ь в Персию, чтоб он посеял Pyrethrum. Тогда в «Персидских ведомостях» были помещены прекрасные стихи, воспевавшие Ормуздову попечительность Камбиза.
Вся Персия плакала от умиления и, освободившись от блох, никогда не хотела никакого другого освобождения. Ей казалось этого довольно.
Вот как успокоительно действие порошка!
Недавно второй Камбиз — из Ревеля, К. И. Зонненберг, нашел потерянное сокровище.
Лет десять он усиливался взойти на утесы Кавказа, несколько раз срывался, падал с высоты 2800 футов, тонул, замерзал, таял от жара — но любовь к ближнему и высокая мысль эманципации все превозмогли, он набрал Pyrethrum — и, когда он сорвал первый цветок, тень молчаливого старца явилась на небе и благословила его.
Спешите к кондитеру Перу, там есть еще несколько картузов этой травы, посыпьте ее везде и скажите: «Теперь я свободен, и отныне да побледнеют враги мои!»
NB. Некоторые предосторожности необходимы при употреблении порошка. Один наш знакомый насыпал его по стенам и окнам и запер комнату; на другой день, представьте его удивление: он не мог найти No «Москвитянина», оставленный им по небрежности в той комнате.
Дня через три эта реклама явилась, кажется в «Инвалиде», потом была перепечатана в «Пчеле». Она привлекла к Перу множество покупателей. При порошке показывался и сам Карл Иванович, с золотистой накладкой на голове, обрызганный духами à la violette[29], теми самыми, которые Иван Алексеевич, желая огорчить его и поколебать его самодовольный вид, находил пахнувшими чем-то тяжелым, чем тела бальзамируют.
В кондитерской Пера Карл Иванович, приятно рисуясь и улыбаясь посетителям, сам отвешивал фунтами персидский порошок, и в короткое время распродал на значительную сумму весь находившийся у него большой запас «эмансипирующего растения».
Глава 31. Александр Лаврентьевич Витберг,строитель храма Христа Спасителя в Москве(род. 1787, ум. 1855)
Не здание хотел он воздвигнуть, а молитву богу{1}.
Шведский дворянин Лаврентий Самойлович Витберг в 1779 году с женой своей выехал из Швеции в Россию и поселился в Ревеле. Спустя несколько времени, он переехал в Петербург, где 15 января 1787 года у него родился сын Карл, впоследствии знаменитый художник Александр Витберг. Рожденный в протестантской религии, он получил первое религиозное направление от своего отца, а тот, в свою очередь, заимствовал его от своего родителя, человека глубоко религиозного и строго нравственной жизни. Все это отразилось в жизни и Александра Лаврентьевича. На религиозное настроение его деда имел большое влияние следующий случай. У него была дуэль, на которой он убил своего противника. Под впечатлением чувства раскаяния в нем росла духовная жизнь и укрепилась еще больше раз явившимся ему видением: однажды ночью он был пробужден звуками восхитительной музыки; желая увериться, что это не сон, он открыл глаза и был поражен необыкновенным светом, распространенным в комнате. привстал{2}, сел на кровать и увидал у себя на коленях раскрытую книгу; он стал читать ее и в конце второй страницы прочитал на шведском языке следующие стихи, которые его потом перевел на немецкий язык:
Bleib nun fest und glaub an Gott,
Halt dich an sein heiligen Gebot;
Ich will dich in Freuden führen
Um dein Gebet in Gnaden hören.[30]
Когда он хотел перевернуть лист — все исчезло. Можно понять, в каком духе он воспитывал сына. Сверх всего, шведы, спокойные, твердые, с достоинством, по природе своей наклонны к религиозности и таинственному.
В Петербурге Александра Лаврентьевича определили в горный корпус, где, по слабому здоровью, он не мог продолжать своих занятий и был взят домой. Когда же поправился, его поместили в Анненскую школу{3}, где впервые проявился в нем талант к живописи. Родители, готовили его в медики; к медицине он чувствовал отвращение и сознавал, что призвание его — изящные искусства. Он объявил это отцу, отец не препятствовал его склонности и предоставил ему полную волю. Молодой Витберг поступил в Академию художеств. Граф Строганов, бывший тогда президентом Академии художеств{4}, узнавши о талантливости Витберга, доставил ему возможность быть принятым в Академию на казенный счет. Он поступил в четвертый возраст, по исторической живописи и на все ежемесячные экзамены представлял эскизы на задаваемые темы так успешно, что получил за них несколько наград. За рисунки с натуры ему дана была первая серебряная медаль; за картину «Три отрока» (из библии) — большая золотая, аттестат 1 степени, чин 14 класса и был оставлен при Академии пенсионером с правом на путешествие за границу. За картину «Русская правда» ему дана была медаль золотая. В 1809 году Академия художеств присудила ему большую золотую медаль за картину «Андромаха оплакивает Гектора» и назначила помощником к профессору Угрюмову для обучения воспитанников натурного класса Академии{5}.
В это время Александр Лаврентьевич случайно приобрел расположение известного мистика, конференц-секретаря Академии художеств Лабзина.
Воспитанники Академии, с разрешения президента, устроили театр. В пьесе Коцебу «Сын любви» Лабзин был так восхищен игрой Витберга, что пригласил его участвовать в театре одного из своих друзей; это их сблизило, и он стал чаще и чаще бывать на христианских беседах умного, пылкого издателя «Сионского вестника», переводчика религиозных сочинений Штиллинга, Эккартсгаузена и многих других в этом роде. Обладая широким взглядом и даром слова, Лабзин одушевлял беседы и сильно действовал на религиозное настроение молодого человека. К сожалению, несмотря на ум и добродушие Лабзина, излишнее самолюбие делало его иногда тяжелым, раздражительным и резким до того, что раз при президенте Оленине несдержанность навлекла на него гнев государя.
В одном из общих собраний Академии, президент предложил выбаллотировать в почетные члены-любители Академии — Аракчеева, Гурьева и Кочубея. На вопрос конференц-секретаря, что отличного в этих лицах и чем они могут быть полезны Академии и искусствам, представил на вид, что по положению только такие баллотируются в почетные члены, которые имеют или музеи, или известны особенной любовью к искусствам. Президент отвечал, что это люди близкие к государю.
— А когда так, то всех ближе к государю Илья кучер, да и сидит к его величеству спиной.
Президент, мимо министра просвещения, донес чрез Аракчеева об этом государю, пользуясь случаем избавиться Лабзина.
Лабзина удалили в Симбирск. Он не мог перенести ссылки, впал в чахотку и вскоре умер{6}.
Через Лабзина Александр Лаврентьевич познакомился с Державиным, с которым Лабзин был так близок, что держал корректуру его стихотворений и в обществе «Русского слова»{7} читал за него его сочинения. Витберг был хорошо принят Державиным, нередко посещал его и нарисовал две виньетки к его лирическим сочинениям. Дом поэта находился на Фонтанке, у Обухова моста, внутри был изящно расположен, снаружи в колоннадах. Прием у Державина был чрезвычайно приветлив, разговор одушевлен. Поэт почти всех посетителей принимал в теплом халате, как ходил дома, и постоянно держал за пазухой маленькую собачку.
Детей у Лабзина не было, а была сирота воспитанница Софья, которую он и жена его желали выдать за человека богатого, но таких женихов не являлось. Когда Витберг стал бывать у них в доме, Софье было четырнадцать лет, она ему понравилась. Чтобы поближе узнать характер этой девушки, он предложил давать ей уроки рисования; это принято было с благодарностью. По-видимому, Лабзин и жена его имели на Витберга виды относительно Софьи.
В это же время богатый помещик Артемьев привези в Петербург своего сына для помещения на службу вверил его Лабзину. Вскоре Витберг заметил, что у Лабзина родился план женить Артемьева на своей воспитаннице, несмотря на строптивый, тяжелый характер этого молодого человека. Богатство давало ему преимущество над Витбергом, которого также не теряли из вида; это оскорбило Александра Лаврентьевича, и он отклонился от Софьи. Когда же в 1809 году приехало к Петербург семейство Артемьевых, то и совсем охладел к ней. Меньшая дочь Артемьевых Елизавета Васильевна сделала на него сильное впечатление и сама увлеклась им. Они объяснились во взаимных чувствах, но решили до времени хранить это в тайне. Зная гордость ее родителей, они боялись затруднений и неприятностей, несмотря на то, что те были хорошо расположены к Витбергу и по отъезде вступили с ним в переписку.
Во время войны переписка их прервалась. Поместье Артемьевых находилось на смоленской дороге и было занято неприятелем. Сами они бежали в Нижний-Новгород. Когда молодой Артемьев, получивши чин коллежского асессора, вышел в отставку и собрался в деревню к отцу, то, уезжая, открылся Лабзину в любви к его воспитаннице и просил руки ее. Ему дали согласие с великой радостью. Ко всеобщему удивлению, по приезде в семейство, Артемьев с первой же почтой писал Лабзину, что он отказывается от руки Софьи и даже от переписки и знакомства с ним. Лабзин оставил это дело с презрением. Виды его снова обратились на Витберга, на новую привязанность которого он смотрел с неудовольствием и старался отклонить его от нее. По-видимому, это было поводом к их внутреннему разрыву.
Между тем, по окончании войны, 1812 года 25 декабря император Александр благословенный в Вильне издал манифест, в котором возвещал своему народу, что он желает воздвигнуть храм во имя Христа Спасителя, как памятник славы России, как молитву и благодарение искупителю рода человеческого за искупление России.
Государь хотел храмом возблагодарить бога и ему отдать свои победы.
Конкурс о храме Спасителя был напечатан и заявлен даже за границей. А. Л. Витберг был восхищен идеей, посвящения храма Спасителю. Идея новая, обширная! Храм Христу — это храм христианству, храм — человечеству. Художник как бы читал в душе государя, и в нем родилось пламенное желание, чтобы храм этот, удовлетворяя требованию царя, был бы достоин и народа; он хотел, чтобы храм во имя Христа был величествен и колоссален, чтобы он перевесил славу храма Петра в Риме, чтобы каждый камень его и все вместе были не произвольными формами архитектуры, не мертвой массой камней, но выразили бы собою духовную идею живого храма божия — человека: по телу, душе и духу, следуя изречению Христа: «Не ведаете бо, что храм божий есте, и дух святой в вас обитает». Сверх всего, он хотел, чтобы, независимо от главной идеи, храм Спасителю был и памятником доблестных подвигов из истории своего времени.