С нетерпением жду свидания с вами. Господь благословляет меня не по делам моим, а по неизреченному милосердию; благословит и свиданием с вами, и да хранит вас на радость мою и друг друга.
Прилагаю приказ, отданный мною по полку, при вступлении моем в командование.
Посвящая все свободное время чтению и изучению Кавказа в топографическом и стратегическом отношении, Диомид уже тогда набрасывал croquis[132] своего проекта о покорении Кавказа, занимался хозяйством и не отказывался от общества; каждый день к нему на обед собиралось много посетителей; он был приветлив, владел речью, говорил с увлечением. Лицемерить не умел, даже с высшим начальством говорил смело, прямо, открыто, как понимал дело и каждого. Это многих вооружало против него.
В 1844 году возмутились Авария и Акуша и стремились увлечь за собой Мехтулу и Шамхальство{16}. Ввиду таких важных обстоятельств составлен был авангардный отряд, командование которым поручено было Диомиду Васильевичу.
Отряд этот составляли: три батальона Апшеронского полка; четыреста человек казаков 38 донского казачьего полка при шести горных единорогах.
Выступая в этот поход, Пассек отдал отряду следующий приказ:
«Товарищи, пора собираться в поход! Осмотрите замки, отточите штыки, поучитесь колоть наповал! Наблюдайте всегда и везде тишину; наблюдайте порядок и строй. В деле дружно идти, в деле меньше стрелять — пусть стреляют стрелки, а колонны идут и молчат; по стрельбе отличу, кто сробел и кто нет; робким стыд, храбрым слава и честь! Без стрельбы грозен строй, — пусть стреляют враги, подходите в упор и тогда уж „ура“, а с „ура“ на штыки и колите, губите врага, что возьмете штыком, то вам царь на разживу дает. Грозны будете вы, страшны будете вы татарве, нечестивым врагам. Осенитесь крестом, помолитесь Христу и готовьтесь на славу, на бой»[133]{17}.
Прибывши в акушинские владения, маленький лагерь занял центральную позицию между селениями Кака-Шурой, большим Дженгутаем, Параулом и Гилли. Неприятель занимал сильную местность — Кадар. Вскоре заметили среди неприятеля особенное одушевление и увидали, что к нему прибывают сильные подкрепления. Мюриды спускались с лесистых гор в селение Кака-Шуру.
Пассек донес начальнику дагестанского отряда, генерал-адъютанту Медему, что неприятель усилился; ему выслан был в подкрепление из Темир-Хан-Шуры 1-й батальон Житомирского полка. Не имея положительных сведений ни о количестве, ни о намерениях неприятеля, Диомид Васильевич, чтобы определить его силы и уяснить намерения, отправился с казаками в Гилли. Встретившиеся им по пути мюриды отступили и заняли как те, так и другие высоты, разделенные глубокою ложбиной{18}.
Вслед за тем Вранкен[134] получил приказ немедленно выступить из лагеря с полубатальоном и батальоном Житомирского полка, оставивши одну роту при тяжестях, трем ротам спешить на соединение. По приближении пехоты Пассек построил казаков лавами и ударил на неприятеля. Казаки вогнали мюридов в Кака-Шуру, там скрыта была у них артиллерия. Горцы открыли по казакам огонь, а из селения и из леса высыпали тысячи стрелков и показались массы пехоты. Диомид Васильевич приказал Вранкену принять казаков и стать на правом фланге избранной им позиции, левый заняли житомирцы, центром командовал известный в Дагестане своей храбростию штабс-капитан Павлов.
Меткий картечный огонь не допустил горцев кинуться в шашки. Между тем толпы их пехоты все больше и больше густели и уже охватывали русских с трех сторон, а кавалерия их пошла в обход. Уже значки неприятеля двигались к нашим все ближе и ближе, уже блестели шашки и кинжалы, и порывы одушевления горцев едва сдерживались стойкостию наших солдат. В тридцати шагах горцы остановились и открыли убийственный ружейный огонь. Пассек приказал не выносить раненых, а чтобы сберечь людей и дать им отдых, велел всем, исключая стрелков и их резервов, прилечь.
И вот 1400 человек должны были вступить в битву с 27 500 человек неприятеля, которыми командовали шесть известных наибов; но этими 1400 командовал Пассек.
Кругом прилежащие высоты были покрыты жителями окрестных селений, готовыми при первой нашей неудаче опрокинуться на нас. Все видели, что неизбежно умереть, но Диомид Васильевич весело объезжал ряды, шутил с солдатами и не терял надежды. Солдаты в него верили.
Видя, что против левого фланга мюриды многочисленнее и отважнее, Пассек, в то время как подошли житомирцы, приказал артиллерии штабс-капитану Лагоде, с правого фланга, скрытно перекатить единорог через высокую кукурузу на левый фланг и, когда будет подан условленный сигнал, дать сколько возможно больше залпов. Сам же, чтобы отвлечь внимание неприятеля от этого маневра, подскакал к остаткам казаков и спросил, могут ли они еще раз сделать атаку. «Почему нет, ваше превосходительство», — отвечали казаки и ринулись в бой. Лагода превосходно исполнил поручение. Он незаметно, под дулами неприятельских винтовок перекатил орудие туда, где сосредоточивались главные силы неприятеля, сделал нежданный залп и осыпал картечью ряды разноцветных значков, развевавшихся по гребню хребта. Озадаченные горцы смутились; Диомид Васильевич, пользуясь этим мгновением, на которое он и рассчитывал, не давши опомниться горцам, крикнул: «Татарва бежит!» — и скомандовал: «Кто апшеронец, за мной, ура!» Солдаты вскочили и ударили в штыки. В это время Лагода успел еще раз пустить картечью.
Передние ряды горцев поколебались, задние напирали на передних и образовалась одна волнующаяся масса. Казаки, пехота, горцы, пики, шашки, штыки, кинжалы — все перемешалось. Горцы стали отступать, вначале медленно, но страшный натиск наших обратил их в бегство.
Поражение было полное. Горцев гнали, топтали конями и втоптали в Кака-Шуру. Пассек велел ударить отбой. Лицо его сияло радостью победы. Во время битвы он всюду летал на своем известном Карабахе, зорко следил за ходом дела и наблюдал, чтобы все направлялось к одной цели.
Поле битвы было покрыто трупами; горы ковров, оружия и больше двадцати значков были трофеями этого знаменитого на Кавказе дела.
После битвы, объезжая поле сражения, Диомид утешал раненых и облегчал их страдания. В числе раненых лежал Вранкен. С трудом приподнявшись от земли, он обратился к Пассеку и едва слышным голосом сказал: «Прощай! умираю». По лицу Диомида катились слезы. Он склонился к нему с лошади и отвечал: «Если уже судил так бог, то мы похороним тебя, наш дорогой товарищ, на поле битвы, памятником тебе будет его слава»[135].
Жители ближайших селений, наблюдавшие с высот, поспешили поздравить наших с победою и извинялись, что не пошли на помощь. «Не нуждаемся в вашей помощи, — сухо отвечал Пассек, — но могу вас поздравить с тем, что не присоединились к неприятелю».
За эту экспедицию Диомид Васильевич сделан был командиром 2 бригады 20 пехотной дивизии и получил Владимира 3 степени. Он сдал Апшеронский полк и, простясь с своими любимыми апшеронцами, отправился к своей бригаде. Все жители Темир-Хан-Шуры прощались с ним с сожалением, дамы поднесли ему белое знамя, на котором был вышит золотой крест. Знамя это не оставляло его ни в одном сражении. Бригаду его составляли два полка, закаленные в боях: Куринский и Кабардинский. Первым из них командовал флигель-адъютант князь Александр Иванович Барятинский, в настоящее время наш знаменитый генерал-фельдмаршал, приобревший в истории кавказской войны блестящую славу. С именем его соединено покорение Кавказа. По взятии Гуниба ему лично сдался военнопленным грозный враг России — имам Шамиль{19}.
Князь Александр Иванович Барятинский — один из тех немногих, которые, стоя на высоте величия, всякому воздают должное и никогда не присвоивают себе никакой чужой заслуги.
Когда государь император производил в Чугуеве смотр войскам, в то время везли к нему с Кавказа Шамиля. Проезжая село Рогань, принадлежащее Помпею Васильевичу Пассек, он остановился там на почтовой станции. Помпей Васильевич встретил Шамиля и через находившегося переводчика объяснил ему, что он родной брат Диомида Васильевича и желает представиться славному владыке кавказских племен. Шамиль отвечал: «Очень рад видеть брата славного наиба Пассека, и хотя он был мой враг, но я не мог не уважать такого врага, и, быть может, не скоро бы провезли здесь Шамиля, если бы ваш брат не положил тому начало».
В 1845 году был назначен наместником Кавказа граф Михаил Семенович Воронцов. По его прибытии в Тифлис тотчас начались приготовления к походу на Дарго — резиденцию Шамиля. Этим походом думали положить конец его обаянию и могуществу{20}.
1845 года, 31 мая, армия в двадцать пять тысяч человек, под личным начальством графа, выступила из крепости Внезапной и Евгеньевского укрепления двумя отрядами, из которых одним командовал генерал Пассек. До Дарго было сделано семь переходов. 3 июня отряды соединились и после четырехдневной стоянки, 7-го числа, в четвертом переходе, армия выступила и того же числа дошла до бывшего нашего укрепления Удачное, где и простояла до десятого числа, вблизи горы Анчи-Меер.
Гора эта находилась на нашем левом фланге и при дальнейшем движении вперед могла оставаться у нас во фланге и в тылу. Она занята была множеством горцев и представляла непроходимый амфитеатр природных завалов из скал, гору эту необходимо было взять.
Граф пригласил к себе Диомида Васильевича и спросил его, может ли он взять Анчи-Меер и сколько для этого, по его мнению, потребуется войска.
— Рота, много две, — отвечал Пассек.
— Уверены ли вы в этом?
— Совершенно; только мне надобно для этого охотников из моих полков.
На другое утро, при восходе солнца, гора была взята, и знамя Пассека развевалось на ее вершине. Граф был в восторге и тотчас же донес императору о геройском деле Диомида Васильевича. Монаршая милость за него пришла уже после его смерти