— Где она находится?
— На другом конце Гамбурга. Большая новостройка. Много жильцов.
— Адрес! — воскликнула Эдит.
— Этого я вам не могу сказать.
— Почему не можете?
— Из-за своего друга. Мне пришлось ему пообещать, что я никому не скажу адрес. Он страшно боится! Не хочет впутываться в это дело. Никому не рассказывал — ни в диспетчерской, ни коллегам. Только мне. Полиция так смешно ведет себя. Я-то не боюсь. Сегодня, после работы, поеду туда, где живет этот парень. Друг описал мне его. Я найду его. А потом позову полицию! Должны же они что-нибудь делать!
— Диспетчерская, по крайней мере, передала в полицию номер грузовика? — спросила Эдит.
— Да, конечно.
— Ну и?
— Ну и ничего. Я говорю, полиция смешная.
— Как зовут вашего друга?
— Этого я вам тоже не могу сказать. Честно, не могу! Он от страха еле живой. Он ничего не сделает, точно ничего. А я… сегодня вечером… Ну вот и приехали. Я буду ждать там же, где в прошлый раз, хорошо?
— Хорошо. Мой друг приедет за мной. Он сядет в ваше такси, если я еще буду у господина Маннера…
21
— …и будет ждать меня, сказала я господину Иванову, — закончила свой рассказ Эдит Херваг. Она рассказывала это уже второй раз, теперь в комнате дежурного врача. Самого врача не было. Зато были два человека из MAD, комиссар из комиссии по убийствам и два сотрудника уголовной полиции, один из которых стенографировал. Сначала Эдит о своем разговоре с Ивановым рассказала мне одному — в общей неразберихе, возникшей после приезда комиссии по убийствам, уголовной полиции и криминалистов. Я натолкнулся на нее перед стеклянной дверью. Вильке все время названивал по телефону и не обращал на нас никакого внимания. К счастью, Эдит быстро преодолела шок от смерти Иванова, только ужасно боялась и лепетала:
— По телефону… вчера ночью… этот голос… Он сказал: Конни умрет, если что-нибудь скажет… Он ничего не сказал… хотя номер грузовика он, наверное, тоже знает… и кое-что другое… А этот русский заговорил… И они убили русского…
— Какая приятная неожиданность, господин Роланд! — раздался за моей спиной мужской голос. Я обернулся. Передо мной стояли господа Кляйн и Рогге из ведомства по охране конституции, неслышно подошедшие по коридору.
— Взаимно, — произнес я. — Как я рад вас снова видеть!
— Мы на эту работу не напрашивались. Нам ее поручили, — произнес Кляйн.
— Вы обнаружили убийство? — спросил Рогге.
— Вам же это прекрасно известно, — заметил я.
Из лифта вышли несколько мужчин и направились прямо к нам. Это были сотрудники уголовной полиции и комиссар, возглавлявший комиссию по убийствам. Мы поздоровались.
— В наше распоряжение предоставлен кабинет дежурного врача, — сказал комиссар, пожилой мужчина с грустными глазами. — Я должен допросить вас, в соответствии с процедурой, фройляйн Херваг, и вас, господин Роланд. По очереди. Может быть, вы посидите в коридоре, пока мы не закончим с фройляйн Херваг?
— Я уже рассказала господину Роланду все, что знаю, — сказала Эдит. — Я была так рада, что Конни стало лучше… а теперь… теперь бедный русский мертв, только потому что он рассказал мне эту историю…
— Какую историю? — спросил грустный комиссар.
— Весьма странную, — вмешался я.
Комиссар злобно сверкнул на меня глазами.
Рогге произнес:
— Мы можем все спокойно пройти в комнату дежурного врача. Господин Роланд работает и над этим случаем. Мы не собираемся ничего скрывать от него. — «Ну-ну, не собираетесь», — подумал я. — Кроме того, вы же слышали, что фройляйн Херваг ему уже все рассказала.
Итак, мы прошли в узкий белый кабинет дежурного врача, в котором стояли кровать, шкаф, письменный стол и пара стульев, и тут Эдит рассказала свою историю во второй раз. Мужчины слушали молча. Я подошел к окну. Мы были очень высоко в этом громадном хирургическом корпусе, и между зданиями ортопедической клиники и администрации мне были видны кусочек Мартиништрассе и маленький парк на другой стороне. Под лучами фар многочисленных полицейских машин стояло такси Владимира Иванова. Туда-сюда сновали сотрудники полиции. Сверкали вспышки фоторепортеров. За ограждением толпились люди. Отсюда все выглядело игрушечным. Мне было видно, как они вытащили труп из машины, положили на носилки и вкатили в машину «скорой помощи», которая тут же отъехала. Цепочка полицейских была вынуждена сдерживать натиск толпы любопытных. «Столько людей, несмотря на сильный дождь. Да, это дело уже не замнешь, — проносилось у меня в голове. — Завтра все будет в газетах. Но что именно? Убит таксист. И что? А ничего…»
— Вы не знаете, как зовут друга Иванова? — спросил комиссар, когда Эдит закончила свой рассказ.
— Нет! Я же говорю, он не хотел называть фамилию! Что это за адрес, Ниндорфер-штрассе, 333? Что это за вилла в парке? Кто там живет?
Рогге с Кляйном и Вильке устремили взгляды на меня. Толстые стекла очков Рогге поблескивали. Взгляды были однозначными. Если я сейчас скажу, кто там проживает и что это за вилла, моя игра проиграна. Господа позаботятся о том, чтобы я мгновенно покинул Гамбург. Это не входило в мои планы. Ни в коем случае.
— Мы этого не знаем, фройляйн Херваг, — произнес грустный комиссар с каменным лицом. — Разумеется, мы это незамедлительно установим, да, незамедлительно… — Он умолк, прикусив губу.
— А вы, Вальтер?
— Понятия не имею, — сказал я. Что мне еще оставалось?
— При сложившихся обстоятельствах я полагаю необходимым взять под защиту и фройляйн Херваг — на время, — сказал Кляйн. — Для нее сейчас слишком опасно оставаться одной в квартире.
— Палата около господина Маннера свободна, — сообщил первый сотрудник контрразведки. — Фройляйн Херваг могла бы там переночевать и вообще пожить, пока вопрос не решен и существует опасность. И практически она все время будет рядом с женихом. Хотите?
— Да, — произнесла Эдит, которую бил озноб.
— Тогда полицейская машина отвезет вас сейчас на Адольфштрассе, чтобы вы могли собрать необходимые вещи, и тут же привезет обратно, — сказал Кляйн. — Вы не возражаете, господин комиссар?
Тот только кивнул, продолжая покусывать свою губу.
— Все так жутко… так странно… — Эдит по очереди посмотрела на нас. Все ответили ей безучастными взглядами. — Вы не можете мне сказать, что здесь происходит? Никто не может?
— В данный момент никто, — ответил Рогге.
— Этот друг Иванова сообщил вчера в диспетчерскую таксопарка номер грузовика. Они хотя бы передали номер в полицию?
— Разумеется, — ответил комиссар.
— И что?
— Нам не удалось найти грузовик. Кто же мог предполагать, что он на дне Крупундер Зее?
— Да, — заметил я, — этого действительно никто не мог предполагать.
Затем возникла пауза, и все присутствующие мужчины уставились на меня. Я понял, еще одно наглое замечание — и моя работа здесь закончена.
— Мы уже можем отправиться к вам, фройляйн? — спросил сотрудник, который стенографировал.
Эдит вздрогнула.
— Да, конечно… А может…
— Что?
— Может со мной поехать господин Роланд?
— Не возражаю, — ответил комиссар, после того, как взглянул на Кляйна и тот кивнул в ответ.
Я взглянул на свои часы. Было 19 часов 11 минут. Если там, на Ниндорфер-штрассе, все шло по плану, Берти должен был уже следовать в «рекорде» за Билкой, его невестой, Михельсеном и еще бог весть за кем в аэропорт. Уже какое-то время. «Лишь бы все было в порядке», — подумал я и беззвучно выругался, потому что, если что-то не так, Берти позвонил бы уже в «Клуб 88», и кельнер Жюль должен был разыскать меня, чтобы все это передать. Да, это был явный перебор. Не мог же я позвонить в «Метрополь» и попросить соединить меня с Жюлем. И я не мог отказаться выполнить желание Эдит, находившейся на грани истерики, если не хотел спровоцировать еще один ее срыв.
— Конечно, я поеду с тобой, Эдит, — произнес я.
В дверь постучали, и вошел сотрудник уголовной полиции. Он молча положил в руку комиссару что-то, похожее на большую пуговицу.
— Где вы это нашли? — спросил комиссар.
— Под приборным щитком. Приклеено. Прямо около рулевой колонки такси.
— Тогда все ясно, — произнес Кляйн.
— Что это? — спросила Эдит.
— Жучок.
— Что?
— Мы это так называем, — пояснил Кляйн. — Крошечный передатчик с микрофоном. Дальность действия от тысячи до двух тысяч метров. В машине, которая, несомненно, все время незаметно следовала за Ивановым, к этому передатчику был приемник.
— Вы хотите сказать… — Эдит тяжело вздохнула, — вы хотите сказать, что тот, кто сидел в этой машине, слышал все, что мне рассказал Иванов?
— Да, именно это я и хочу сказать, — ответил Кляйн.
— И поэтому Иванов сейчас мертв, — проговорил комиссар и меланхолично посмотрел в окно, по темному стеклу которого, словно слезы, стекали сверкающие дождевые капли.
ВЕРСТКА
1
— Бон суар, месье, — произнес старший кельнер по этажу Жюль Кассен. Он постучал, и я открыл дверь люкса. В руках он держал серебряный поднос, на котором стояли две бутылки содовой, серебряный термос с кубиками льда, бутылка «Чивас» и стаканы.
— Добрый вечер, господин Жюль, — поздоровался я, пропуская его. В салоне горели торшеры и бра. Радио в маленькой тумбочке как раз передавало из бара музыкальную тему из фильма «Апартаменты». Я вернулся в «Метрополь» полчаса назад. Сейчас было 20 часов 20 минут.
— Ну? — спросил я.
— Как здоровье молодой дамы? Все в порядке? — поинтересовался Жюль.
— Все нормально. Переодевается к ужину. Я ее уговорил.
Сам я тоже переоделся, когда пришел, проделав это в ванной. Теперь на мне был темно-синий костюм, белая рубашка и узкая бабочка в красно-синюю полоску.
— Как хорошо, — заметил Жюль. — А как ее настроение?
— Получше. — Так оно и было на самом деле. Ирина встретила меня спокойно, даже с улыбкой. Ее истерика, похоже, прошла. Чтобы избежать дальнейших сцен, я соврал ей и сказал, что мы с Берти еще не нашли Билку, а всего лишь напали на его след, по которому сейчас идет Берти, поэтому его и нет. Он приедет попозже. Потом мне все равно придется сказать Ирине правду. Но позже, не сейчас. Я устал. Смерть Иванова и мои усилия доставить Эдит в целости и сохранности домой и обратно в больницу стоили мне изрядного нервного напряжения. «Это скоро пройдет, нужно только выпить», — сказал я себе. Я сделал крепкий коктейль для себя и второй, послабее, для Ирины.