Одни из писателей видят в этих пещерах жилища первобытных людей, другие — укрепления, а в одиноких — ведеты. Местные жители относят их ко времени какого-то потопа, а о железных кольцах, вбитых в скалы, говорят, что к ним привязывали корабли, пристававшие к берегу.
Мне кажется, — замечает Вадим, — эти пещеры относятся к первым векам христианства и иссечены греческими выходцами, а если и другим народом, то, во всяком случае, по религиозной мысли. В них видны признаки духовных общин. Они явно уцелели в Инкермене, Черкес-Кермене, Качи-Кальене, на месте нынешнего Успенского монастыря, в Демерджи, Чатырдаге и других местах и все, вероятно, были в связи между собою. В иных уцелели остатки церквей, а Успенский монастырь и до сих пор сохранил свое религиозное значение». В подтверждение этой мысли Вадим указывает на кресты, высеченные на стенах пещер, на группу камней, на Демерджи, которую и теперь называют монахами, следы жилья в пещерах: комнаты грубой работы, переходы, лестницы, стулья, столы и нигде нет следов укреплений; в Мангупе, Балаклаве и проч., явные остатки укреплений, а пещер очень мало. Впоследствии пещеры, быть может, служили убежищем притесненных, загнанных в горы племен.
«День склонялся к вечеру, когда мы приехали в Каралес. Утомленные верховой ездой и жаром, рады были отдохнуть. Подъезжая к дому Адильбея, мечтали о мягких диванах, шербете и трубках анатольского табаку. Адильбей был у себя и сидел во дворе под наметом на широкой лавке, устланной коврами, поджавши ноги, пуская клубы дыма. Он служил в военной службе, бился против французов, гнал их за границу, а теперь отдыхал в своем живописном Каралесе. У него хороший европейский дом, под окнами бьет и течет горный ручей, в котором Адильбей ловит форелей и угощает ими гостей. Немного дальше шумят мельничные колеса. На удобренной земле он садит табак и сеет хлеб. Сквозь высокие, стройные тополи, около которых играл его сын, миловидный ребенок в черкесском платье, видны долины, скалы, горы, куда обладатель их ездит на охоту за лисицами, зайцами, волками, дикими козами. На взгорье красуется мечеть, от которой наш поэт Жуковский любовался окрестными видами. У Адильбея много деревень, кроме Каралеса, ему принадлежит и гора Мангуп с развалинами древних укреплений. Нас приняли ласково, мы разговорились о житье-бытье, Каралесе, Мангупе и проч., Ъыпили по стакану ключевой воды и отправились в Черкес-Керменские пещеры и ущелья.
В Черкес-Кермене застал нас поздний вечер. По улицам из сплошного камня бродили татары и скот; в огромных пещерах кочевали цыгане и горели огни.
Мы с товарищем ехали молча, задумавшись, глубоким ущельем, среди утесов, над которыми виднелась только узкая полоса неба. Иногда мелькала женщина, закутанная в белом покрывале, или верховой ездок в бурке и черной меховой шапке, то встречались группы татар, то цыгане в пещерах. Другая природа, другие люди окружали нас, — как было не задуматься, особенно в Черкес-Кермене, где природа бедна и грозна, где каждый звук, каждый шаг лошади рассыпается звонким эхом по ущелию и пещерам, где памятники переступают за грань истории и преданий.
Адильбей пригласил нас ночевать у него, если не вздумаем остаться в Черкес-Кермене. Нам отвели просторную гостиную, на мягких диванах постлали прекрасные одеяла и мягкие подушки. Подали белые прозрачные соты, свежее масло, сыр, сливки, трубки и даже чай. Не знаю, как я успел набросать заметки в мою записную книжку, не помню, как заснул; знаю только, что едва занялся свет, наш проводник, Амет, тянет с меня одеяло: поедим, бояр! Гайда!
Кто не был в горах с рассветом дня, тот пусть спешит полюбоваться в них и с них миром божиим.
Отъехавши версты три от Каралеса, мы вдались в глубокий лог, по которому шли табачные плантации, повыше их сады и хлебные посевы, огороженные плетнем, обвитым белыми большими цветами, похожими на колокольчики. На крутом мысе, у подножия Мангупа, бьет ключ, и вода по желобам струится в деревню. Тут мы остановились перед Мангупом. Мангуп, окруженный со всех сторон цепями гор и холмов, стоит одиноко в долине. Вершина его, подобно Чатырдагу, образует широкую площадь, увенчанную отвесными скалами, поросшими бедными деревьями и зеленью. По скатам Мангупа темнеют леса и зеленеют полянки. Три глубокие лога врезались в Мангупскую гору и образовали четыре мыса.
В средине второго лога стена древней крепости, высокие башни и развалины. У подножия Мангупа — татарская деревня.
В деревне мы взяли в провожатые мальчика. Он шел впереди нас так быстро, что лошади едва успевали следовать за ним. Тропинка вела к широкому логу до верха горы, среди лога полуразрушенная передовая стена крепости и обвалившиеся башни. Слева пещеры с лестницами, дверями, окнами, отененные лозами винограда. За стеною надгробные памятники караимов, на них сохранились еще письмена. С вершины Мангупа открылись селения, за тридцать верст Севастополь, море, над всем лазурное небо и легкие облака. На вершине мы встретили столетнего старика с дочерью и малюткой внуком. Там у него шалаш и огород. Близ шалаша ключ воды и остатки башни. Недалеко оттуда следы еврейской церкви, обломки стен греческого монастыря, внутри его следы живописи. На западе от церкви идут крепостные стены с шестью башнями. Вблизи стен широкие пещеры, в одной бьет ключ воды; там мы отдохнули и отправились к замку. В замок ведут ворота в стене из камня, толщиною в три аршина. По огромным окнам дома видно, что дом был двухэтажный; косяки окон были украшены изображениями в готическом роде; другие стены в развалинах, под ними входы, коридорцы, из них выход на стену, примыкающую к дому. Стена налево вдруг обрывается над утесом, внизу которого вершины гор, долины, холмы, море и едва белеет Севастополь.
В этом доме татарские ханы заключали наших посланников.
Кому же принадлежала эта крепость? Какой народ иссекал пещеры и целые здания в глубине скал? Кто, спасая жизнь или оберегая страну, жил в этой поднебесной пустыне?
Тут остались памятники разных народов.
Кем же из этих народов основан Мангуп-Кале? Конечно, не татарами. Татары вошли в Крым около половины XIII столетия, а на караимских надгробных памятниках отыскана надпись — еврейскими буквами — 1274 года. Караимы никогда не были владельцами Крыма, в их преданиях нет и намека, чтобы они основывали в Крыму крепость. Можно предположить, что это был народ, исповедующий закон Моисея; а еврейского ли он племени или смешался с другими племенами — трудно решить. Известно, что хазары были еврейского исповедания, вероятно караимского, и живут в своих потомках в Чуфут-Кале.
Крепость эта не могла быть и делом генуэзцев, она основана в 1274 году, а первое генуэзское поселение в Крыму — Феодосия — было в 1266 году. Генуэзцам, народу торговому, надобны были гавани, а не крепости, до основания которых не допустили бы и татары, жалевшие об уступке Феодосии.
Готфия перешла в руки генуэзцев в конце XIV столетия уже с готовыми городами и крепостями.
До XIII века владели в Крыму половцы, печенеги, хазары, но крепостей не строили, устранялись городов и только брали дань со всего, чему оставляли жизнь.
Ранее этих народов господствовали в Крыму угры, гунны, готфы, а в отдаленные времена кимериане.
Во все это время, начиная за пятьсот лет до рождества Христова, в Крыму имели свои поселения греки и удержали их до позднейших времен».
По мнению Вадима, греки основали в приморских местах города: Пантикапею — нынешнюю Керчь, древний Херсонес, или Севастополь, Феодосию, или Кафу, Алушту, Символон, Юрзуф и другие, в числе их и Мангуп. Это тем вероятнее, что все народы, жившие в горах Крыма, зависели от греков, а впоследствии греки платили дань со всех этих мест кочевым властителям Крыма.
«Большая часть писателей построение Мангупа приписывают готфам, другие относят к временам чуть не баснословным.
Кладка стен Мангупа и размер плит почти тот же, что и в древнем Херсонесе. Броневский застал еще уцелевшими греческие надписи и много мрамора, а на стенах изображения греческих царей.
Ход исторических происшествий, образ жизни владевших в Крыму народов, остатки памятников — все доказывает, что Мангупская крепость основана греками, которые с своими союзниками готфами составляли главную массу населения Крыма до завоевания его турками.
По многим памятникам видно, что в одно время с греками жили в Крыму караимы — народ еврейского племени. Татары начали селиться в XV столетии и долго удовлетворялись данью с греческих городов. Когда турки покорили Крым, Мангуп пал и запустел.
Теперь владелец Мангупа разбирает остатки развалин и перевозит их для домашних построек в свой Каралес».
«Дорога из Мангупа круто сбегает над нависшими утесами и с каждым шагом становится грознее… Приближаясь к Байдарам, едва спустишься с одной горы, как поднимаешься на другую. Чтобы сократить путь, мы пробирались тропинками, с них на каждом шагу открывались скалы, верхи гор одни над другими и мрачная вершина Чатырдага. Чем ближе к Байдарам, тем природа роскошнее, леса тенистей и все до вершин обвито плетущимися травами. Спуск в долину удобен и не дольше часа.
Байдарская долина открывается точно чаша среди подоблачных гор, полная лесов, садов, деревень, полян. По долине вьется быстрый ручей, рассыпаны стада, мелькают пешеходы, слышны песни, веселый говор.
Дорога из Байдар к Мердвеню незаметно поднимается на Яйлу. По пути бьют ключи и шумят фонтаны. В огромных лесах — тень и приют, рад ехать шаг за шагом, спокойно колыхаясь в мягком седле. И вдруг — Мердвень.
Рука невольно затянула поводья… лошадь стала… Вы на хребте Яйлы; перед вами в расселине дорога на взморье. Сквозь зелень деревьев открываются виды все привлекательнее, все страшнее. Еще шаг вперед… бросьте поводья, взойдите на камни, заваливающие спуск. Налево ряды скал выглядывают одна из-за другой. По их трещинам растет кустарник. Направо скала, гладкая, как стена, а под отвесом одинокая приморская сосна простирает свои бедные ветви. Под ногами небольшая площадка — это часть южного берега, зеленеющего садами, там едва заметны среди руин две дачи. Далее — бесконечность моря, бесконечность неба, корабли, облака…