Голос умершего русского прозвучал твердо и громко:
— Не бойся, Луиза! Нисколько не бойся! Выходи. Сейчас!
Фройляйн не задумалась ни на секунду. Она знала: ее защищают и оберегают, она неприкосновенна благодаря своим друзьям. Она поднялась, тихо вышла из купе и пошла по пустому проходу к двери вагона, намереваясь сойти, как ей было приказано. Поезд шел очень быстро. Фройляйн отметила это с легким удивлением. Она дошла до двери и нажала на ручку. Дверь приоткрылась лишь на узкую щелку, попутный ветер давил с другой стороны. Фройляйн Луиза навалилась со всей силой на дверь, чтобы открыть ее. Она была полна решимости сойти, именно сейчас, не медля ни секунды, хотя мимо проносились огни. Ей нисколько не было страшно.
— Мои друзья знают, что делают, — пробормотала фройляйн.
Поезд встряхнуло, заскрипели тормоза, ход замедлился. Неожиданно фройляйн Луиза увидела освещенные улицы, дома, которые быстро увеличивались в размере и надвигались на железнодорожную насыпь, большие белые лампы на сигнальных мачтах и подсвеченное табло перед похожей на бункер бетонной колодой, на которой стояло: Централизованный пост № 2. Фройляйн Луиза никогда раньше не ездила в Гамбург поездом, всегда только на машине. Она не знала маршрута. Поезд въезжал на вокзал.
— Спасибо, друзья, — произнесла фройляйн Луиза.
Поезд остановился. Фройляйн Луиза вышла и ступила на перрон. Лампы раскачивались на ветру. Человек десять сошло с поезда, столько же примерно село. «Это, должно быть, пересадочная станция», — подумала Луиза. В это время из репродуктора донеслось:
— Станция Ротенбург! Станция Ротенбург! Прибывший на третий путь скорый поезд из Кёльна через Бремен стоит очень недолго. Пожалуйста, поторопитесь с высадкой и посадкой!
Фройляйн Луиза стояла возле своего вагона. Она была в полной безопасности и безумно счастлива, абсолютно счастлива.
— Друзья мои, — пробормотала она, — друзья мои…
Снова раздался голос из громкоговорителя:
— В скором поезде на Гамбург, на третьем пути, просьба закрыть двери! Поезд отправляется! — Фройляйн Луиза стояла около катившихся мимо нее вагонов, ожидая появления сигнальных фонарей последнего. Потом она отправилась, наперекор ветру, грозившему сбить ее с ног, к подземному переходу и спустилась вниз по ступенькам. Переход был совершенно безлюден. Внутри стояло несколько скамеек. Луиза села на одну из них, поставив рядом сумку. «Долго я не буду здесь сидеть, — решила она, — скоро придет пассажирский поезд и доставит меня в Гамбург».
Электрические часы в подземном переходе показывали время: 4 часа 56 минут.
«Да, скоро мой поезд, — сказала она себе. — На пассажирском это будет, конечно, дольше, он ведь повсюду останавливается, но это не страшно. Главное, я убежала от доктора Эркнера. — Она улыбнулась. А затем тихо произнесла те самые слова: — „Откуда я пришла — никто не знает. Все движется туда, куда и я…“ Она глубоко вздохнула, ее лицо выражало полное душевное спокойствие, и она процитировала дальше: „Пусть плещет море, ветер завывает… Один Господь все это понимает…“»
6
— Ты, конечно, знаешь братьев Маркс, этих американских комиков, — произнес Хэм. Он зашел в мою комнату в тот самый момент, когда я дописывал последние слова предыдущей главы, и молча, пыхтя трубкой и кивнув пару раз, прочитал их. Волосы, как всегда, торчком стояли у него на голове. На нос он нацепил свои очки для чтения в стальной оправе. Потом посмотрел на меня поверх них.
— Да, — отозвался я. — Их было четыре брата.
— Сейчас в живых остался только один, — сказал Хэм. — Граучо. Ему семьдесят три года. То, что я читаю, напоминает мне один фильм, в котором он играл с одним из братьев. В этом фильме Граучо говорит: «Знаешь, в соседнем доме зарыт клад». Брат ему отвечает: «Слушай, здесь ведь нет никакого соседнего дома!» На это Граучо спокойно говорит: «Ничего страшного. Значит, мы его себе построим». Я не знаю лучшего определения парапсихологии.
— Парапсихологии? — удивился я.
— Да, все эти ощущения твоей фройляйн в поезде и в переходе — она ведь сама тебе о них рассказывала?
— Да, во время моего последнего визита. Я всегда точно записываю то, что она рассказывает, сам я ничего не придумываю.
— То, что пережила фройляйн — это точно из области парапсихологии. Мозг шизофренички функционирует иначе. Ее ощущения видоизменены. Мы не знаем, что, собственно, является причиной этих иных ощущений. Быть может, шизофреники обладают особыми способностями парапсихологии. «Пара» — означает рядом, около, то есть это околопсихология.
— Знаю, — ответил я.
— Я как раз прочитал, что писал на тему парапсихологии один умный публицист — Райнер Фабиан его зовут. Это в высшей степени интересно. Вот послушай…
— Вы в это верите, Хэм?
— Да, — ответил он. — И не только я. Ты бы удивился, если б узнал, кто только не верил во все это. Русский химик Менделеев, астроном Фридрих Цельнер, великий биолог и философ Ханс Дриш, мадам Кюри, Зигмунд Фрейд, Эйнштейн и многие, многие другие.
— Я все это считал надувательством, пока не… — Я запнулся.
— Пока не влип в эту историю, — договорил Хэм, затянулся своей трубкой и кивнул. — В жизни каждого человека наступает момент, когда он вынужден считать парапсихологию надувательством или фантастической наукой о загадочном, когда он становится верящим или неверящим братом Марксом. Мы все братья Маркс, все люди, верующие и неверующие. — Хэм сел. — Смотри, — продолжил он, — в такие «соседние дома» люди верили всегда, насколько мы вообще можем углубиться в историю. Они переносили «соседние дома» на звезды, в болото и чащобу, в зловещие уголки природы, в безлюдные замки, в мозг. Понимаешь, Вальтер, в мозг.
— Да, — отозвался я, — в мозг.
— «Соседние дома» обязательно оказывались в сверхъестественных местах. Необъяснимое всегда нуждается в драматическом обрамлении. Явления, которые ты описываешь у твоей душевнобольной, если исключить случайное совпадение, можно было бы назвать «Praekognition» — то есть предвидением. Предсказывать будущее, прорицать умела Пифия в Дельфийском храме. Даром предвидения обладал сын Данте Якопо. Спустя восемь месяцев после смерти Данте дух отца привел его во сне на то место, где была спрятана рукопись тринадцатой песни «Божественной комедии». На следующее утро Якопо отправился на это место и нашел рукопись. В английском местечке Аберфэн лавина рыхлого снега погребла под собой школьное здание, если помнишь. После катастрофы британские газеты получили десятки писем, авторы которых, живущие далеко от Аберфэна, иногда на других континентах, утверждали, что пережили катастрофу во сне еще до нее. И они с абсолютной точностью описывали жуткое место, хотя никогда не видели его!
— Мне вспоминается, — вставил я, — что сказал космонавт Гагарин, первый человек в космосе. Что-то вроде: «Во время своего полета я видел такое, что превосходит любую фантазию. И если бы мне разрешили рассказать об этом, я бы потряс все человечество!»
— Вот видишь, — оживился Хэм, — в наше время в гораздо большей степени, чем в более ранние времена, появилась готовность и способность осознать парапсихологические феномены. Гораздо большая готовность и способность, чем, к примеру, в век Просвещения, в котором существовал разум, разум и еще раз разум и ничего более. Сегодня вновь возродилась тоска по чудесам. Интерес к необъяснимым вещам никогда не исчезал. Я имею в виду религиозное стремление человека искать смысл во всем, что происходит, объяснять судьбу, выискивать закономерности в случайном, верить в неземные цивилизации и в жизнь после смерти…
— Как моя фройляйн Луиза, — вставил я.
— …и тем самым обретать защищенность! Еще никогда потребность в защищенности не была так велика у людей, как в наши дни. Таким образом и их готовность заниматься парапсихологией и верить в ее феномены никогда не была столь велика, — заключил Хэм.
— Ну что ж, — сказал я, — я тоже могу себе это объяснить. Наше время сегодня подобно двуликому Янусу. Одно лицо зовется разумом, другое — дурманом. Прыгнуть на сверхзвуковом «Джамбо-джет» в Нью-Йорк — и с ЛСД — в соседний мир. Преклонение перед компьютером — и обращение к Водолею в мюзикле «Волосы». С одной стороны, претворение в жизнь сложнейших электронных мегапроектов, с другой — такая книга, как «Воспоминания о будущем», становится мировым бестселлером.
— То-то и оно, — сказал Хэм. — Наше время уже настолько технократизировано, что люди просто вынуждены компенсировать это мечтами о чудесах! Пятьдесят пять процентов всех европейцев читают свой гороскоп. Половина западногерманского населения верит в шестое чувство. Все больше людей, из тех, что могут себе это позволить, ходят к астрологу. Каждый пятый утверждает, что уже получил парапсихологическую информацию из будущего. Это относится и к России! «Техника молодежи» называется у них один журнал с тиражом в пять миллионов. Я как раз отдавал на перевод статью оттуда о таинственном исчезновении самолетов и кораблей между Бермудами, Багамами и Пуэрто-Рико. Один советский ученый чрезвычайно энергично противится в ней рационалистической и весьма сомнительной гипотезе, что в этом «смертельном треугольнике» имеют место несчастные случаи. И, как следовало ожидать, военная индустрия сверхдержав вовсю набирает обороты в этом регионе.
— Не надо шутить, — заметил я.
— Я вовсе не шучу, — возразил Хэм. — В июле 1959 года американская атомная подводная лодка «Наутилус» покинула гавань на Восточном побережье США. На ее борту был один пассажир, никто не знал, как его звали и чем он занимался. Этот пассажир пробыл на борту шестнадцать суток. Дважды в день он запирался в своей каюте, где записывал ряд цифр и запечатывал потом бумагу в конверт. В то же самое время, на огромном расстоянии, в центре специальных исследований фирмы «Вестингхаус», сидел другой человек и также записывал цифры и запечатывал их.